Алексей Птица "Император Африки"

Но не все войска собирались наступать от Эль-Фаюма. Две тысячи всадников арабских племён, были загружены на транспортные баржи и доставлены на них в порт Суакин. Оттуда, они собирались ударить в тыл войску раса Аллула, державшего оборону в приграничном к Египту городе Вади-Гальфа.

Суакин, порт на берегу Красного моря на исходе Нубийской пустыни в Судане, был оставлен мамбовцами, после того, как его подвергли бомбардировке с английских крейсеров, пришедших из Порт-Саида.

Немногочисленные отряды из числа воинов раса Алулла Куби были вынуждены оттуда отступить и рассеяться по пустыне, отправив известие о захвате Суакина.

Хусейн Сауд ибн Абдаллах с гордостью смотрел на свою семидесяти пятитысячную армию, готовую идти за ним и в жару, и в голод. Выйдя из Эль-Фаюма, его армия, почти сразу столкнулась с тем, что стало не хватать продовольствия, так как все провинции, лежащие между Каиром и Вади-Гальфа, были разорены недавним набегом суданцев.

А всё зерно собранное там, было ими украдено, а все поля разорены. Да, египтяне сыпали проклятиями на разбойников суданцев, но от этого зерна не прибавлялось и хлеба тоже.

В связи с этим, общемировые цены на пшеницу поднялись на Лондонской фондовой бирже, так как долина Нила исправно снабжала зерном не только себя и близлежащие страны, но и Англию.

На это отреагировала Россия, став поспешно опустошать свои запасы, стремясь насытить рынок по выгодной для себя цене. О том, что надо бы и о своих крестьянах позаботится, никто и не думал. Но это лишь один штришок, в общую картину ситуации в целом.

В общем-то, ни премьер-министр Великобритании маркиз Солсбери, ни министр по делам колоний Джозеф Чемберлен, не собирались давать отмашку на прекращение бессмысленной войны с Иоанном Тёмным, больно уже всё зашло слишком далеко.

Проблема была решена закупкой продовольствия в САСШ, Канаде, России, и переправлена к месту проведение боевых действий. 1 апреля 1899 года вся масса войск под командованием Хусейна Сауд ибн Абдаллаха и контролирующего его генерала Сомерсгота, перейдя границу, атаковала город Вади-Гальфу.

Под началом раса Алуллы находилась пятнадцатитысячная армия в основательно укреплённом пленными египтянами городе. Рас Алулла, ожидал нападения и с реки, где специально для защиты от подобного, были установлены самодельные пороховые мины.

Но англичане, наученные горьким опытом, не решились на это, боясь бездарно потерять ещё несколько боевых кораблей, или канонерских лодок. Вместо канонерок, они поставили армии газавата блиндированный поезд, использовав опыт Османа Дигны.

Рас Алулла, как мог, укреплял свои позиции, создав по обе стороны реки два укрепрайона, упиравшиеся полукольцом в реку и готов был биться насмерть и не отступить. Полученные в качестве трофеев английские полевые пушки были надёжно замаскированы в разных местах, чтобы они смогли неожиданно вступить в бой, ведя фронтальный перекрёстный огонь.

А дальнобойные морские орудия, снятые с канонерских лодок должны были помочь ему в противостоянии с гаубицами противника, а как оказалось ещё и с «бронепоездом», в качестве которого выступал блиндированный поезд.

Несмотря на то, что враг превышал в пять раз численность войск раса Аллулы, он был полон решимости, отстоять укрепления города до прихода войск Мамбы. Его войска состояли из опытных воинов, прошедших с ним не одно сражение и пройдя не одну тысячу миль пыльных и грязных африканских дорог и троп. Молодёжи было совсем немного, и вся она состояла под присмотром опытных воинов, учивших их воевать каждый день.

Хуссейн Абдаллах, надеявшийся на лёгкую победу был неприятно поражён тем, что его войска ждала глубокоэшелонированная кольцевая оборона, с которой он ни разу не сталкивался. Его кавалерия, попытавшаяся с наскоку, захватить этот опорный пункт была отбита с большими потерями для неё.

Устремившиеся в атаку всадники были подпущены поближе, а потом, в упор расстреляны слитным огнём многочисленных пулемётов, орудий и скорострельных магазинных винтовок. Потеряв в первой же атаке, больше тысячи воинов убитыми, и больше двух тысяч ранеными, он отступил.

Поняв, что здесь успех кавалерией не добудешь, он повёл свои двадцать три тысячи кавалеристов в обход Вади-Гальфы, надеясь захватить Донголу, и покончить со всем войском Иоанна Тёмного одним ударом, блокировав реку и окружив его со всех сторон. Кроме этого, он ещё надеялся соединиться с двухтысячным отрядом, направленным через Нубийскую пустыню, не зная, что дни этого отряда уже сочтены.

Разбираться с оборонительными укреплениями Вади-Гальфы, была оставлена пехота вместе с поездом и приданными к ней артбатареями, во главе с британским генералом Сомерсготом. Сам же он налегке поскакал вперёд, рассчитывая на победу.

***

Из Хартума я вышел во главе двадцатитысячной армии, собранной из моих сторонников и тех людей, которые добровольно пошли со мной, благодаря поддержке Менелика II.

Пять тысяч всадников входивших в моё войско, я отправил искать двухтысячный отряд мусульманской кавалерии, чтобы уничтожить её, а сам во главе оставшихся пятнадцати тысяч, отправился на помощь расу Аллуле.

Были со мной и двадцать ручных пулемётов, наконец, полученных мною из России, и ещё не применявшихся в бою. Сейчас же, как раз и наступил тот момент, который, кстати, мог проверить их эффективность.

***

Пятитысячное войско по приказу Иоанна Мстителя, которое вёл рас Айда Вашер, выслеживало отряд арабов, перемещаясь из одного оазиса к другому, предвосхищая пути их наступления из порта Суакина.

Саудовцы, особо не таились и не стали делать запутанных переходов, надеясь по кратчайшему пути из Суакина, добраться до города Эд Дамер, что находится недалеко от притока Нила, реки Алибара. Здесь они их и перехватили.

Пятьсот абиссинских кавалеристов из кушитских племён завязало стычку с передовым отрядом арабов. Сабельная схватка могла бы быть скоротечной, если бы на помощь арабам, не пришёл весь отряд, скрывавшийся за холмами.

Растянувшись лавой, арабы стали стремительно сокращать расстояние между ними и сражающимися. Увидев этого, амхарцы стали разворачивать коней и удирать в сторону недалеко расположенного оазиса.

Арабская конница, блестя саблями, которыми они размахивали на всём скаку, и весело при этом гигикая, бросились преследовать убегающего противника, скаля от радости преследования свои белые зубы, не хуже, чем у лошадей, на которых они ехали.

Сбившись в плотный строй, они постепенно нагоняли убегающих, за счёт более лучших и быстрых коней. Всё изменилось в одночасье, когда из-за барханов, окружающих крохотный оазис, внезапно показались ряды чужих всадников.

Айда Вашер с радостью смотрел на то, как его манёвр с нападением и бегством слабого отряда, удался на славу. И теперь всё двухтысячное войско арабов, которых он долго искал по всей Нубийской пустыне, скакало в направление оазиса, преследуя его воинов.

Взмахнув саблей, он отдал приказ подымать коней, которые лежали на песке, послушные воле своих хозяев, старавшихся ничем не выдать себя врагам.

Тихо встали кони с завязанными мордами, отряхиваясь от налипшего на них песка, нанесённого несносным ветром. Понукаемые своими седоками они начали разбег с вершин величественных барханов, постепенно ускоряя свой бег.

К моменту, когда они показались на глаза лавине всадников, нагонявших убегающих амхарцев, у коней были уже сорваны повязки, мешающие им активно дышать, а их седоки, прицелившись дали залп из карабинов, и устремились на попавших в ловушку арабов, обрушившись на них с двух сторон.

Растянувшись двумя полумесяцами, они быстро охватывали с флангов и сзади арабскую конницу, не давая им возможности убежать. Арабы, слишком поздно заметили, что их атакуют, увлёкшись погоней за слабым противником.

Заметив многочисленную конницу, вот-вот готовую напасть на них, они попытались дать отпор. Но в процессе атаки очень сложно разделить воинов поровну, либо отдать правильный приказ на отступление или нападение.

Обе лавы, через несколько минут схлестнулись, перейдя врукопашную, атаковав арабских всадников с обеих сторон. Кавалерийская атака, скоротечна. Копья, пики, сабли – всё это промелькнуло перед глазами каждого воина и с одной, и с другой стороны.

Бешеный звон сталкивающихся в воздухе сабель, крики раненых и умирающих, ржание раненых коней, бьющихся в агонии и помогающие своими копытами упасть другим коням – всё это, всего лишь звуки боя.

Кони, сбивая друг друга грудью, лягаясь и кусаясь, сражались, как могли, или как их научили их владельцы. Седоки, пытались выбить из седла своего врага, отирая его корпусом своего коня, или, отмахивались саблей, беспрестанно взмахивая ею и рубя своего противника.

Застигнутые врасплох, пребывающие в меньшинстве арабы, дрогнули, и стали выходить поочерёдно из схватки, понукая своих коней, пока конное сражение не превратилось сначала в избиение, а потом в преследование сдавшегося врага.

Бешеная скачка преследования, продолжалась до самой темноты. Уйти удалось немногим, ну а те, кто смог уйти, уже не представляли никакой реальной военной силы, и быстро уходили на Восток, стремясь добраться до Суакина и вернуться на родину. Таких было очень немного, из двух тысяч конных бойцов, вернулось меньше сотни.

***

Рас Алулла рассматривал через бинокль наступающие пешие порядки армии газавата, волнами накатывающихся на его укрепления. Позади них, пыхтел угольным дымом, стоящий позади блиндированных вагонов и открытых площадок с орудиями, паровоз.

Стороны обменивались артиллерийскими ударами, а солдаты под зелёными знамёнами шли вперёд. Наконец, по мнению раса, наступил удачный момент для работы гаубицами, и они открыли огонь, до этого скромно не давая о себе знать.

Контрбатарейная борьба, в которой Семён Кнут, уже изрядно поднаторел, велась с переменным успехом. Орудия, соревнуясь между собой в точности попаданий в цель, пытались нащупать позиции противника. Англичане, переодетые мусульманами, были достойные артиллеристы, чего нельзя было сказать о личном составе, которым командовал Семён. Зато у мамбовцев, были хорошо пристреляны окрестные высоты.

Султаны взрывов быстро накрыли наступающую пехоту, а кинжальный огонь из пулемётов, быстро разметал густые колонны наступающих мусульман.

Орудия с бронепоезда, пытались поддержать атаку, но для них, у раса был припасён свой ответ. Отдельная батарея морских орудий, открыла огонь, целясь, только по паровозу.

Через десять минут, один из снарядов попал в его трубу, пробив её насквозь и взорвавшись уже за ней, а второй ударил в центр паровоза, отчего гулкий взрыв его котла повторил грохот самого разрыва удачного попавшего снаряда.

Не имея возможности маневрировать, весь состав оказался отличной мишенью для стрельбы, благодаря своим размерам, и после часа напряжённой артиллерийской дуэли, прекратил своё существование.

Но двадцать английских гаубиц, против шести гаубиц суданцев и четырёх морских орудий, оказались большей силой, перемалывая укрепления своими снарядами.

Но укрепления создавались на протяжении года, и солдаты Алуллы, смогли закопаться в песок, и создали огромное количество валов, дзотов с установленными там пулемётами, а также глубоких траншей, в которых сидели сейчас солдаты, о чём не раз, и не два рассказывал Мамба. Неизвестно, откуда он черпал свои знания, но то, что эти глиняно-песчаные дзоты на поверку оказались огромным преимуществом перед наступающим плотными цепями противником, оказалось правдой.

Не выдержав убийственного ружейно-пулемётного и артиллерийского огня, воины газавата, стали отступать, оставляя на поле боя убитых и раненых. Стремясь закрепить успех, ночью, две тысячи солдат раса Алуллы, пошли в атаку на гаубичные батареи. Не ожидавшие такого пехота газавата и английская орудийная прислуга не смогли оказать долгого сопротивления, и отступили, отдав батареи врагу.

Негры, невидимые во тьме, воспользовавшись этим, радостно заклёпывали орудия, разбивали орудийные замки, а один из нападавших, бывший казаком на службе у Мамбы, подкладывал взрывчатку в снарядные ящики, отматывая длинный бикфордов шнур, чтобы без помех зажечь его.

Во тьме сверкали вспышки оружейных выстрелов, грохот разрывов, матюки на разных языках, да блестело в свете луны и далёких звёзд обнажённое холодное оружие. В довершении всего по лагерю стали бить уцелевшие гаубицы Алуллы, после чего, диверсионный отряд быстро отступил, предварительно подпалив бикфордов шнур.

Во всеобщей неразберихе ночной атаки, скоротечного боя, и последующего отступления врага, никто не приметил слабый огонёк горящего фитиля. Многие, кто в напряжении всматривался издалека в картину ночного сражения, был вознаграждён незабываемым зрелищем взорвавшегося склада с боеприпасами.

Рвануло так, что грохот взрыва слышался, наверное, в Хартуме и Каире, насторожив их жителей. Утром, разозлённые ночной атакой, многочисленные воины газавата под командованием английских офицеров, поспешно строились для решающей атаки.

Батареи английских полевых пушек были выдвинуты на максимальное близкое расстояние к укреплениям, чтобы без помех расстреливать и так уже порядком разрушенные предыдущим днём укрепления мамбовцев.

Батальоны, изготовившись к атаке, пошли сначала развёрнутыми колоннами, а потом, перестроившись в густые цепи, побежали навстречу смерти. Со всех укреплений воины раса Алуллы, открыли ураганный огонь, но он не сломил атакующих, которые пользуясь своим численным превосходством и устилая всё своими трупами, устремились вперёд, в последнем усилии заняв, как оказалось, всего лишь первую линию обороны.

Крики ярости не помогли им найти в себе мужество, которое было сразу разрушено огнём, до этого молчавших батарей полевых пушек, пристрелянных по первой линии обороны заранее. Удар, скрытых до этого времени батарей, был внезапным, и нанёс огромные потери, уже уставшим от боя солдатам газавата.

В воздух полетели пыль и тела пытавшихся закрепиться здесь мусульман, но от мощного артиллерийского огня ничего не спасало, он был слишком силён. Не выдержав тяжёлых потерь, пехота стала откатываться назад. Вслед им неслись пулемётные очереди со второй линии обороны, делая обширные просеки в плотных цепях отступающих воинов.

Рас Аллула Куби, увидев это, приказал усилить огонь, а потом, внезапно встав во весь рост, закричал: – Братья, воины, наш момент настал! Вперёд, в атаку! И да поможет нам Бог! За Мамбу!

– За Мамбу! – взревели все остальные и, перезаряжая на ходу винтовки, и пристёгивая к ним штыки, бросились из-за укрытий в атаку. Они быстро догнали уставших мусульман, расстреливая их в спины из винтовок, а потом, ударили в штыки.

Теряя людей, поредевшие пехотные батальоны стали откатываться назад, где генерал Сомерсгот, готовил к бою последние остававшиеся у него в резерве батальоны, благодаря которым он смог остановить наступательный порыв суданцев и отбросить их назад, с большими для себя потерями.

Потери были очень велики. К тому же мешал артиллерийский огонь батарей мамбовцев, который заставлял замолкать один за другим пулемёты обороны лагеря. Так на плечах бежавших солдат газавата, мамбовцы и ворвались в лагерь. Битва закипела с удвоенной силой. Но после введения подкрепления, суданцы были вынуждены отступить.

Перегруппировав свои войска, генерал Сомерсгот лично возглавил атаку желая додавить численным преимуществом своих войск оборону города, боясь, что хорошо показавшие орудия обороны стрелявшие шрапнелью, нанесут его войскам такие потери, что они не смогут продолжать бой.

И снова воины газавата пошли в атаку, крича «Алла», «Аллах Акбар», как будто Аллах, был только на их стороне. Но, Осман Дигна так не считал. В его распоряжении было немного людей, всего около трёх тысяч, и все они сейчас находились в резерве. Большинство из них, готовились к рукопашной схватке, планируя вступить в неё, как только будет захвачена вторая линия обороны.

Густые цепи воинов газавата, вторично бросились захватывать первую линию обороны, а английские орудия с переменным успехом, подавляли артиллерийский огонь заново открытых скрытых батарей суданцев.

Несмотря на всё это, мусульманские батальоны снова овладели первой линией траншей и, заняв их, бросились дальше, где их встретил опять пулемётный огонь.

Покрывая ковром своих тел расстояние между двумя линиями, они рвались вперёд, предчувствуя победу. Их было много, и они надеялись победить, но тщетно. Опять в работу включились пулемёты, которые до этого молчали, а невидные издалека дзоты, открыли убийственный огонь с минимального расстояния, уничтожая волны атакующих.

Таких потерь не мог выдержать никто, и рас Аллула в очередной раз поднял воинов в атаку, введя в бой свой резерв во главе с Османом Дигной. Дико завывая, они устремились в рукопашную, надеясь не на свои винтовки или сабли, а на короткоствольные револьверы, отлично показавшие себя в подобных схватках. И этой атаки воины газавата во главе с почти выбитыми в процессе боя английскими офицерами уже не смогли выдержать.

– Пленных не брать, – орал Алулла размахивая саблей позади своих воинов, благоразумно не идя в атаку в первых рядах. Эта команда, ещё более распалила атакующих, которые, со звериной кровожадностью бешеного волка, терзали наступающих воинов газавата.

Расстреливая последние патроны, рубя саблями, коля штыками, мусульмане убивали мусульман, а коптские христиане, христиан протестантских и англиканских. Язычники, мочили всех подряд, не разбирая под каким знаменем кто где был, и какого цвета у него кожа, или на каком языке он говорил.

Им было всё равно! Кровь лилась рекой. Мольбы о помощи, поднятые вверх руки, никого не интересовали, и не принимались во внимание. Как дикие звери, дорвавшиеся до сладкого мяса, убивали мамбовцы, недавних «волков», которые с такой же яростью и жаждой убийства, намеревались разделаться и с ними, если бы победили. Но им не повезло, и теперь они гибли, устилая своими телами древние пески, много повидавшей Нубийской пустыни.

Эта атака осталась и последней. В результате этого сражения, многие пехотинцы, объявленного по указке англичан газавата, нашли здесь могилу. Сбежать удалось немногим. Бросая оружие, боеприпасы и все остальные вещи, которые им мешали бежать, немногие уцелевшие, ловя разбежавшихся коней обоза и артиллерийских упряжек, разбегались во все стороны, кто конный, кто пеший, остальные, сдались в плен.

Никто из них, не собирался больше участвовать в этом безумии, называемой войной с Иоанном Тёмным, взявшим себе новое прозвище – «Мститель». Но оставались ещё двадцать две тысячи всадников, ушедших вместе с Хуссейном Абдаллахом, судьба которых была ещё не решена.

После победы, голова убитого в бою английского генерала, была отрезана и высушена под жарким солнцем, а затем, отправлена в дар ещё живой королеве, вместе с десятком чудом выживших пленных англичан.

Рас Алулла взял на себя ответственность и написал в записке, приложенной к ней от имени царя Судана Иоанна Тёмного.

– «Милостивая королева, посылаю Вам столь экзотический подарок. Увы, в моей стране не цветут больше цветки любви, подобно прекрасным орхидеям в диких джунглях. В моей стране, сейчас цветут страшные цветки смерти, так знакомые Вам! Прошу принять от меня этот подарок в знак нашей вечной вражды и ответный жест, на убийство моей невесты Заудиты. Вечный покой вам, и маркизу Солсбери – титулованному убийце. Ваш смертельный враг, Иоанн Тёмный (Мститель), князь, король, царь, и будущий император Африки».

О том, что Мамба потерял невесту, и кто за этим стоял, расу Аллуле сообщил курьер, приплывший к нему незадолго перед наступлением воинов газавата, и передавшем ему личное письмо от Мамбы, а что-то передав и на словах. Так что здесь, если и была отсебятина, то весьма условная и незначительная.

Воины раса в ходе битвы захватили богатые трофеи, состоящие из восемнадцати вполне исправных пулемётов и тридцати полевых орудий, а также почти пятьдесят тысяч винтовок, и огромного количества боеприпасов, как к ним, так и к орудиям. Но глава газавата Хуссейн Абдаллах ещё не был пойман. Но на встречу с ним, уже спешил сам Мамба.

Глава 4. Разгром

Две сотни всадников из моей личной гвардии, вместе со мной совершали манёвры, смысл которых понятен был только мне. Пускай я был не самым лучшим всадником, но злость, желание отомстить, и уже привычка идти до конца, творили чудеса. Многие подумают – опять «превозмогатель»!

Но нет, когда у тебя нет другого смысла жизни, когда ты годами, только и делаешь то, что преодолеваешь трудности, обходишь смертельные опасности, и неожиданные ловушки, пытаешься продумывать наперёд, постоянно спотыкаясь и падая, а потом, вставая, идёшь вперёд, это переходит в привычку.

Если ты не умеешь – учись! Если не хочешь, а надо – заставь себя! Хочется порыдать? – рыдай, а потом, вытерев слёзы и сопли, снова пытайся, снова и снова сделать то, что не получается у тебя. И так до бесконечности. Старые как мир слова – «из искры, возгорится пламя» – это квинтэссенция человеческой настойчивости и воли, и только это, делает из человекоподобного существа, действительно человека.

Вот и Мамба, набивая себе шишки и натирая мозоли на ногах, пытался неумело управлять благородным скакуном. Судорожно сжимая уздечку обеими руками, он старался заставить спокойную вроде кобылу, делать сложные манёвры.

Кобыла, ерепенилась, недовольно взбрыкивала, нетерпеливо перебирала ногами, пытаясь скинуть неумелого седока со своей спины. Слава Богу, это был не жеребец! Иначе, я бы давно валялся на земле, придавленный её тушей, а то и награждённый ударами увесистых копыт.

Уж я насмотрелся, как несутся раздражённые неумелым седоком кони, а то и пытаются кувыркаться вместе с ним, норовя зафутболить седока вперёд, либо назад, брыкаясь задом. Ничего приятного.

Вот оттого и досталась мне спокойная кобыла по кличке Марух, которая не сильно то и понимала, что от неё хотят. Наконец, я смог ездить на ней достаточно быстро, трясясь в галопе, и научился быстро разворачиваться на ней. Ну и самое главное, по моей команде, на полном скаку, она останавливалась, имитируя ранение, и ложилась на землю.

Тот же самый манёвр отрабатывали и остальные две сотни. У каждого всадника, кроме короткого кавалерийского карабина было по два револьвера, а у десятников ручные пулемёты Макклейна, названые им – «БигМак».

Тренировались мы так. Обе сотни неслись на врага, потом в испуге от превосходящих сил разворачивались и скакали во весь опор, нахлёстывая лошадей.

Через некоторое время, повинуясь моей или моего сотника команде, те, что несли с собой пулемёты, имитировали ранение коней, ложились с ними на землю, и, установив сошки на седле и спрятавшись за крупом лошади, открывали огонь на поражение «преследующего» их противника.

Манёвры мы проводили в городе Эд Дамер, пока ждали известия от Айда Вашера, о разгроме отдельного отряда арабской конницы. После получения радостных известий о разгроме этого отряда, я немедленно отдал приказ на выступление, стремясь успеть на помощь расу Алулле, которого бросил по сути одного, сражаться против всей армии газавата.

Моя армия пошла вперёд, двигаясь одновременно по реке на плотах и лодках, пешком вдоль Нила. Через двое суток пути, впереди показались очертания города Донгола и шум третьего порога древней реки. Оттуда доносились звуки отчаянного боя.

Подойдя ближе, мои передовые отряды увидели, что город Донгола осаждён армией газавата, и за него идёт яростный бой, исход которого был заранее предрешён. Его оборонял только малочисленный отряд, оставленный там расой Алуллой.

С плотов и лодок открыли огонь, пытаясь не допустить захват и разграбление города. Но всё пошло совсем не так, как мною ранее задумывалось. Но и другого выхода, тоже не было.

С плотов, стал высаживаться десант, с ходу вступая в бой за стратегический город, не давая возможности врагу им овладеть. Вдоль реки спешно подтягивалась пехота, стремясь успеть поддержать своих товарищей, опередивших их по реке. Я с двумя сотнями своей личной гвардии двигался вместе с пехотой.

***

Хуссейн Абдаллах, надеялся с ходу захватить Донголу, и это ему уже почти удалось, если бы не приплывшие по Нилу мамбовцы, а вскоре во главе основного войска, показался и сам Мамба.