Визг тормозов, свист резины и наша машина летит в кювет. Я закрываю детей руками, а Маша ударяется головой о пластиковую панель. В тумане слез и истерики, успеваю поймать взглядом Машины передвижения. Она выбирается на воздух, толкнув дверь изо всех сил.
Жуткий момент разрезает этот день на до и после. Крайнее воспоминание перед потерей сознания: мужские крики, детский плач, запах жженой резины, скрежет металла и стоны Маши.
Мое тело принимает приятное тепло, а болезненный кашель нашего водителя размывается в обрывках памяти. Я отключаюсь под песню, летящую с самих небес: скоро рассвет, выхода нет, ключ поверни и полетели…
***
Я мертва и попадаю в рай? В висках бесконечно пульсирует. Не слышу сердцебиение, а лишь короткие однотипные сигналы. Медленно открываю глаза и сразу же щурюсь от яркого света одинокой лампы под потолком. Я всё–таки жива…Во рту так сухо, боюсь шевелить языком и поранить им нёбо.
Аккуратно сглатываю и поворачиваю голову влево. Большое окно, закрыто жалюзи, в углу аппарат, показывающий сердечный ритм. Я в больнице. Сомнений нет.
Прошлое выдает фрагменты аварии. Я зажмуриваюсь от приступа удушья. Горло будто опухает, ребра пронзают легкие, и я умираю. Снова.
– Вот так, – медсестра входит в палату и надевает мне кислородную маску. – Дышите. Ровно, глубоко и спокойно.
Вдох и затянутый выдох. Лёгкие горят, будто я в задымленной комнате.
– Немного легче?
Я моргаю. Больше никак не могу ответить ей. Она проверяет показатели на приборах и уходит. Мгновение спустя в палату залетает Вова. Взъерошенный, уставший, падает на колени возле моей кровати, целует мои ослабшие руки, пальчики и шепотом читает молитву.
– Вов…– еле живым голосом привлекаю его внимание.
– Что моя любимая? Ты чего–нибудь хочешь? Или тебе больно? Я позову врача, сделают анестезию.
– Тёма…
– С нашим мальчиком все хорошо. Отделался легкими ушибами. Ты тоже скоро поправишься. Моя хорошая.
Щекочет колючей бородой кожу моих ладоней и запястий.
– Да что же такое! Я же вас к жене отправил десять минут назад, а вы здесь.
Доктор с посеребренными висками, беспристрастным выражением лица смотрит на Вову, а я на него.
– Что? – переспрашивает мой муж, стирающий колени в кровь у моего изголовья.
– Я сказал, что ваша жена в реанимации, третий этаж, левое крыло. Прискорбно сообщать, но ее шансы ничтожно малы. Состояние крайне тяжелое.
Я срываю маску с лица.
– О чем вы говорите? – хриплю на выдохе. Жаль, не могу разглядеть имя и фамилию доктора, перед глазами мутная пелена.
– Лескова Мария Петровна, девяносто пятого года рождения. Дочь Ева, которая в данный момент так же находится в реанимации в детском отделении.
– Ч–что? – плевать на боль и ушибы. Отбираю руку от губ Вовы и пытаюсь приподняться на локти.
– В свидетельстве о рождении девочки, которое нашли и доставили полицейские указано, что Золотарёв Владимир Николаевич ее отец. Вы же так представились администратору за справочной стойкой?
Вова встает, одергивает пиджак и кажется, на него разом обрушивается вся тяжесть ситуации. Магнетические карие глаза чернеют, и вокруг радужки вспыхивает огонь.
– Зой, я все тебе объясню.
ГЛАВА 2
Слез нет. Я не знаю, куда они деваются. Но я смотрю на мужа и не узнаю его. Чужой, холодный, отдаленный, с каменным лицом и сердцем.
– После выписки вы с Тёмой должны переехать. Я тебя люблю, но…
Мои потрескавшиеся губы нервно подрагивают. Я еще очень слаба и Вова пользуется этим. Ведет себя равнодушно, забывая, что его самые родные люди угодили под колеса большегруза.
Бессердечный трус – эхом проносится мысль.
– Почему? Ты хочешь выставить нас сыном на улицу?
– Его сейчас приведут к тебе. Повидаетесь.
Нарочно не слушает меня, отгораживается невидимой стеной. Дальше от меня и ледянее.
– Вов? Почему?
Он кружится вокруг своей оси, толкает ни в чем неповинный стул и тот отлетает к двери. Гладкий пол – ледовый каток.
– У меня и без вас проблем хватает, поживете немного в пятикомнатных апартаментах, пока я решу кое-какие проблемы. Какого черта, ты вообще спелась с Машей?! На хрена поменяла путевки и снова засунула мое мнение в задницу?!
Подбородок дрожит, пальцами стискиваю больничную простынь.
– Я тебя люблю, Вов…
– Прости, – чертыхается, рвется к кровати, – я тоже, Зой.
Я сглатываю, а он продолжает:
– И я не понимаю, как так произошло…бес попутал…вилами в зад…
Часто–часто моргаю, но это не помогает придержать слезы.
– Почему, Вов?По-че-му!?
– Не знаю, – растирает заросшие щетиной щеки, сутулится, стонет, ворчит. – Правда, не знаю. Я будто не управляю собой и своим телом.
– Уходи. Я не хочу тебя видеть.
– Сейчас не подходящее время, но ты должна меня услышать.
Что еще? Мысленно задаюсь вопросом и сразу же стираю его ластиком из памяти. Вова упирается кулаком в матрас и немного склоняется ко мне. Не похож на раненого зверя. За секунду наряжается в хладнокровного монстра.
– Я не уверен, что Ева моя дочь. Поэтому не решался откровенно во всем тебе признаться.
– Вон! Прочь!
Я нахожу в себе силы для истошного крика. В палату вбегает уже знакомая медсестра и возмущенно вскидывает руками.
– Покиньте палату, немедленно. Больной нужен покой.
– Исчезни, – я поворачиваю голову на бок и тихонько вою.– Испарись навсегда!
Медсестра вводит снотворное средство в капельницу, крутит колесико регулируя дозу, а Вова пятится к двери и скрывается за ней.
– Скоро к вам заглянут полицейские, так нужно. – Говорит моя спасительница.
Меня трясет от боли. Не от физической, от душевной. Она откусывает от меня большие куски, оголяя кости. Я сгнию заживо. В одиночестве и ненужности.
– Мамочка! – и в комнате появляется лучик.
Артемка маленький мужчина и моя гордость. Спортсмен, умница и настоящий помощник. Запрыгнув слету на кровать, ложится на меня сверху и затихает. Девушка в голубой униформе улыбается и гладит его по пшеничной головке.
– Я оставлю вас. Но ненадолго. Скоро лекарство начнет действовать, и вы уснете.
– Спасибо.
Целую сыночка там, до куда дотягиваюсь и не перестаю обнимать. На нем только пара царапин и шрамик на лбу, заклеенный пластырем.
– Мам, – Тёма нацеливает на меня голубые глаза. – Папа так быстро ушел и даже не обернулся, когда я позвал его. Ему плохо?
– У папы стресс. Ты знаешь, что такое стресс?
– Это когда едят много сладостей?
Я с грустью улыбаюсь. Голова кружится от миражей, приносящих образ счастливой Маши…
– Именно так. И, наверное, папа поехал в кондитерскую, чтобы съесть целую тонну пирожных.
– Но он, же вернется? У меня скоро игра и вы обещали прийти вместе.
В мире живет несколько миллиардов людей, они каждый день сталкиваются с непреодолимыми трудностями, переживают страшные трагедии и находят выход из самых сложных лабиринтов.
Но…как объяснить мальчику, который вырос в любви и внимании, что папа нас бросил? Сможет ли он понять и принять? Справится ли с этой лавиной, сносящей всё на своём пути? А лавины бывают несутся с космической скоростью…
– Конечно, он немного прогуляется и придет.
Я чувствую непередаваемую легкость в конечностях. Будто вместо матраса подо мной пуховая перина. Веки тяжелеют, концентрация падает.
– Никуда не уходи, мой маленький Месси.
Артемка что–то говорит, но слова теряются в глубине сознания. Мутные расплывчатые блики сменяют друг друга, словно картинки в калейдоскопе.
Последнее воспоминание – появление медсестры.
***
За окном солнечно и ясно. В акварельном небе ни облачка. Я облизываю губы, обводя взглядом современный, но унылый интерьер. Казенные пенаты, никогда не заменят дом.
Где теперь мой дом?
– Доброе утро, Зоя Павловна.
Врач, который вскрыл правду о предательстве моего мужа, заставляет переключить на себя внимание. Поочередно проверяет реакцию зрачков на свет, наведя на них крошечный фонарик, а потом пальпирует мой живот и немного хмурится.
– Ну что, вы быстро поправляетесь. Основной удар пришелся в область живота, однако, внутренних повреждений нет. Вам повезло. Легкое сотрясение мозга меня больше волнует.
– Мой сын, с кем он?
– Ваш подающий надежды футболист, развлекает сестер в коридоре.
С мячом Артемка не расстается. С самого раннего детства. Вова заметил его тягу и в трехлетнем возрасте отвел к лучшему столичному тренеру, который готовит мальчишек в спортивную школу при клубе «Спартак».
– Хорошо.
– У меня к вам серьезный разговор.
Я, наконец, разбираю имя врача на бейдже. Его зовут Георгий Михайлович, и готовлюсь выслушать лекцию о реабилитации, врачебные советы. Но…
– Мария Лескова скончалась сегодня ночью. Ее дочь Ева, очнулась после сложной операции и сейчас находится под постоянным присмотром.
