сестру выгнать их всех, и начать убираться, пока я буду бегать за
ароматизаторами и диффузорами для того, чтобы поскорее выветрить
этот ужасный запах.
Это была ещё одна моя ошибка в тот гадкий день. Я оставила её дома
одну. Когда я возвращалась к дому, то заметила машину родителей у
двери, они на моих глазах зашли в дом.
А я…Я не успела. Мне оставалось перейти дорогу, и я была бы там. Но я
не успела. Взрыв. Огонь. Крики. Мучительный лай собаки. Они не
смогли выбраться и сгорели заживо.
Как объяснили мне потом: кто-то уронил горящую спичку на пол. Вы
спросите, откуда взялся взрыв? Они назвали это—самоубийством. Газ
был включён.
Итак. Подведём итоги. Мне 12 лет. Моя сестра убила всю мою семью, но полиция назвала это умышленным самоубийством.
Меня отвезли к какой-то дальней тётке, но вскоре та отдала меня в
интернат. Я выросла, отучилась, пошла на работу журналистом, сняла
квартиру, завела собаку, дала ему ту же кличку, что была у моей той
первой.
Я жила не то, чтобы счастливо, но, знаете, очень даже хорошо. У меня
даже были друзья.
Хах, Были. Ну да, пока она их всех не убила. Так холоднокровно. На
моих глазах, как и тогда.
В тот день я вновь убедилась: она родилась, чтобы убить меня.
2.жизнь в тюрьме
За то время, пока я сижу в тюрьме, я вновь завела привычку вести
дневник. Я пишу сюда все свои мысли, описываю многие моменты из
жизни, пишу как прошёл мой день. Даже сейчас всё это я записываю в
свой дневник, чтобы потом люди нашли его и узнали как всё было на
самом деле.
Моя сестра презирала меня за то, что я записываю свои мысли, чувства
и эмоции в дневники. Она всегда мне говорила, что всё надо выражать
в разговорах, в ссорах, или даже в драках. Она осуждала меня, говоря, что нельзя держать все в себе или в каких-то блокнотах. Отчасти я с ней
согласна, но знаете, мне так удобней. В конце концов в моем окружении
нет людей, которым я могу доверить все свои мысли, особенно тут в
тюрьме. А дневники.. Это хоть как-то меня утешает и, даже немного, забавляет.
Это даёт мне надежду, что ещё не все потеряно, что всё ещё возможно
повлиять на конец этой истории.
Кстати о ней—об истории.
В тюрьме я нахожусь уже месяц. Ни то, чтобы я уже окончательно
адоптировалась, но знаете, всё не так уж и плохо.
Как я уже говорила, я сижу в колонии общего режима, но на строгих
условиях. Наверное, вам интересно, что же именно такого сделала моя
сестра, что я сижу в тюрьме в «строгих условиях». Но ведь если я сразу
вам расскажу самый сок ,то будет уже совсем не интересно читать
дальше. Так что, двигаемся по порядку.
Я сижу в одиночной камере. Посылок, звонков и свиданий у меня
конечно нет. Все потому, что у меня нету близких людей, которые могут
передать какие-то гостинцы или придти и встретится—поговорить…
–Эй! Ты там! Пора на прогулку!—Мои мысли прервал надзиратель.
Гулять мне можно где-то час: понятно, что на закрытой территории, во
дворе.
Я вышла на улицу и сразу уселась в углу двора на асфальт. Мне не
хотелось как-то выделяться, с кем-то общаться. Как вы уже догадались, за месяц в колонии друзьями я не обзавелась. Скорее
недоброжелателями. Впрочем, о них вы тоже скоро узнаете.
После прогулки у нас обед.
По четвергам нам подают жареную курицу с рисом.
–Эй! Тихоня! —Меня вдруг резко окликнула Верджи.—Ты чё там, опять
одна? Опять не с кем не делишься?! А?!
Верджи подошла ко мне со спины. Своей жирной потной рукой она
ткнула мне в плечо.
–Я тебя зову, чудачка! Ты чё глухая?!
Я не отзывалась, просто продолжала есть.
–Ты чё совсем берега попутала?! Думаешь, самая крутая здесь?!—Она
усмехнулась, после посмотрела на меня с ужасно мерзким выражением
лица, в котором читался азарт.—Не хочешь еду отдавать—значит сама
не поешь!!—Схватив мою тарелку с рисом, Верджи высыпала его мне на
голову.
Я резко встала с места и, повернувшись к ней лицом к лицу, плюнула в
глаз.
–Чертовка!– Окончательно взбесилась эта толстуха. Она схватила меня
за волосы и начала тянуть в бок. Я извернулась и дала ей в живот
коленом. Вдруг я почувствовала, что все сидящие вокруг теперь заняты
нашей дракой.
Просто для справки: я никогда не умела драться, к тому же, никогда не
имела желания. Мне всегда казалось это грязным и неподобающим
поведением для цивилизованного человека. Но на зоне.. Здесь всё
иначе. Тут нет той, привычной нам цивилизации. Тут борьба за
авторитет, борьба за еду, за телевизор, борьба за все, что здесь есть.
Здесь борьба за жизнь.
И каждый день я проигрывала её Верджи. Она была намного крупнее
меня. Она была здесь намного дольше чем я. В конце концов, она умела
драться, в отличии от меня.
Она резко схватила меня за руку и умудрилась вывернуть её таким
образом, что я рухнула на пол, не устояв на ногах. Вокруг озарился смех
и аплодисменты. Это было ужасное чувство поражения.
К нам подбежали надзиратели. Они резко подняли меня и повели на
кухню. Здесь таким образом наказывали—заставляли мыть посуду, или
полы, или ещё что-то вроде того.
Как вы уже поняли, Верджи была моим самым главным
недоброжелателем здесь, но несмотря на это, она ещё даже понятия не
имеет как мне помогла.
Меня поставили мыть посуду до самого вечера. Для меня это было
даже в лучшую сторону. Надзиратели уйдут на ужин, а я останусь одна, что просто идеально для выполнения одного из пунктов моего плана.
Как я и сказала, ближе к вечеру надзиратели ушли есть, а меня
оставили домывать остатки посуды, которой готовили. Как раз это мне
было и нужно. Когда мы едим, нам не дают приборов вроде ножей и
вилок, только ложки, и то иногда одноразовые. Это мне не подходило.
Но совершенно другое дело—посуда для готовки.
Я поймала момент, когда видеокамера была развёрнута к столовой.
Именно в эти несколько секунд мне удалось схватить большой
кухонный нож, который я отмыла минуту назад. Я аккуратно просунула
