Миссис Грейвс, сидевшая в кресле рядом, подняла глаза от вязания и ласково улыбнулась:
– Твой отец прав, сынок. Помни, что все великие изобретения и открытия начинались с идеи, которая сначала казалась нелепой или странной.
Леонард кивнул и улыбнулся маме.
– Папа, а как дедушка справлялся с сомнениями? – с интересом спросил мальчик.
– Твой дедушка рассказывал мне, что каждый раз, когда он сталкивался с трудностями, он напоминал себе о своей цели. Он знал, что если будет верить в себя и упорно трудиться, то сможет достичь успеха. И он всегда говорил: "Никогда не бойся мечтать и никогда не переставай пытаться". Эти слова помогли ему преодолеть многие препятствия, – ответил отец и его глаза заблестели от воспоминаний.
В теплой атмосфере семейного особняка Леонард чувствовал себя защищённым и любимым, зная, что здесь он всегда найдёт поддержку и понимание у своих родителей. Семья стала для него не просто священным институтом, но и укромным уголком, где царила искренность и принятие.
Отношения со сверстниками
Школьный двор походил на сцену, где каждый день разыгрывались драмы, в которых главную роль неизменно играл Леонард. Он всегда был в центре внимания, диктуя правила жесткой игры, а дети, окружавшие Леонарда, больше напоминали актёров второго плана или даже статистов, в чьи обязанности входило соглашаться с юным Грейвсом и не оттенять его блестящую индивидуальность. Каждый раз, когда Леонард входил в класс, взгляды одноклассников опускались, будто они в чем-то провинились, а их руки нервно теребили края одежды, словно в ожидании приговора.
Однажды, в разгар перерыва, когда солнечный свет струился сквозь окна класса, освещая портреты великих деятелей науки, Леонард, погружённый в свои мысли, заметил, как один из одноклассников, мальчик по имени Томас, предложил изменить правила игры. Его голос был полон надежды, но уверенность, с которой он высказал свою просьбу, вмиг рассеялась под взглядом Леонарда. Его глаза, суженные до узкой щели, засверкали ледяным огнём.
– Мы играем по моим правилам, – каждое слово Грейвса звучало молотом на наковальне.
Густая тишина, нависшая в воздухе, была почти осязаемой. Томас, ощутив, как серьезный и не терпящий возражений тон Леонарда проникает в его душу, замер на месте. Его кровь словно застыла в жилах, а губы невольно задрожали. Никто не осмеливался спорить с юным Грэйвсом, потому что тот быстро находил способы сделать жизнь любого человека невыносимой.
В тот же день, как только солнце достигло своего зенита, заливая класс золотистыми лучами и отбрасывая блики на парты, Леонарду была предоставлена возможность для демонстрации своей власти. Его сосед по парте, Джерард, неуклюже откручивая крышку бутылки, случайно разлил сок на тетрадь Леонарда. Алые капли оросили бумагу, поползли к краю стола и остановились возле руки мальчика. Это незначительное происшествие, на которое большинство детей не обратили бы внимания, стало для Леонарда сигналом к действию.
Лицо юного Грейвса по обыкновению оставалось непроницаемым, но внутри мальчика разгорался пожар. Эти несколько капель сока, растекшихся по странице его тетради, представляли собой не просто случайность, а посягательство на его власть. Леонард прекрасно понимал, что любой, даже самый малозначительный инцидент может подорвать его репутацию, поэтому он действовал решительно, рассчитывая каждый свой шаг и каждое слово.
Сначала он сделал паузу, давая нервозности Джерарда возможность усилиться. В классе повисла мертвая тишина, нарушаемая секундной стрелкой часов. Леонарду нужно было не просто наказать Джерарда, а сделать это так, чтобы об этом узнала вся школа. Грейвс медленно вытер руку салфеткой, которую услужливо протянула ему Белла Моррисон.
– Ты сделал это специально? – спросил он с таким холодом в голосе, что у Джерарда по спине побежали мурашки. Одноклассник замер, не зная, что ответить, его лицо побледнело.
Леонард медленно поднялся с места, давая зрителям понять, что ситуация под контролем. Он подошел к группе девочек, которые перешептывались, склонившись над партой и украдкой поглядывая на него. Это были самые популярные девчонки в школе, с которыми у Леонарда сложились особые отношения – они всегда безропотно и активно поддерживали его, всеми силами стараясь вызвать его расположение.
– Вы видели, что сделал Джерард? – произнес Грейвс, придавая голосу оттенок оскорбленного достоинства. – Он пролил сок, чтобы меня разозлить. Нарочно.
Девочки на секунду застыли, а затем заговорили все разом. На их лицах появилось искреннее возмущение. Для них слова Леонарда всегда были непреложной истиной. По крайней мере, они каждый раз успешно делали такой вид.
– Как он мог? – воскликнула одна из них, широко раскрыв глаза.
– Это просто неприемлемо, – поддержала другая, хлопнув от негодования ладонью по парте.
– Об этом узнают все, Лео, – решительно сказала Белла Моррисон, подошла к Джерарду и грозной тенью нависла над ним. – Я позабочусь об этом.
К концу дня слухи о Джерарде расползлись по школе, словно дикий огонь по сухой степи. Девочки перешептывались, добавляя каждый раз новую, дополнительную деталь к истории, преувеличивая и искажая факты. Даже в самых укромных уголках звучала грязная сплетня, превращая невинный несчастный случай в тщательно спланированную «провокацию» против Грейвса.
– Ты слышала? – одна девочка подмигнула подруге, склонившись у нее над ухом. – Говорят, Джерард специально подстроил всё это, чтобы унизить Леонарда!
– Не может быть! – воскликнула другая, прижав ладонь ко рту, чтобы скрыть удивление. – Как это мерзко и подло!
Попытки Джерарда оправдаться наталкивались на стену ледяного равнодушия и колючих насмешек. Каждый его шаг, каждое слово встречались с презрением. Ему казалось, что стены коридоров сужаются, словно хищные пасти, готовые проглотить его целиком. Громкие смешки, пересуды и откровенные издёвки сопровождали его повсюду. Жизнь в школе превратилась в ад и бесконечное испытание, ежедневно погружая его в глубины отчаяния и стыда.
– Эй, – окликнул его кто-то из-за спины. – Как там живётся в тени собственной лжи?
Джерард стиснул зубы, стараясь не оглядываться и не показывать, как сильно ранит его каждое слово. Внутри него всё кипело и бурлило, как лава, готовая в любую минуту вырваться наружу.
Для Леонарда же этот эпизод стал очередным доказательством его власти и контроля над окружающими. Он наблюдал за происходящим с насмешливым блеском в глазах, ощущая сладкий вкус триумфа.
– Видишь, Джерард, – Леонард подошёл к нему, беззвучно улыбаясь. – Всё это только начало. Помни, кто здесь главный.
Джерард опустил голову, пытаясь спрятать свои глаза, полные слёз и ярости. Он знал, что против Леонарда ему не выстоять. Школа превратилась для него в ад, где каждое утро начиналось с ощущения безысходности, а каждый вечер завершался тяжёлым грузом унижений и обид.
В университете Леонард Грейвс стал воплощением амбициозности и непреодолимой жажды власти. Его холодный, проницательный взгляд, всегда направленный вперед, не оставлял шансов никому, кто решался встать на его пути. Он был искусным манипулятором, чья харизма сочеталась с безжалостной решимостью. Ежедневно Леонард разыгрывал свои карты, заставляя кампус плясать под его дудку.
В Гарварде, где каждый второй студент принадлежал к влиятельным и богатым семьям, амбиции и тщеславие, правящие балом, не способны были вызвать удивление. Но среди всех этих наследников магнатов, политиков и знаменитостей, Леонард выделялся холодной целеустремленностью и умением держать всех под контролем. Даже те, кто с детства привык к власти и привилегиям, пусть не сразу, но заметив в этом особую выгоду, признавали его превосходство.
– Леонард, ты снова возглавляешь комитет по организации конференции? – спросила однажды Маргарет, прелестная блондинка с филологического факультета, встретив Грейвса в коридоре. Её голос был полон восхищения, а лицо озаряла улыбка.
– Конечно, Маргарет, – ответил он, очаровательно улыбнувшись девушке в ответ. – Кто же ещё справится с этим лучше, чем я?
Леонард был уверен в себе до такой степени, что это казалось естественным, из-за чего слова звучали как констатация факта, а не хвастовство. За этой уверенностью, словно ширмой, скрывалась жестокая решимость. Каждый проект, каждая задача – всё подчинялось единой цели: власти.
Тихий шум шагов по мраморному полу Гарвардского университета разносился по коридорам, как шепот древних легенд. В зале заседаний студенческого совета, освещённом мягким светом старинных ламп, воздух был пропитан напряжением. Сказанное здесь слово весило как свинец, а один лишь только взгляд мог означать начало или конец карьеры. Собрания проводились еженедельно, и каждое из них становилось ареной ожесточённых дебатов, где честолюбие сталкивалось с реальностью.
На очередном заседании, посвященном распределению бюджетов на научные исследования, царила напряженная тишина. Внезапно Леонард поднялся, и его слова, подобно раскату грома, прокатились по залу.
– У нас есть уникальная возможность привлечь существенные инвестиции, – заявил он, его голос дрожал от волнения. – Для этого необходимо переориентировать финансирование и сосредоточиться на самых перспективных проектах.
В зале повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь негромким шепотом. Предложение Леонарда прозвучало как раскат грома, вызвав у присутствующих бурю эмоций. Студенты и преподаватели переглядывались, их лица отражали замешательство и тревогу. Казалось, в воздухе витало напряжение, готовое в любой момент перерасти в открытый конфликт.
– Но как же проекты, которые уже находятся в стадии разработки? – раздался встревоженный голос с задних рядов. – Мы не можем просто так их заморозить.
Леонард медленно повернулся, его взгляд скользнул по рядам, оценивая обстановку.
– Мы должны смотреть в будущее, – отрезал он. – Инвестиции в перспективные направления – это не роскошь, а необходимость.
Его слова, точные и расчетливые, словно удары хирурга, рассекали завесу иллюзий. Они заставили каждого присутствующего переосмыслить свои приоритеты и взглянуть на ситуацию под новым углом. Присутствующие чувствовали, как их убеждения подвергаются сомнению. Леонард был беспристрастен, словно бездушный механизм, но в его глазах мелькала холодная искорка страсти. Он был одержим своей целью и с готовностью пошел бы на все, чтобы ее достичь.
Оставив за собой гул обсуждений, Леонард вышел в коридор. Его шаг был тверд и уверен. Внезапно он столкнулся с Майклом, единственным, кто осмеливался открыто противостоять ему.
– Ты действительно думаешь, что сможешь перевернуть все с ног на голову? – выпалил Майкл, его глаза отражали гнев.
Леонард остановился и окинул его спокойным взглядом.
– Я не думаю, Майкл, – произнес он, наклонившись чуть ближе. – Я знаю.
С каждым таким собранием Леонард чувствовал, как он приближается к цели. Университет был всего лишь одним из этапов его восхождения к вершине. И пока он шагал по коридорам, тени прошлого, подобно невидимым свидетелям, напоминали ему о временах в школе. Он понимал, что именно тогда начал плести свою паутину влияния.
Несмотря на холодность и отчужденность, Леонард обладал магнетической харизмой, которая делала его центром притяжения в университете. Его властность и обаяние привлекали множество людей, но он избегал настоящей близости и привязанностей. Отношения с девушками были для него лишь яркими эпизодами, быстро теряющими свою остроту. Внутренний мир избранниц казался ему пустым, жизнь – бесцельной, сосредоточенной на построении бессмысленной карьеры или на том, как поскорее и удачнее выскочить замуж.
Леонард предпочитал короткие романы, которые заканчивались так же быстро, как и начинались, не оставляя глубоких следов в его сердце. Его привлекали лишь амбициозные красавицы, но ни у них, ни у него не было времени или желания развивать отношения дальше постели и дольше нескольких месяцев. Они неизменно расставались друзьями, но Леонард не принимал активного участие в их жизни.
На одной из вечеринок, когда шум музыки постепенно стихал, а гости начинали покидать помещение, Леонард стоял у барной стойки, держа в руках бокал вина. Вокруг него кружились девушки, их смех звучал, как звон колокольчиков. Одна из них, высокая брюнетка с обворожительной улыбкой, приблизилась к нему, положив руку на его плечо.
– Леонард, ты способен украсить любой вечер своим присутствием, – сказала она, её голос был полон флирта и восхищения.
–Взаимно, Лили, – ответил он, слегка улыбнувшись.
Лили была одной из тех, кто дольше остальных пыталась привлечь его внимание. Она восхищалась им, следила за его успехами и всегда была рядом, когда ему нужна была поддержка. Но даже она не могла удержать его интерес надолго.
– Ты никогда не мечтал о том, чтобы рядом был человек, который бы полностью понимал тебя? – её слова прозвучали неожиданно серьёзно.
Он наблюдал за танцующими парами, глядя на них, словно сквозь толстое стекло. Шум и веселье доносились до него приглушенно, как из далекого мира. Он чувствовал себя одиноким островом посреди бурного моря веселья.
– Может быть, Лили, – сказал он наконец. – Но пока такого человека нет.
Лили улыбнулась, с горечью осознавая, что вновь оказалась за пределами его чувств. Но отступать она не собиралась. Она продолжала верить, что сможет добраться до его сердца, пробить ту непроницаемую стену, которую он воздвиг вокруг себя.
Тем временем, Леонард продолжал играть свою роль, с блеском исполняя роль души компании. Он как актер, играющий чужую роль, доводил до совершенства образ успешного и счастливого человека. Но за кулисами, когда гасли огни, оставалась лишь он и его тоска по чему-то настоящему, по чему-то большему, чем мимолетные удовольствия.
Глава 3
…в действительной жизни мы не умираем, даже если навсегда умирает наша радость.
«Хижина дяди Тома» Гарриет Бичер-Стоу
Новая реальность
Леонард очнулся, не понимая, где он. Боль пронизывала каждую клеточку его тела, помутненное сознание упорно отказывалось проясниться, а в ушах стоял гул, словно ревущий двигатель самолета. Он попытался двигаться, но движение причиняло невыносимую боль. Ему удалось едва разомкнуть губы, но ни звука не вырвалось. Мысли путались, как клубок ниток, и в голове пульсировала единственная мысль: «Что происходит?».
К Леонарду подошла медсестра, ее лицо, словно выплывающее из тумана, постепенно обретало четкие очертания. Женщина была одета в белый халат, а на ее лице появилась неестественная улыбка.
– Наконец-то вы очнулись, – сказала она, продолжая улыбаться, но ее глаза по-прежнему оставались серьёзными. – Вы были слишком долго без сознания, мистер Грейвс. Не двигайтесь, я позову доктора.
Леонард наблюдал, как дверь бесшумно закрывается за спиной медсестры. В палате повисла тишина, и, снова погружаясь в мысли, он попытался вспомнить, что произошло. В голове была лишь пустота, не оставляющая и намека. Вскоре в комнату вошел доктор, остановился у кровати, и Лео с трудом поднял на него взгляд.
Доктор начал осмотр с проверки пульса и реакции зрачков. С большим трудом охрипшим и слабым голосом Леонард спросил:
– Что со мной случилось?
Доктор тяжело вздохнул, остановился и посмотрел прямо в глаза пациенту.
– Вы попали в автокатастрофу, – сказал он. В этот момент, словно вспышка молнии, в сознании Леонарда возникла картина аварии: разбитое стекло, оглушительный грохот, боль… Он чувствовал, как сердце сжимается в груди, а дыхание становится прерывистым.
– Что с моими родителями? – голос Леонарда дрожал, слова давались с трудом.
Доктор замялся, его взгляд опустился вниз.
– Мистер и миссис Грэйвс… они не выжили. Мне очень жаль.
Леонард почувствовал, как его мир рухнул в одно мгновение. Он пытался осмыслить услышанное, но в голове стоял оглушительный звон. Слезы подступили к глазам, а в груди образовалась давящая пустота. Его родители больше никогда не вернутся. Их теплые голоса, заботливые руки и мягкие улыбки в одночасье стали лишь воспоминанием, а он сам был невообразимо покалечен. Он хотел закричать, но из горла вырывались лишь хриплые стоны. Тело дрожало, а грудь быстро и нервно вздымалась. Его накрыла волна истерики.
Медсестра, следуя указаниям доктора, ввела ему успокоительное, и Леонард погрузился в туманное забытье. Он чувствовал, как тело становится тяжелым, словно его приковали к кровати. Обмякнув на больничной койке, словно тряпичная кукла, он чувствовал, как слезы стекали по его щекам, оставляя солёные дорожки на коже.
Автокатастрофа
В тот момент, когда их автомобиль пересекал шоссе, грузовик вылетел на встречную полосу, как неукротимая сила природы. Удар был мгновенным и разрушительным. Машина, свернувшись металлом, словно бумажная игрушка, замерла в страшной тишине.
Ночь была черной, как бездонная пропасть, и дождевые капли барабанили по стеклам автомобиля, превращая дорогу в скользкое полотно. В салоне царила уютная атмосфера, пропитанная воспоминаниями о теплом ужине у Хопкинсов. Пока родители оживленно вели беседу, Леонард, погруженный в свои мысли, смотрел, как отражение луны пляшет на мокром асфальте. Отец, широко улыбаясь, уверенно вел машину, часто поглядывая на сына в зеркале заднего вида.
– Лео, – его голос был мягким, но с едва заметной ноткой поддразнивания, – когда ты наконец сделаешь первый шаг? Вы с Джейн уже знаете друг друга четыре года, она составила бы блестящую партию.
Леонард чувствовал, как в груди зарождалась волна легкого смущения, непривычного для него. Это был тот редкий случай, когда уверенный и властный молодой человек ощущал себя уязвимым – в присутствии своих родителей. Он глубоко вздохнул, стараясь собраться. Ему всегда казалось, что отец видит его насквозь, хотя они никогда не обсуждали личную жизнь столь откровенно. Он медленно выдохнул, возвращая себе привычную уверенность.
– Пап, я взрослый человек… – начал Леонард, но не успел закончить.
Мать, сидевшая на переднем сиденье, с улыбкой посмотрела на мужа, затем подмигнула сыну, добавляя своему взгляду ласковую теплую поддержку.
– Он просто стесняется, дорогой, не торопи его. Джейн такая милая девушка, – перебила она, повернувшись к сыну. – Ты ведь знаешь, что тоже нравишься ей?
Слова застряли в горле Леонарда, и он только успел почувствовать, как его сердце заколотилось сильнее. Неожиданно время растянулось, как карамель. Каждый миг оказался вечностью. Фары грузовика приближались, заполняя все пространство, а мир вокруг сузился до ослепительного света и нарастающего визга тормозов. Леонард видел, как капли дождя стекают по стеклу, как деревья мелькают за окном, как лица родителей в зеркале заднего вида искажаются от ужаса. Все это происходило будто в замедленной съемке, словно в каком-то кошмарном сне.
Удар был мгновенным, словно гром среди ясного неба. Мир вокруг Леонарда превратился в хаос. Металл скрипел, словно раненный зверь. Стекло треснуло, осыпав юношу градом осколков. Он услышал пронзительный крик матери, отчаянный вопль отца и почувствовал резкую испепеляющую боль. Тело Леонарда сжалось от удара, а правая нога оказалась раздавленной, словно хрупкая ветка. В этот момент в его голове промелькнула: «Неужели это конец?». А затем наступила тишина, прерываемая лишь слабым стоном. Он не знал, был ли это его собственный стон или кого-то из родителей. Едва Леонард задумался об этом, пытаясь собрать мир вокруг себя, будто пазл, он начал терять сознание, проваливаясь в глубокую, беспросветную пропасть, из цепких лап которой казалось невозможным вырваться.
Похороны
Похороны родителей стали невыносимым испытанием. Отец и мать ушли навсегда, оставив его одного в тишине их отсутствия. Леонард, сидя в инвалидной коляске, стиснув зубы, старался скрыть от окружающих свою слабость. Его тело, словно запертое в железные оковы, не поддавалось управлению, каждая минута на кладбище была мучительным напоминанием о его беспомощности. Гости, одетые в черное, скользили перед его глазами, как тени прошлого. В их взглядах читалась смесь сочувствия и любопытства.
Серая мгла затуманенного сознания, спровоцированная мощными обезболивающими и успокоительным, делала всё вокруг неясным, словно происходящее было сном. Каждый жест, каждое слово, казалось, доходили до него через густую завесу. Он чувствовал себя не столько участником, сколько сторонним наблюдателем этого мрачного ритуала.
Гроб, окружённый траурными венками, медленно опускался в землю. Слова священника терялись в холодном ветре. Множество людей пришло на похороны. Лица, скрытые под зонтиками, казались безжизненными масками, холодными и отчуждёнными. Это были партнёры отца по бизнесу, некоторые из топ-менеджеров его компаний и прислуга. Никого из настоящих друзей, никого, кто мог бы разделить боль Леонарда. Кроме, пожалуй, Хопкинсов и Уинстона Смита, управляющего хозяйством в особняке Грейвсов.
В голове Леонарда вновь и вновь всплывал момент катастрофы. Разбитое стекло, пропитанное кровью, запах бензина, крик матери, полный ужаса, и возглас отца, оборвавшиеся в один миг. Его рука тщетно пыталась дотянуться до них сквозь пелену боли и ужаса, а затем пришла тьма и поглотила его сознание. На какое-то время Леонард вновь почувствовал ту боль и страх, который остался с ним, будто одна из незаживших ран.
