И только сегодня он вспомнил, как ему дорог его добрый и веселый друг. Вспомнил, как давно не давал ему это понять. Ему, Марку, Кельту, Соболю – каждому из них. Забывал, не успевал. А теперь может быть поздно. И от этих, навязчивых мыслей, от чувства вины становилось жарко до озноба, тошно до головокружения и страшно до паники.
Как он, «атаман», мог допустить, что безумие их нового, сумрачного мира выбрало жертвой самого невинного? Как вообще могло получиться так, что это солнце оказалось здесь – в обители пороков, в плену криминала?
Клиф пришел сюда за Арго и его компанией, которых избрал себе в кумиры и любил удивительной, иррациональной любовью, словно родных братьев. Он шел за ними с самого детства, чтобы очарованно любоваться, дарить свое тепло, делить радости, терпеть неприятности и однажды спасти «атаману» жизнь. Но даже раньше, когда Макс без памяти любил своих друзей, ежедневно утопая в восторге этого взаимного чувства – даже тогда он и представить не мог, что кто-то когда-то решится отдать за него жизнь. «Чем я заслужил такую верность? Как сумел так привязать его к себе? На беду привязал… на беду…» – подумал Арго и тихонько пропел-прошептал слова давно забытой им песни:
– Мой лебеденок, ты меня прости,
За то, что я тебя не отпустил.
И все же точно, что молва идет:
Кто нежно гладит, тот того убьет…
Он тут же вздрогнул от слабого движения под его ладонью: Клиф пытался сжать его руку обессилевшими пальцами. Даже сейчас он выполнил желание своего лучшего друга: приоткрыл глаза и смотрел все с тем же светлым, красноречивым чувством.
– Братишка… Спасибо тебе, родной, – дрожащими губами пролепетал Макс, растерянный от этой любви.
Он даже не представлял, каким счастливым делает Костю каждое его теплое слово. И как ранят слезы, которые так предательски увлажнили глаза Арго.
Это исчерпывающее безмолвное общение прервал звонок телефона, который Арго перевел на беззвучный режим. Не хотелось покидать Клифа ни на секунду, но для разговора пришлось выйти в коридор – звонил Соболь. До этого уже звонили Кельт и Марк, спрашивали, как дела у Клифа и у самого «атамана», и отчитывались, что у них все под контролем. Теперь, видимо, нужно было выслушать еще один отчет.
– Слушаю тебя, Олег.
– Макс, у нас все в порядке. Мама, сестра и Вера дома, мы с ними – не отлучаемся ни на минуту. Как там у вас?
– Операцию сделали, Костя пришел в себя, – со сдержанной радостью поделился Арго, не забывая слова врача о том, что «шансов мало». Друзьям об этом решил не говорить. – Меня пустили к нему на пару минут.
– Отлично! – оживился Соболь. – Макс, ты только не сердись: мы к вам Кельта отпустили, он вот-вот приедет в больницу. Он места себе не ходит, бедняга, из-за того, что на Клифа вчера так жестко наехал…
Арго улыбнулся: к нему по коридору уже бежал их суровый воин с нежной душой.
– Все нормально, Кельт уже здесь, – сообщил он в телефон.
– Ну, хорошо, – вздохнул Соболь. – Приезжайте вместе: и вам безопаснее, и нам спокойнее.
– Разумеется.
– И передай привет Клифу от нас с Марком.
– И от меня! – послышался из трубки настойчивый голос Нади.
– И от нас с мамой, – добавился к нему взволнованный голос Веры.
– Обязательно, – тепло пообещал тот и отключил связь.
Пока он разговаривал, Кельт в развевающемся от стремительного шага белом халате кивком головы поприветствовал «атамана» и без промедления вошел в палату Клифа. Арго, тихо ступая следом, остановился у дверей, завороженный увиденной сценой. Горестно ссутулившись на самом краешке стула у койки друга, Кельт с неловким, неумелым, полузабытым участием гладил Костю по голове своей трясущейся рукой и горячо шептал, прижмуриваясь, словно от боли:
– Ты прости меня, братишка, прости, дурака крикливого!.. Возвращайся к нам, ладно? Поправляйся быстрее! Нам без тебя совсем хреново…
По щекам Клифа катились растроганные слезы, а пальцы трудно, но упрямо сжимали другую руку Кельта в ответ.
– Время, – коротко напомнила врач, заглянувшая в палату через плечо Арго.
Тот кивнул и, чувствуя неловкость из-за необходимости прервать этот диалог, подошел к Кельту и потрепал по плечу:
– Пойдем, Дим, нам пора.
Кельт тяжело поднялся на ноги и лишь на мгновение пересекся с «атаманом» взглядом, словно смущаясь своей слабости. Кажется, он еще никогда не был так растерян и раним, как сейчас, а без привычной уверенности и твердости во взоре был практически неузнаваем.
– До встречи завтра, Костя. – Арго бережно коснулся его щеки, стирая слезы. – Отдыхай. Я и сам не хочу уходить, но так надо, – посетовал он, отвечая на немое огорчение в глазах Клифа. – Ты набирайся сил, отдохни немножко от нас. А то мы тебя только до слез доводим. Олег, Марк и вся моя… наша семья передает тебе привет. Завтра мы придем с ними. – Макс улыбнулся, ободряюще пожал Косте руку и вышел в коридор. Не прощаясь.
То, что торопливо шептал Клифу Кельт, он не стал подслушивать: он и так увидел уже слишком много, и теперь не мог унять ноющего сердца.
Он дождался Кельта у лестницы, ведущей на первый этаж, но оба все еще медлили уходить. Они обессилено прислонились к стене, глядя себе под ноги. Помолчали немного, приходя в себя.
– Я не понимаю, как можно было так? За меня… – наконец произнес Арго. Ему просто необходимо было сказать это вслух, в надежде, что так хоть чуть-чуть станет легче. – Несправедливо это, нечестно. Я там должен лежать.
– Не мели чепухи, – оборвал его Кельт. – Там вообще никто не должен лежать.
– Он сказал, я пойму потом… – вздохнул Макс, словно размышляя вслух.
– Что поймешь?
– Зачем он свою жизнь за мою попытался отдать.
– Не зачем, а почему. Потому что он тебя любит. – Кельт впервые за все это время не отвел взгляда, подняв глаза на «атамана». – Ты бы точно так же на его месте поступил.
Арго скорбно скривил губы, опустив веки, признался:
– Димка, мне стыдно и страшно. Потому что я не уверен, что смог бы поступить так же. Я не настолько силен духом, как он. Я слишком себя люблю, я жизнь люблю, я за нее цепляюсь всеми силами…
– А он, стало быть, – нет. Вот поэтому он и поступил так.
– «Тебе нужнее»… Точно, он так и сказал – тебе, мол, нужнее, ты поймешь. – Макс взволнованно распахнул глаза, начиная понимать. Но Кельт опередил его, просто, буднично напомнив истину, которую Арго напрочь позабыл:
– У тебя есть семья, тебя любят, тебе есть, для кого жить. А Костя ведь один совсем. Кроме нас у него никого нет. Да и мы в последнее время… никудышными друзьями ему были… – Кельт замолчал, опять начав корить себя за извечную грубость. Снова посмотрел на Арго и едва слышно прошептал: – Макс, что нам делать? А вдруг… вдруг мы его потеряем?
Глубоко вздохнув, «атаман» запрокинул голову, печально глядя в потолок, словно просил у невидимого отсюда неба поддержки. Выдавил из себя короткое:
– Доктор сказал, что не исключено…
Кельт тихонько выругался, достал из кармана сигаретную пачку, дрожащими пальцами попытался выловить оттуда сигарету. Макс выхватил ее из рук друга:
– Ты что, с ума сошел? Тут нельзя курить – больница!..
Отправив в пространство еще одно, более витиеватое ругательство, Кельт заставил себя сдвинуться с места и побрел вниз по лестнице, бросив на ходу вялое:
– Ну, пойдем, что ли?..
Глядя вслед огорченному другу, Арго вдруг подумал, что снова поступил не «по-атамански». Нужно было поддержать Кельта, убедить, что все будет хорошо – то, что они делали друг для друга раньше. То, что в последнее время старались делать только Марк и Клиф. Но Кельт – не из тех, кто верит в сказки. Поэтому Арго сказал ему правду: «не исключено». На убедительно-утешающую ложь у него самого не было сил.
Только откуда же берут эти неиссякаемые силы Костя и Марк? Почему из их уст даже самые наивные слова звучат по-прежнему правдоподобно. Как звучали в детстве слова самого Арго. Слова каждого из их команды…
Устыдившись собственной слабости, Макс догнал друга, на ходу ободряюще приобнял за плечи и как можно бодрее произнес:
– Дима, подожди меня в машине. Я парой слов с врачом перекинусь и вместе домой поедем.
– К тебе домой? – машинально уточнил тот.
– К нам домой, – поправил его Арго, уже на пути к кабинету зав.отделением обернувшись и подмигнув другу. Подтверждая, что сейчас, как и раньше, его дом – дом его друзей.
Отвернувшись, «атаман» уже не видел, как Кельт благодарно улыбнулся ему за это любимое слово – «домой».
– Наливай, – мрачно произнес Арго, уткнувшись подбородком в сложенные на столе руки и тяжело глядя в пространство.
Кельт, молча, в очередной раз разлил водку по рюмкам. Соболь негромко сказал:
– За Костю. Он выкарабкается, я верю.
Марк в распитии не участвовал. Лишь раз выпив за выздоровление Клифа, он сидел вместе со всеми за одним столом и тяжелым взглядом наблюдал, как одна за другой в гнетущем молчании вновь и вновь опустошаются рюмки.
Друзьям было страшно. Никто не знал, что говорить, и никто не хотел в эту ночь оставаться в одиночестве. Поэтому Арго, впервые за несколько лет сняв свой запрет, не позволил друзьям разъехаться по своим пустым квартирам. Парни с облегчением и радостью приняли это настойчивое приглашение остаться.
Выдумками, нелепостями и размытыми фразами они сбивчиво объяснили сестренке и маме «атамана», что произошло сегодня с Костей. Весь оставшийся вечер они нетерпеливо дожидались, когда встревоженное и расстроенное семейство постарается спрятать свои переживания во сне. И теперь, на полуночной кухне друзья молчали вместе, сидя порознь, но очень желая быть друг к другу как можно ближе. Тем не менее, не привыкшие показывать свой страх и стремящиеся быть взаимной непоколебимой опорой, они изо всех сил изображали стойкость.
Марк взглянул на Арго и с грустью вновь убедился, что у него это получается хуже всех. Поглощенный своими тяжкими размышлениями, он даже не смотрел на друзей. Те уже почти уверились в том, что он вообще забыл об их присутствии, пока тяжелое молчание не нарушил тихий, дрогнувший голос Макса:
– Парни, простите меня. Все беды у вас – из-за меня.
– Ну что за бред, атаман? Ты ни в чем не виноват, – горячо запротестовал Марк.
Но Арго будто и вовсе не слышал его. Не глядя ни на кого и понуро опустив голову, он тихо бормотал – то ли бредил, то ли исповедовался:
– Это я виноват. Это я затащил вас в этот омут. Я веду вас все дальше и дальше, а вы идете за мной, потому что… потому что вы же, как дети, в меня верите… Потому что мы всегда были вместе… А я завел вас в трясину…
– Глупости не говори, Макс, – строго прервал его Соболь, ободряюще похлопав по плечу: – Ты не виноват в том, что случилось. И то, что мы встали на этот скользкий путь, – наша общая ошибка, не только твоя. Ты наш атаман, но и мы не без головы. А, значит, и ответственность делим поровну.
Арго вдруг поднял на него серьезные, внимательные глаза, затем перевел взгляд поочередно на Кельта и на Марка. Губы Макса изогнулись в печальной улыбке, и он неспешно, будто задумчиво повторил:
– «Ошибка», значит. Выходит, теперь вы признаете наш выбор ошибкой?
– К чему ты клонишь, Макс? – непонимающе и поэтому настороженно прищурился Кельт.
Арго невесело усмехнулся. А затем медленно, тщательно подбирая слова, пояснил, переводя пристальный взгляд с одного лица на другое:
– Костя сегодня не только меня спас. Всех нас… Парни, вы же еще не знаете, что сегодня Скрипач сделал меня своим вторым заместителем. Поручил мне вести свои криминальные дела наравне с Барсом. Торговать оружием для головорезов. Наркоту продавать, которой молодежь сама себя губит. Провинившихся киллерам заказывать… И я поначалу согласился, понимаете? Испугался и согласился.
Друзья потрясенно молчали, ожидая продолжения. Арго залпом осушил рюмку и выпалил, до нервной дрожи сжав кулаки:
– А потом у Кости в палате с меня вдруг будто покрывало сдернули. И я прозрел. Неужели для этого я на свет появился? Неужели для этого меня мать наперекор всем бедам растила, а лучший друг жизнью рисковал? Неужели для того, чтобы я из страха и ради наживы губил чужие жизни? Да пропади оно пропадом, это богатство! Ни черта они теперь не заставят меня руки марать!
– Макс, ты что это задумал? – осторожно уточнил Соболь.
– Я ухожу из этого болота, пацаны. И вас забираю с собой. Я не позволю им вас погубить. И возражения больше не принимаются. Я вас сюда затащил, я и выводить буду.
– Макс, притормози. – Марк предостерегающе поднял ладони и пытливо взглянул в глаза Арго: – Как ты собираешься это сделать? Написать заявление об увольнении и хлопнуть дверью не получится, ты же понимаешь.
– Завтра я поговорю со Скрипачом. Может, найдем какое-то решение. Главное сейчас: это ваше согласие покинуть все круги ада и идти со мной.
Друзья растерянно молчали, застигнутые врасплох таким крутым поворотом.
– А на что мы будем жить, Макс? – тихо спросил Кельт. – Ты уверен, что мы сможем жить, выполняя обычную нашу работу, но уже за копейки? Марку придется вновь сбивать ноги из-за дешевых репортажей в местных газетенках, Олег будет гонять барменов в какой-нибудь забегаловке, а я – охранять круглосуточный магазин за углом, так? Кому мы нужны в том, другом честном мире? Мы ничем не выдающиеся личности. Там таких, как мы, миллионы, и далеко не все они нашли свое место.
Однажды этот разговор уже состоялся между ними. Три года назад Кельт сказал примерено то же самое, и Соболь и Марк встали на его сторону. И если в прошлый раз Арго и Клиф не смогли их переубедить, то сегодня у Макса были более сильные аргументы.
– А кому мы нужны здесь, Дима? – выпалил она. – Неужели сегодняшний день ни на что не открыл тебе глаза? Если ты еще не понял, здесь в любой момент за косой взгляд, по чистой случайности или за любой проступок могут пустить пулю в лоб. Тебе, мне – любому из нас!
Кельт сжал губы, опустив глаза, и вместо контраргументов нехотя процедил:
– Я знаю.
– Посмотри, кем мы стали! – горячо продолжал Арго, подавшись вперед. – Марк хотя бы просто придворный лгун, а мы? Вон, у Олега под носом золотая молодежь себя наркотиками убивает, а ты отборных головорезов собой прикрываешь. Про меня вообще говорить нечего: лакей криминального авторитета, «чего изволите, ваше вздорное величество»… Неужели об этом мы мечтали? Неужели это делает хоть кого-то из нас по-настоящему счастливым?
– А в чем это счастье, Макс? Оно вообще существует? – меланхолично спросил Соболь, с отсутствующим видом глядя в окно.
Он так привык напускать на себя скучающий вид, что даже при друзьях уже не снимал своей маски. Олег был обижен на мир за его жестокость и коварство, поэтому с некоторых пор не проявлял к нему никакого интереса. Его романтизм превратился в декаданс. Любовь к жизни – в ее отрицание. Так думали люди из окружения Соболя. Но Арго слишком хорошо знал друга, чтобы купиться на это показное безразличие. Он знал, что это равнодушие – защитный рефлекс. Всего лишь доспехи, за которыми Олег пытался спастись от окружающей несправедливости.
И сейчас защита Соболя дала слабину: тонкие нервные пальцы барабанили по столу, ожившие и суетливо забегавшие синие глаза выдавали его волнение.
– Счастье существует, Олег, – мягко произнес Арго с едва уловимым укором. – Вспомни, как мы были счастливы в детстве, в юности. Может быть, сами этого не осознавая. Мы были свободны, мы чувствовали поддержку друг друга, мы занимались любимыми делами…
– Мы играли, Макс! – иронично усмехнулся Соболь.
– Да, – с готовностью согласился Арго. – Но сути это не меняет: мы делали это с удовольствием. Давайте же и сейчас делать то, что будет приносить нам удовольствие, а окружающим – пользу. Давайте снова держаться вместе. Давайте снова станем свободными!
Марк первым улыбнулся «атаману», ответив на его проповедь сияющим радостью взором. Он давно ждал этих слов от Арго, считая, что лишь ему под силу изменить все в их постылой жизни. Самому Марку не хватало духу возглавить подобный мятеж и призвать друзей сменить курс. Не было у него и влиятельности, подобной Арго – главного помощника Скрипача. Поэтому он лишь старался сохранить живой их надежду и ждал, когда Макс будет готов. Если бы знать, что Арго очнется лишь от такого страшного удара…
Зорин, ободренный этой безмолвной поддержкой Марка, воспрянул духом и продолжал еще проникновеннее, обращаясь уже только к Кельту и Соболю:
– Однажды вы не поверили мне. Может быть, побоялись поверить. Я и сам очень долго боялся решиться на бунт. Но сейчас вы ведь уже и сами начали понимать, что мы зашли не туда!
