Вероника Фокс "Искусство любви"

– Оставьте его здесь, пожалуйста.

Нерешительно убрав руку от листа, я проглотила ком сомнения. Оглянувшись увидела, что практически все рисунки были забраны.

– Почему? – спросила я быстрее, чем могла подумать, обернувшись.

– В следующий раз доделаете, – проронил профессор уткнувшись взглядом в журнал.

– Хорошо.

Застенчивость разъедала меня изнутри. Неуверенно дошла до двери и проронила через плечо.

– До свидания.

– До свидания, Алиса.

И скрылась за большим дверями аудитории, все еще ощущая себя неуютно после урока.

Глава 2. Виктор

Дождь практически стих.

В стенах академии, где витает аромат лака и краски, я занят заполнением документов. Это занятие всегда было для меня непростым. Я не люблю подводить итоги там, где от меня этого требуют. Не люблю чувствовать ответственность за идеально заполненные отчёты и журналы.

До сих пор не понимаю, зачем заполнять столько бумаг? Почему бы не ввести электронный дневник, как это сделано во многих других учебных заведениях?

Это отнимает слишком много времени, а ведь время – ценный ресурс.

Через полчаса я с раздражением отложил журнал и с наслаждением вздохнул. Я закончил. И тут мой взгляд упал на парту, за которой сидела та девушка.

У неё были каштановые кудрявые волосы, а в глазах сиял озорной огонёк. Однако, несмотря на это, она была очень скромна и боялась показаться другой. От неё исходил аромат спелого грейпфрута и лотоса.

Я ненавижу аромат грейпфрута, но люблю нежное звучание лотоса… А эта девушка…

Снимаю очки и кладу их на стол. Потираю глаза, чтобы собраться с последними силами.

Эта студентка… Да. Как ее звали… Алиса? Точно, Алиса. Она была…

Я пытаюсь вспомнить её образ, размышляя о том, что именно меня привлекло в ней.

Неужели противоречия звучания ароматов? Нет.

Иногда творческие люди, увидев что-то, что пробудило в них вдохновение, стремятся вновь испытать это чувство полёта. И я сейчас пытаюсь уловить то, что чувствовал тогда… Когда смотрел на ее рисунок.

Встав из-за стола, я снова подхожу к рисунку. Краски практически высохли. Смотрю на портрет, вглядываясь в линии, которые проводила Алиса кисточкой. Машинально провожу указательным пальцем по ним еще раз, продолжая гипнотизировать рисунок.

Этот портрет… Как ей удалось так быстро нарисовать меня?

В этом не было сомнений: Алиса нарисовала меня, сделала из обычного квадрата произведение искусства. Нос, лоб, губы… Она пыталась подчеркнуть каждую деталь на своем портрете, будто бы хотела этим что-то сказать.

Но что ты хотела сказать, Алиса? Почему ты нарисовала именно меня?

Эти вопросы не давали мне покоя. Крутились в моей голове, как проклятое веретено. Каждый вопрос порождал новый, на который я не знал ответа. Словно пытался сам себя запутать, пытался отгородить себя от явной правды, которая лежала на блюдце перед глазами. И это дьявольски пленило меня, как глоток воды посреди знойной пустыни.

Отойдя на пару шагов назад, я взглянул еще раз на картину. В ней было практически все хорошо. Но нужно было исправить кое-какие детали, чтобы этот рисунок выглядел еще лучше. Чтобы он был еще более проникновенным, чем казалось на первый взгляд. Чтобы можно было рассматривать его часами, подмечая мелкие детали, которые Алиса пыталась торопясь вплести в холст.

Почему меня так волнует эта студентка? Что в ней такого притягательного для меня?

Оставив картину на мольберте, я собрал свою сумку, пальто и, выключив свет, вышел из кабинета. Шагая по коридору, я попытался откинуть ненужные мысли. Выбросить из своей головы навязчивый аромат духов этой студентки, которая просто нахально не выходила из моей головы весь день. Взглянув на наручные часы, которые показывали шесть часов вечера, я на ходу надел пальто, спускаясь по лестнице на первый этаж. Смотря себе под ноги, я едва ли удерживаю равновесие на последней ступени лестницы.

Кто-то врезается в меня.

Из-за огромных ватных листов, что свернуты трубочкой, слышится виноватый голос:

– Боже мой, извините!

А после я вижу ее.

Алису.

В шоколадных глазах Алисы замечаю проскальзывающую искру беспокойства. Девушка едва ли не роняет ватные листы, неуклюже дергаясь. Не знаю, почему я машинально сделал то же самое, расставив руки?

– Простите, Виктор Николаевич, – щебечет девушка, потупив глаза в пол. – Простите…

– Вы решили ограбить академическую канцелярию? – вздернув бровью, спрашиваю у нее..

В тусклом свете потолочных ламп, на бледной кожи щек девушки проявляется застенчивый румянец. Эта невинность кажется мне очень привлекательной. Даже слишком…

– Не-ет, – запинаясь, отвечает девушка, поправляя ватные листы. – Нет, что вы!

– Тогда зачем вам столько ватных листов?

– Наталья Петровна попросила принести их ей… – виновато произносит Алиса, будто бы я ее в чем-то отчитываю. Но на самом деле, я просто интересуюсь.

– Вы так спешили, что показалось совершенно обратное.

Девушка плотно сжимает розоватые губы. Она старается не устанавливать со мной зрительного контакта. Старается смотреть куда-то вдаль, вбок, в пол, но не на меня. И это загадочное поведение, кажется, навевает мне на одну мысль.

Я выдыхаю из себя и твердо заявляю:

– Давайте я вам помогу?

– О нет, – восклицает Алиса, вновь чуть ли не уронив все листы ватмана. – Нет, что вы…

– Я настаиваю.

Не отрывая глаз, я продолжаю нахально изучать студентку. Мне чертовски симпатизируют ее ямочки на щеках. Ее невинный взгляд из-под густых ресниц. Румянец, что придает белоснежной коже едва уловимый шарм кокетства. Ее выбившийся кудрявый локон волос из общей прически, который спускается до линии подбородка.

– Ну…

Голос Алисы, напоминающий пение соловья, на мгновение рассеивает мою неприязнь. Он кажется мне именно тем противоядием, которое необходимо мне в этот вечер. Девушка мыкается. Или стесняется. Еще не определилась, чего она хочет.

– Давайте сюда эти листы, – робко протягиваю я к ней руки. – Не дай бог, вы еще на лестнице упадёте.

Алиса растеряна. Её большие шоколадные глаза впервые встречаются с моими. Их взгляд поражает меня своей таинственностью. Но я не могу больше смотреть на нее, это может вызвать подозрения. Поэтому девушка отдаёт мне листы ватмана и робко встаёт на одну ступеньку со мной.

– Спасибо, Виктор Николаевич, – нежно произносит она.

– Пустяки, – улыбаюсь я ей, скрыв своё ежедневное угрюмое настроение, которое таится где-то глубоко внутри меня.

Мы поднимаемся по лестнице на второй этаж. Всё это время Алиса спокойно идёт рядом со мной, не говоря ни слова. Но я не выдерживаю первым и рушу молчание вопросом:

– Зачем Наталье Петровне столько листов? – спрашиваю я.

Алиса вздрагивает и кладёт руку на лакированные деревянные перила.

– Кажется, она решила подготовиться к завтрашней паре с вечера.

– Тогда, почему она посылает студентов за листами?

Девушка молча пожимает плечами, пряча взгляд куда-то в красную дорожку, что струится по лестнице.

– Я не могу ответить на этот вопрос, Виктор Николаевич.

Когда я рядом с ней, во мне словно что-то пробуждается. Что это? Муза или вдохновение?

Я ловлю себя на мысли, что уже давно не рисовал просто так, по велению сердца. Не рисовал от души, не рисовал то, что хотелось бы выразить красками на грубом холсте.

Мне кажется, это нужно исправить как можно скорее.

Когда мы подошли к классу Натальи Петровны, Алиса любезно открыла передо мной дверь. И только сейчас я осознал, насколько нелепо это выглядело: самый строгий преподаватель академии выполняет поручение своего студента. Почему? Ответа я не ведал.

Хорошо, что никто этого не увидел из учеников.

– Ой, Виктор Николаевич! – восклицает Наталья Петровна, увидев меня. – Чего это вы?

Я подошёл к свободной парте и положил на неё листы ватмана.

– Добрый вечер, Наталья Петровна! – поприветствовал я её.

– Я, кажется, просила Алису принести ватные листы, – ответила она, прищурив глаза и одёрнув свой клетчатый пиджак.

Эта женщина годится мне в матери, но в ней есть что-то уютное и родное. Она для всех здесь как вторая мама – добрая, осмотрительная, немного полноватая, с белыми кудрявыми короткими волосами. Она любит красить губы в алый цвет, а очки у неё на блестящем шнурке, который красуется на шее.

– Да, только ваша студентка чуть ли не сбила меня с ног, – продолжил я.

Наталья Петровна бросила неодобрительный взгляд в сторону Алисы, а та, словно напуганный воробушек, вжалась в себя.

– Поэтому я подумал, что помочь ей с таким сложным заданием могу только я, – похвалил я себя и соблазнительно улыбнулся, отчего Наталья Петровна смутилась. – Да и Алиса могла убиться на лестнице, учитывая, что она едва не сбила меня с ног.

– Ну ладно, – не совсем доверчиво ответила Наталья Петровна. – Что ж, Алиса. Спасибо, что помогла. На этом все.

Я стою и жду, когда Алиса соберёт свои вещи. Не знаю, зачем я это делаю? Для чего? Почему?