Впрочем, знания подобного рода греки заимствовали у скифов, и особенно у хеттов, чей весьма серьёзный и неустаревающий трактат по искусству коневодства они использовали в течение многих столетий.
Любовь к лошади воспели древние поэты:
Туда, Артемида, царица приморья, где кони песчаные отмели топчут!
О, если б туда мне, в урочища Девы, – и если б коней фессалийских четвёрку…
Но настоящей ареной «конской» доблести стала война!
В те времена в Египте и Месопотамии, в Сирии и Малой Азии ударная военная сила заключалась в боевых колесницах, запряженных парами лошадей, которые несли боевой экипаж – возницу и лучника (копьеметателя). Из эпоса Гомера «Илиада» можно узнать, что греческие герои усвоили передовую тактику того времени, и тоже сражались на одноосных колесницах, в какие запрягались двойки лошадей.
Основной единицей лёгкой конницы в те времена считалась ила численностью в 200 всадников под командованием офицеров: иларха и четырех тетрархов, каждый из которых возглавлял тетрархию из 49 всадников.
Тактическим построением тетрархии служил введенный Филиппом II клин, во главе которого находился тетрарх, а по флангам и в середине замыкающей шеренги из 13 всадников – старшие всадники.
Каждый иларх имел в распоряжении трубача для передачи команд тетрархам, имел он под своим началом и гипперета – помощника в управлении илой.
Несколько ил, обычно две, три или четыре, объединялись в гиппархию под командованием гиппарха.
Царская ила, в рядах которой сражались гетайры – личные телохранители царя, отличалась двойной численностью воинского состава. Остальные семь ил пристраивались к царской иле, ежедневно меняя последовательность своего расположения.
Здесь важно то, что илы назывались по именам своих командиров-архиппосов, и каждая набиралась в своём, определенном районе Македонии.
Культ Посейдона и кадровая структура греческой конницы, любовь к лошади и серебряный лавровый венок на шлеме кавалерийского офицера-архиппоса образовали «конелюбивую» традицию имятворчества, и появлению со временем в обиходе греков среди прочих подобных нового, общедоступного личного имени – Архиппос!
Имя Архиппос («Господин конных»), образованное из воинского ранга и должности главного конюшего, со временем стало подлинным украшением греческого именослова.
В именослов российский имя Архиппос вошло в X-м столетии, и было озвучено как Архипп. За сотни и сотни лет употребления и ассимиляции в разговорном языке образовалась параллельная форма Архип. Последняя используется россиянами как самостоятельное и документальное имя и в наше время.
Особое распространение имя Архип получило в сердце России, и на её северных и западных окраинах.
Афана?сий
Это имя имеет греческое происхождение. Первородная форма имени ????????? (Атанасиос). В имени этом на первом плане присутствует буква «?», как знак противопоставления базовой основе, придающая ей обратный смысл.
Базовая основа в этом имени – выражение ??????? (танатос), буквально означающее: «смертный». Благодаря букве-противопоставлению на языке древних эллинов имя Атанасиос означает «несмертный», или в нашем понимании – «бессмертный».
Бессмертными в Древней Греции называли богов: Зевса – главу Олимпийского пантеона, Гею – богиню Земли, их небесных родичей и сторонников.
Но один из бессмертных богов носил имя Танатос. Мать его Никта, богиня ночи и темноты, породила кроме него Гипноса (Сон), Керу (Насильственную смерть), Мойр (богинь судьбы), Немезиду (Месть), Мороса («отвечавшего» за рок и внезапную смерть), Эриду (Раздор), Героса (Старость), и Харона, перевозчика умерших в царство мёртвых. Породила та плодовитая богиня и силы, скрывающие в себе тайны жизни и смерти, вызывающие дисгармоничность в мировом бытии, без которой, однако, немыслим ни сам мир, ни его конечная гармония.
Иногда в число детей Никты включали Гесперид, Мома – бога насмешек, Онира – бога вещих и лживых сновидений, и Апату – богиню обмана.
Но среди многочисленных детей Никты только Танатос занимал особенное место в верованиях греков. Этот грозный бог обладал железным сердцем, чуждым всякой жалости, и был ненавистен даже богам. Никто не смел нести ему дары и жертвы, ибо не любил он подношений и не нуждался в них. Изображался Танатос чаще всего крылатым юношей с погашенным факелом в руке, символом угасшей жизни. В религиозных представлениях считалось, что Танатос приходил к смертному, когда заканчивался отведенный тому мойрами срок жизни, срезал прядь волос, дабы посвятить их богу подземного мира Аиду, и затем уносил душу в его царство мертвых.
Могуч и грозен Танатос, однако не устоял он перед мощью Геракла, какой вступил в поединок с самим богом смерти, одолел и связал его, а затем потребовал в качестве выкупа за свободу вернуть к жизни Алкестиду, жену своего друга Адмета.
Оказался он бессильным и перед хитростью смертного Сизифа, когда тот умудрился заключить Танатоса в колодки, попросив показать, как пользоваться оковами; и богу смерти поневоле пришлось долгое время оставаться пленником в доме Сизифа.
О, какие времена наступили благодаря вероломной уловке корыстолюбивого Сизифа, царя Коринфа!..
В те дивные, но недолгие времена никто не мог умереть. От слова совсем.
Порядок вещей был нарушен, и тогда яростный бог войны Арес, возмущённый более всех отсутствием кровавых битв, нашел и освободил Танатоса, а коварного Сизифа связал и доставил в преисподнюю, где тот и был осуждён на вечный бесплодный труд – катить в гору постоянно срывающийся вниз камень.
К слову, отсюда, от этого мифологического представления о наказании нечестивца сложилось крылатое выражение о всяком бессмысленном деле – Сизифов труд!
Неподкупен Танатос, и никому не удавалось более избежать его мрачного визита. Кроме бессмертных богов, разумеется!
Люди, завидуя и подражая богам, всегда стремились познать и обрести бессмертие. По силам ли это человеку?
О, мысли о бессмертии могли бы заполнить океан надежд человеческих!
Дальний берег этого океана, какой способен видеть наш современник – это Египет.
Именно в египетской мифологии проявилось осознание смысла смерти, оформились идеи о связи живых и умерших, и представления о жизни после физической смерти. Да и саму жизнь египтяне объясняли только лишь этапом на пути к посмертному существованию. Потому эти ребята и увлекались строительством колоссальных пирамид, бальзамированием тел усопших, и очень серьёзно – тайными ритуалами и обрядами. Можно сказать, что подобные увлечения и образовали идеологию Египта, обеспечившую ему существование на протяжении 4000 лет!
Многие ли государства способны похвалиться таким долголетием?..
Впервые личное бессмертие было обещано людям в рамках культа Осириса. Ещё за 45 веков до нашей эры тайные религиозные знания обещали вечную жизнь каждому, кто мог оплатить труд бальзамировщиков, и, конечно, услуги жрецов. Изучивший сей пикантный вопрос грек Геродот так описал процесс перехода в посмертную жизнь.
«Сначала извлекают через ноздри железным крюком мозг. Удаляют его часть, другую же, неизвлекаемую часть растворяют снадобьями. Затем острым эфиопским камнем взрезают пах и очищают брюшную полость от внутренностей. Вычистив брюшную полость и промыв её пальмовым вином, мастера вновь очищают её особыми травами. Наконец, наполняют чрево чистой растёртой миррой, кассией и прочими благовониями, и прочно сшивают. После чего тело на 70 дней погружают в щёлок…».
Когда подготовленное по всем канонам тело обёртывали в белоснежные льняные ткани и обмазывали клейкой камедью, усопший «выходил» на конечный этап перехода в другой мир. А дабы не забыл путешественник по междумирью необходимых молитв Суду богов, его мумию снабжали пергаментным свитком «Книги мёртвых». В молитвах усопший доказывал свою чистоту. И если мог убедить беспристрастных судей в праведной жизни, Осирис даровал человеку благое посмертие, оно же бессмертие, и отправлял в местечко, какое мы в наших представлениях подразумеваем под словом рай. Если же претендент оказывался неубедительным, то сущность его поступала во власть вечно голодного Амата – льва с головой крокодила, и… тот исчезал безвозвратно.
Греки, когда наступило их время, повторили египетский опыт в своих мифах. Бессмертие толковалось как награда героям за совершенство и великие деяния. Геракла же приняли в боги наградой за его беспримерные подвиги? Приняли!..
Гесиод в эпических стихах так объяснил посмертную участь героев:
Многих в кровавых боях исполнение смерти покрыло;
Прочих к границам земли перенес громовержец Кронион,
Дав пропитание им и жилища отдельно от смертных.
Сердцем ни дум, ни заботы не зная, они безмятежно
Близ океанских пучин острова населяют блаженных.
Трижды в году хлебодарная почва героям счастливым
Сладостью равные мёду плоды в изобилье приносит.
Людям обычным, серым и скучным предоставлялась тесная могилка, а их безликие и бессильные души удостаивались лишь вечного призрачного шатания во тьме преисподней – подземного царства Аида. Мифическая преисподняя, по представлениям греков, находилась на далёком западе. И где-то очень и очень глубоко. Там почившие души и обитали. А чтобы не надумали скучные души покинуть гостеприимный Аид, врата царства мёртвых бдительно стерёг трёхголовый пес Цербер, щеголяя ошейником из шипящих змей. Войти можно, выйти – нет!
Люди веками упорно стремились избежать столь незаманчивой участи. Каково там, в подземном царстве Аида в действительности, люди лишь пессимистично предполагали.
И сказал Гомер устами стенающего в посмертье Ахилла:
…Лучше б хотел я живой, как подёнщик, работая в поле
Службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный
Нежели здесь над бездушными мёртвыми царствовать мёртвый!
Не пустынен Аид: грустные ивы плакучие и тополя серебристые ветвятся над полями синевато-бледного асфодела, цветом в цвет застывшего тела, лежащего на одре…
Суд облечённых там каждую ожидал душу. Оправданным подносили чашу воды забвения, и растворялась в памяти их земная жизнь. Души праведных отправлялись в блаженный элизиум, или елисейские поля. Туда, где царит вечная весна, ласкают взоры неувядающие яркие цветы в окружении деревьев сказочной красы. Мягкие и влажные ветры услаждают отдыхающие души, дивные яблони роняют на густые травы плоды свои, дарующие бессмертие.
Иным же, отягчённым деяниями без прощения, лежал путь к унылому берегу, к мучениям вечным. Заслуженным, прочем…
Ниже дымилась испарениями ужасная бездна, заполненная вечной тьмой, царство мрачного Тартара, где корни залегают земли и моря, где все концы и все начала. Тартар огорожен медной стеной в три ряда, и ночь окружает его. В Тартаре ж заточены древние чудовища, циклопы, низверженные титаны, величайшие грешники и оскорбители богов.
Ужасен Тартар! Мрачной бездны этой тюрьмы для худших из худших страшились даже бессмертные боги…
Греки в античный период своей истории попытались освободиться от прекрасной и ужасной картинки посмертного воздаяния, и рационально осмыслить понимание смерти и бессмертия. Светлые головы предлагали обществу разумное примирение человека со смертью. Но тут мнения великих умов разделились. Сократ и Платон убеждали всех забыть страх перед смертью, ибо душа всякого человека – бессмертна!
Величайший мыслитель древности Аристотель выражался весьма осторожно по этому поводу, чувствуя здесь соприкосновение религиозной философии с областью чистой веры. Он полагал, что наши растительные и чувственные способности погибают вместе с телом; та же божественная искорка, что зовётся нашим разумом, после физической кончины вознесётся и будет вечно гореть в наднебесном пламени, именуемом божеством.
Есть ли это бессмертие? Человек сам находит ответ на этот вопрос…
Умница Цицерон переосмыслил накопленное, и заявил, что все умершие живы на самом деле, и живут в посмертье той приятной жизнью, какая только и может заслуживать называться жизнью.
А сибаритствующие в своих поместьях Эпикур и Лукреций вольно освобождали всех желающих от страха смерти, и с ленцой поясняли, что душа погибает вместе с телом, и умирающий уже не способен воспринимать смерть как конец всего и пустоту. Чего ж тогда страшиться? От чего бежать, и чего искать?..
Были и другие освободители от страха перед неизвестностью. Так на теме смерти и поисков путей избегнуть её выстраивались целые философские системы. Никого не избавившие, впрочем, ни от смерти, ни от страха смерти.
Отодвинув на скамью неудачников предшествующих оппонентов, на историческую сцену выступили авраамические религии: христианство и ислам. Опираясь на общую системную базу иудаизма, эти учения провозгласили веру в загробную жизнь через воскрешение. И поскольку таким образом проявилась перспектива бессмертия, туманно обещающая освобождение человеков от страха смерти, следующим шагом была продекларирована сдерживающая от излишнего оптимизма надстройка. Суть её сводилась к обязательному страху перед карой небесной за совершаемые при жизни грехи.
Религиозный страх понадобился для моральной оценки деяний человека, для противопоставления добра и зла, и для воспитания в человеке чувства ответственности за собственный осуществленный выбор пред ликом смерти. И для власти над человеком!
В общем и целом, сменились не только боги, но и декорации в мире людей. Проблема же смерти и бессмертия оставалась неразрешённой.
Тогда страждущие ударились в отыскание чудесных технологий и сакральных предметов, с обретением которых всякий – всякий счастливчик! – мог обеспечить своё личное бессмертие. Своё. Личное. Без оглядки на менее удачливых.
Когда новозаветное предание поведало историю Иосифа Аримафейского, с кровью Христа от ран Его на кресте распятия, цель была обозначена – святой Грааль. Приняли как данность, что чаша та, сокрытая невесть где, обеспечивала несокрушимое здоровье и вечную жизнь. И сколько же сил и надежд было потрачено на его поиски!
Иные вспомнили древние мифы, и бросились искать пищу богов: греческую амброзию, индийскую амриту, иранскую хаому, и т. п. А иные прочие авторитетно утверждали, что гарантированный эффект даёт только вода бессмертия, какую любили употреблять в свободное время египетские божества.
Но, увы, желаемое не обнаруживалось. Нигде и никем. Боги, по всей вероятности, надёжно стерегли свои тайны от досужих и наивных!
Тогда очередные досужие напомнили очередным страждущим о чаванапраше – индийском бальзаме бессмертия, первое упоминание о котором относили ещё ко второму тысячелетию до нашей эры. Напомнили и о верном средстве продления молодости – дыхании девственниц. Пользовались таким средством ещё античные цари, отходившие ко сну исключительно в компании невинных наложниц. Правда, не поясняли, и где же те младолюбивые цари?..
Вечноживущих и вечномолодых царей никто, разумеется, миру не предъявил. И взоры разочарованных обратились к традициям Востока. Китайские черепахи, по уверениям знатоков, только и годились для изготовления некоего эликсира из правильно приготовленных внутренностей.
– Нет! – воскликнули решительно те, кто не смог добраться до ни в чём не повинных пресмыкающихся Поднебесной. – Всё рядом!
В 1610-м году хроники поведали об исканиях венгерской графини Батори. Вельможная красавица успешно, как передавала молва, принимала омолаживающие ванны из крови нетронутых девиц. Хроники успокаивали возмущенных неотвратимостью кары за такую жестокость – суд короля поместил любознательную графиню на вечное поселение в темницу. Вероятно, для дальнейших философических размышлений о бренной скоротечности жизни.
Венгерские эксперименты навели на мысль, и маршал Франции Жиль де Рэ в замке своём принялся увлечённо подвешивать похищенных юношей. Некие консультанты убедили маршала в том, что только из семени повешенного произрастает мандрагора – магический корень, дающий бессмертие. Как добывалось семя, о том история молчит.
Опыты на крови отвратили своей непомерной жестокостью, и были оставлены.
Несколько веков заняли опыты химические в надежде получить универсальное средство – философский камень, дарующий вожделенное освобождение от пугающей смерти. На традиционный вопрос – и где тот камень? – алхимики молчат по сей день.
А в веке XIX-м вдруг вспомнили про другие опыты – образованного боспорского царя Митридата VI Эвпатора, правившего в I-м веке до нашей эры. Вспомнили, стряхнув пыль с мемуаров грека Андромаха, придворного медика приснопамятного римского императора Нерона. Уверяли, что варил тот государь из неких пантикапейских трав териак – верное средство бессмертия. Об успешности опытов крымского владыки хроники тоже не сообщают. И всё тот же, набивший оскомину вопрос: и где тот государь?..
И – так – далее…
В общем и целом, за века и тысячелетия никто из смертных соискателей так и не смог открыть способ безгранично продлить жизнь человеческую. Впрочем, за одним маленьким исключением. Российский гений профессор И. И. Мечников ввёл в научный оборот термин танатология (наука об умирании), и скромно заявил, что единственно доказанный им экспериментально метод некоторого продления жизни заключается в… постоянном употреблении кисломолочных продуктов. Каковые по природе своей угнетают гнилостные бактерии, «забивающие» всякий организм продуктами своей жизнедеятельности – токсинами. Продлевают свои жизни, сокращая её у других…
Открытие Мечникова признали полезным, но скучным, ибо такое открытие лишало людей сказочной веры в чудесное избавление от призрака неизбежной кончины. И главное – последовал философский вывод – оставался неизлеченным страх смерти!..
Французская писательница Жорж Санд, не допускавшая смерти личности, заявила публично: «Смерть столь отвратительна, что ни один из нас не в состоянии смотреть на её приближение без ужаса». Заявила, словно бы подтверждая мнение немецкого философа Шопенгауэра о том, что «… всякий раз, когда умирает человек, погибает целый мир, который он носит в своей голове; чем просвещённее голова, тем этот мир отчётливее, яснее, значительнее, обширнее, и тем ужаснее его гибель».
Смерть, однако же, продолжала оставаться в умах не только пугающей, но и по-прежнему непонятной. И более всего непонятной оставалась неотвратимость смерти, что и составляло её феномен. Мыслители утешали, что феномен смерти отнюдь не делает жизнь бессмысленной; напротив, он подчеркивает ценность, смысл и самую сущность человеческой жизни, освещенной светом разума. И разве не в области разума и гуманности в наивысшей степени проявляются сущность человека и его надежды?
Вероятно, мыслители правы в том, что сущность человека в большей степени сокрыта в его собственном разуме, нежели в физическом теле. Ведь по сути своей организм человеческий представляет собой многомерную структуру в пространстве и времени. И для того, чтобы время позволило структуре такой двигаться в обратном направлении, разум человека должен достичь и миновать некую предельную точку на ткани Вселенной. Точку со свойствами, какие мы ещё не можем объяснить известными нам физическими законами. Объяснить не можем, но имеем возможность чувствовать!..
Человеку вообще дарованы многие возможности, какие он часто недооценивает, либо даже и не догадывается о них. Едва ли не главная среди них – возможность развивать в себе личностное начало и духовно возвыситься над началом животным. Возвыситься до той степени, когда он сможет реально влиять на собственную судьбу, и освободить себя от ухода в вечное небытие, в ничто. Высшей степенью духовного возвышения человека служит его преображение.
Достигнув духовного преображения, человек уходит из обычной жизни вовсе не так, как принято считать в традиционном религиозном смысле: наступает смерть, и душа человека отрывается от тела, чтобы продолжить в загробной жизни бестелесное и бессмысленное существование, и чаять своего воскресения в «конце всех времён».
Всё много сложнее и проще. Ещё античные греки сравнили человека с микрокосмосом, какой находится между макрокосмосом Вселенной и микромиром, состоящим из элементарных частиц. Если бы греки располагали современной нам лабораторной базой, увидели бы античные, что динамическое поведение электрона слагается из двух фаз квантового состояния его движения – видимой и невидимой. Визуально электрон словно бы исчезает, а потом вновь возникает на экране при своём движении в пространстве.
Почему так происходит – сие тайна великая есть. Но триаду Вселенная – человек – частица никто не отменял, и тогда закономерен вопрос: а не происходит ли нечто подобное с бытием самого человека?
И если происходит, то…не здесь ли путь к истинной реальности, к постижению законов, управляющих Вселенной? И не менее важное – не здесь ли выявляется связь между философским и религиозным видением мира?
С осознанием ответов на эти вопросы приходит понимание идеи бессмертия личности. Понимание того, что уровень развития личности зависит от глубины проявления в ней самой Жизни. Цепь аргументов здесь такая: камень, обыкновенный булыжник не умирает потому, что он ведь и не живёт (хотя это и не бесспорно!). А куст орешника повинуется заложенной программе жизни, и растёт там, где пробился его росток из семечка. Умирает столь же просто, как и жил. Но жил!..
Корова живёт уже гораздо более полной жизнью. Возможно, она не вполне осознаёт себя, но точно осознаёт среду, в какой существует со своими желаниями и потребностями. Умирает в свой час, и замещается в жизни другой такой же животиной.
С человеком же дело иное, ибо он уже личность. А личность уже не просто особь, личность единственна и неповторима, и не может быть полноценно замещена никакою другою личностью. Посему в мире окружающем смерть всякой индивидуальности суть утрата невозместимая. И чем ярче расцвела человеческая индивидуальность, чем полнее, богаче духовная жизнь человека, тем полнее и его смерть. Именно потому, что человек как личность, а не как особь, живёт духовно и в духовном находит смысл своего существования на тонком плане Бытия. В духовном…
Без принятия такого вывода невозможно объяснить, как ограниченное пространством и временем сознание человека способно воспринимать бессмертного Бога, если такое сознание не сопричастно бессмертию и природе Бога-творца.
И если учитывать, что во Вселенной периодически происходит обновление форм её Бытия, обоснованным представляется фундаментальный вывод о том, что за смертью человека всегда остаётся перспектива его обновления, иначе – воскресения.
А обновление после ухода души из мира реальности не есть ли бессмертие?..
Круг замкнулся, и мы снова приходим к идее воскресения. Что же в «сухом остатке»?
Несмотря на тщету мечтаний и экспериментов, стремление к бессмертию человек не оставляет долгие века, и даже «материализовал» его в имени человеческом Атанасиос – «бессмертный». Это имя должно укреплять жизненные силы, и увеличивать жизненный век человека вплоть до его неизбежного путешествия в компании безмолвного перевозчика душ старого Харона. Такое объяснение придумали для себя древние греки.
Русичи по крещению Руси в X-м веке в числе прочих византийских имён охотно приняли благоверное имя Атанасиос, и с удовольствием нарекали им своих отпрысков мужеска пола. Однако на Руси имя сие звучало несколько иначе – Афанасий.
Такая метаморфоза произошла по причине того, что в греческом алфавите сосуществовали рядом две интересные буквы, две сестры-гречанки «фи» и «фита». У греков их существование имело смысл: каждая из них означала свой особый звук, и греки их одну с другой никогда не путали. Такие слова, как Филиппос, фарос (парус), писались у них через «фи»; зато такие, как Феодорос или математикэ (во втором слоге), – через «фиту», и звучало имя как Теодорос.
Славянам для изображения их собственного и единого в этом роде звука «ф» это было совершенно не нужно, но составителям славянской азбуки показалось очень важным предельно точно передать написание греческих имен или отдельных слов. Учитывали просветители еще и религиозные соображения. Посему и не решились они отказаться ни от «фи», ни от «фиты». Вот по какой причине в русском языке очень долго держалось двойственное, неясное правописание и произношение заимствованных из греческого языка слов и корней: Атанасиос – Афанасий.
Распространение это имя получило повсеместно в российских городах и весях. Время явило народные формы имени: Афонасей, Офонасей, Опонасий, Фанасий, Фонасий, Панас, Опанас, Афоня, Панько, не ставшими, впрочем, документальными.
