Виталина Дэн "Порок. Часть 2"

Делая глубокие затяжки, которые хоть немного приводили собственный рассудок в чувство, вовремя подгреб* (подошел) к торцу своего прежнего дома, успев перехватить мать после похода за продуктами в наш местный универсам.

Время идет, а привычки все те же остаются.

Ссутулившаяся невысокая женщина, облаченная в рыжее пальто до колен и в платок на голове, глядя себе под ноги несла в руках сетчатый мешок, который был заполнен молоком, хлебом и продуктами.

Отшвырнул бычок, оглянулся по сторонам сканируя двор на наличие знакомых тачек и, убедившись в отсутствие на хвосте зверей, побрел к матери.

Родительница от испуга подпрыгнула на месте, когда я ей молча перегородил путь.

– Бог ты мой, – тихо прошептала и прикрыла ладонью лицо. – Это ты, Денис. Ты застал меня врасплох, – пробубнила мать, все еще отходя от моего неожиданного появления.

– Я понял, – бесцветно отозвался и полез в карман за налом* (деньги). – Возьми это, – сунул ей опешевшей в свободную руку пару пачек долларов, на этот раз заставив женщину проглотить язык. – И бати о них не слова! – нагнулся к ней, чтоб со сталью заглянуть в глаза. – Ты поняла меня?! – отчеканил жестко, пытаясь разглядеть ясность в ее взгляде. – Не свети ими. Траться, как обычно. И… если нужно приобрети лекарство для него, – имея ввиду перенесенный отцом инсульт, про который я узнал только вчера. – Этого, – кивнул на бабки, – вполне хватит вам на долгий период времени.

На какие-то незначительные секунды наступило молчание тягучее, тошнотворное, а вскоре матушка отмерла.

– Что случилось? Откуда столько у тебя? Чем же ты занимаешься? – вполголоса затараторила, судорожно сжимая купюры. – У тебя проблемы, да? Из-за чего вчера тебя задержали? Где, ты все это время пропадал? Три года не давал о себе знать. Как так, Денис?

Я не хотел, чтобы правда всплыла наружу, но мать была слишком поглощена своими эмоциями, чтоб заметить очевидное, заострить на мне внимание и выяснить проблему. Впрочем, как и всегда у них с отцом это было.

– Ничего не произошло. Все нормально. Вчера произошла ошибка. Видишь, меня отпустили, – усмехнулся ей нагло в лицо. – Но, я остаюсь при своем мнение. Жить я буду, так как хочу того я. Вы мне диктовать правила не будете. У вас на это есть младший сын. Не знаю, когда встретимся и увидимся ли вообще… – замешкался и отвернулся от нее, когда мать тихо зарыдала и вцепилась на груди в мою куртку.

– Не поступай со мной так. Не лишай меня сына. Денис, я люблю тебя. Мы любим. И отец. Он ведь из-за тебя, своих переживаний на счет ваших разногласий и заболел. Совсем сдал.

– Я уезжаю. По работе, – заключил холодно, к сожалению совсем ничего не чувствуя. Нет ни эмоций, ни вины. – Извини, – насильно отцепил ее ледяные пальцы от себя и не глядя в родные глаза, пошел прочь.

– К Котовым сегодня ночью приезжал наряд! – крикнула мне вслед, но я поежившись, никак не отреагировал. – Куда, ты уезжаешь?! Сынок! – истерично взвыла на весь двор.

Всем, чем я мог им помочь, считаю сделал. Одна часть денег была отдана им, а вторая – отложена для другого человека, если вдруг со мной что-то произойдет. Мне лаве в том месте, куда я отправлюсь ни к чему.

***

Не успел зайти домой и сбросить с себя ботинки, как раздался громкий стук в дверь, заставив меня прикрыть глаза, выдохнуть и всем телом напрячься.

– К Котовым сегодня ночью приезжал наряд!

В путь?

Стук повторился, послав мне сигнал врубиться, включать голову.

А если, Туман, этот фраер передумал? Просто сдашься, открыв дверь?

Усмехнулся и сделав шаг в сторону коридорной тумбочки, выбивая из под ног скрип половицы, схватил ТТ*(пистолет Тульский Токарев) и передернул затвор.

Щелкнул замком и резко настежь распахнул дверь, пряча за ней наготове ствол.

Выдохнул. Шумно. Зло. Минутная тишина мощно давила на перепонки.

Одеревеневшие пальцы больно впились в холодную сталь, вызывая ощущение разрезающей плоти. Эмоциональное напряжение завязало внутри еще один прочный узел и сдавило до помешательства тиски.

– Какого хрена, а? – процедил сквозь зубы, чувствуя, как прошибло всего током. Да так, что холодный пот прокатился по хребту. Свезло, что сразу не наставил волыну на незваного гостя.

Ульяна замерла напротив меня, как вкопанная, держа между нами дистанцию.

– Ты зачем поперлась за мной? – сжал скулы до скрипа зубов, догадавшись обо всем без слов.

Проследила за мной от дома! Если эта девчонка наметит себе цель, то хуй кто ее переубедит в обратном.

– Потому что, никто мне ничего не говорит. Не может объяснить, что происходит. Тебя не было три года, – стянула с себя шапку, выпустив на свободу пышную копну золотистых волос. – Вдруг, ты объявился и тебя тут же на моих глазах задерживают, как особо опасного преступника, – снимает шарф, внимательно всматриваясь в застывшие черты моего лица. – Я не знаю, где ты живешь. Что с тобой происходит. Что с братом. Почему, к нам сегодня ночью наведывались силовики по его душу и устроили дома погром. Я не могу найти ответов. Может, ты поможешь? – сделала ко мне шаг, а я хаотично гоняю в мыслях куда незаметно скинуть хлопушку*(пистолет).

– И это повод следить за мной? – бесился, что она теперь знает этот адрес и, опасался, что ее увидят рядом со мной, пасущееся во дворе псы.

– А ты, как думаешь? Я ведь спрашивала, ты молчал, – устроила правую руку возле моего сердца и ласково принялась поглаживать меня, переходя к плечу. – У Макса допытывалась, но тот со вчерашнего дня в рот воды набрал. Что случилось, Кудрявый? – обеспокоенно обратилась. – Скажи, – прикрыла глаза и бережно, с безграничной любовью обвила руками меня за торс, как в детстве, делясь своим теплом и укутывая родным запахом малины.

Принялась нежностью врачевать мне душу… Всегда подбирая ко мне верную тактику, чтоб мгновенно оглушить и обезоружить.

Пока она не видит, запрокинул голову, зажмурился и оскалившись, натянул жилы на шее. Передать сложно, как приятны ее прикосновения, как она важна для меня. Но, самое поганое, что я уже три года назад сделал свой выбор. Правильный. Оставить ее в покое. Обезопасить. До чертиков, боясь загубить именно ее жизнь. Стать последней сволочью, но уберечь ее от себя, от мира в котором вращаюсь. Я не желал, чтобы она обманывалась на мой счет. Играть бы я долго в хорошего парня не смог. Рано или поздно все обо мне узнает. Возненавидит. Тогда, зачем продолжать тянуть эту лямку? Лучше сейчас рвать все нити, которые связывают нас.

А выйдет, Туман? Она за три года тебя не забыла, а ты эти года не выпускал ее из виду.

Неслышно выдохнул.

– Ульян, уходи. Я тебе тоже ничем не смогу помочь, – глухо высказался и с деланно равнодушной маской на лице разорвал наш контакт, поворачиваясь к ней спиной и, незаметно от девчонки, скинул в ту же самую тумбу ствол.

– Хватит ездить мне по ушам! – отчаянно вскрикнула, потеряв терпение, и наотмашь ладонью залепила мне между лопаток. – Хватит мучить! Хватит лгать! Когда, ты уже подавишься своим враньем?! С другими ты запросто, а со мной?! Со мной ты трус! За три года так и не изменился! Зачем, ты тогда приперся снова к нам на порог? Пожалел меня?! Ты ведь все знаешь, да?! Дружок твой обо всем поведал, ты и прискакал ко мне безмозглый сайгак!

Не спеша повернулся к ней, заставив одним своим видом перекрыть поток ее слов. Выдохлась. Отчаянно сжала с двух сторону голову и зажмурила глаза, из которых ручьем потекли по щекам кровавые слезы. Устала. Вымотана. И причиной тому я.

Загнанно посмотрела на меня исподлобья. Я молча смотрел ей в глаза и понимал, что неминуемо начинаю загибаться. Подыхать. Все. Конец. Потому что, есть вероятность того, что вижу ее в последний раз. Хочется орать, разнести всю хату, выплеснуть, к ебеням, весь негатив, но только, чтоб сейчас исчезла. Никогда не появлялась на моем пути, в моей жизни. Не заставляла чувствовать перед ней слабость в ногах и в груди. И в то же мгновение жутко становится от осознания собственных мыслей, что могу потерять ее навсегда.

Так может, Туман, ты с ней в одной клетке? Почему именно с ней ты начинаешь чувствовать и проживать те эмоции, которые ни с кем и никогда?

Начал сбоить. Броня в груди дает трещину. Стоп. Не вздумай.

– Убирайся! – рукой указываю ей на дверь, веря в то, что могу прыгнуть на девчонку и разорвать за то, что рвет во мне жилы.

– Денис, не поступай так со мной снова. Не вышвыривай из своей жизни, – умоляющим шепотом все еще пыталась пробиться сквозь пробоину в солнечном сплетение.

– Мне силой тебя выпроводить? – упорно боролся с отключающимся рассудком, с трудом различая расплывчатую картинку перед собой.

– Будь ты проклят, – что-то разобрав в моем взгляде, Ульяна напрямик сквозанула в подъезд и полетела вниз по лестнице.

С бешеной яростью саданул дверью, закрыв ее.

Туман, ей только пятнадцать. Не делай.

– Не смей, – хаотично замотал башкой, но тормоза слетели с петель.

Взбешенно рыкнул и бросился вслед за ней, перепрыгивая весь лестничный пролет, пока не настиг сумасшедшую. Грубо схватил за шиворот и развернув к себе, больно припер к подъездной побеленной стенке. Вцепился в волосы у корней, обжигая ладони об золотой шелк, и жестко соприкоснулся лбами, не замечая нашего загнанного дыхания в унисон. Только борьба взглядов, в которых плещется безумие. Разгоряченная кожа к коже и впервые умалишенный требовательный поцелуй. Мягкие, податливые губы сводили с ума. Поцелуй, сметающий между нами двумя все барьеры. Мозг плавился, заставив полностью отключится, и напрочь перестать отдавать отчет своим действиям.

Глава 3

Грозный. Полтора года спустя. 1996 год. Денису 22 года.

( прим. в тексте содержится нецензурная брань и резкие выражения, задевая личность. Автор, никак не желал обидеть читателя. Это, текст, ничего личного.)

В центре города Грозного наша армейская колонна брали штурмом несколько домов, заведя бой на подступах. Мы непрерывно блокировали и обстреливали крупнокалиберными снарядами, выкуривая наружу отряд боевиков, отбивавшихся ответным огнем. Чеченские бойцы отказывались покидать свои занятые позиции, считающие себя отрядом самообороны. Поблизости и внутри домов рвались гранаты, закладывая уши и, из гладкоствольного рявкали очередные минометные мины, заставляя на мгновение пригнуть голову. Рыхлая по щиколотки земля стонет, дрожит, когда бронетехника приблизилась к захваченному нами разгромленному кирпичному сооружению и из пушки выпустила орудие. Каждый день становился все жесточе и кровавее. По всей территории Чечни шли локальные бои, несмотря на все заключенные сверху договоренности и режим перемирия, нарушавшийся не впервой с двух сторон.

Цым, разделив солдат на два объекта, поставил меня за главного в своей группе и, отдал приказ сломить и уничтожить банду врага, пока, капитан точно так же ликвидируют бойцов в сооружение напротив.

Быстро оббегаем с пацанами одну из разрушенных пятиэтажек и, по моей команде, когда оглянулся на них, черномазых, выставил пальцы и указал места, рассредоточиваясь по территории, заняв боевые позиции. Присев в полусогнутом состояние и, утопив в грязи левое колено с носком массивного ботинка правой ноги, стремительно нахожу глазами чертового Фанатика и, снова курсирую рукой, показывая, что, теперь, именно он замыкает колонну.

Мгновенный беспрекословный кивок Антохи и, тотчас звучит громкий щелчок перезаряда его автомата, чтобы вовремя поставить заградительный огонь и задавить противника. Едва успели встать, как рация в кармане моего песочного камуфляжа ожила, вызывая знакомым хрипловато-ломаным с сильным акцентом голосом.

– Туумаан? Ээээ, слышь? Это, Баргишь! Знаешь, меня? – настроил радиостанцию и поймал нашу частоту.

Баргишь, человек Аббаса, довольно приближен к Хачукаеву – главарю группировки чеченских боевиков. Помню, при личной встрече с Аббасом, он, Баргиша братом кликал, хотя, все эти чурки братья и на одно ебало.

Баргишь, однозначно в курсах, что, я знаю его, как и то, что помимо меня его слышит командир взвода с пацанами.

– Может, что-то и долетало, но, не припоминаю, – похуистически отзываюсь в рацию, чувствуя, как Фанатик полосует мой правый профиль своим бесовским кровожадным взглядом.

Будь, Тоха, в теме, он бы меня без разбора прям здесь завалил. Патриот-полудурок.

– Кончай прикидываться.

– Че, хочешь? Полюбовно договориться? Или, тебе стало скучно и, ты решил потрепаться?

– Эээйй, ты знаешь, что будет за такой базар?

– Туманов! – параллельно входит в эфир Цымаков. – Отставить! Не вступать с врагом в переговоры.

– Туман? – тяжело дышит Баргишь и, цедит, выплевывая по возрастающей угрозы. – Пока не поздно, уводи своих псов отсюда! Не делайте, что задумали. И, ты, капитан пожалей бойцов. Их мам, пап, братьев, жен и сестер, – я молча сжимаю вибрирующую с акцентом рацию, желая раздавить холодный пластик в руках. – Мы никого не пожалеем. Все умрут. Вас, как свиней распотрошим. Глаза выкалим. Яйца, язык, бошки отрежем и выкинем в помойную яму. Твою голову, Туман, я лично Аббассу в подарок преподнесу. Пиздабол хитрожопый.

– Я, не был бы в этом так уверен. Доживи сначала, а потом уже заряжай, – хмыкнул и отключил рацию.

Чукча, даже осознать не мог, какую острую реакцию вызвал у меня. А эмоций во мне давно не было никаких. С самого начала, как оказался тут. Даже, Цым, с первых дней на поводке держал как собаку возле себя, боясь упустить из вида. Капитан недоумевал, какими методами можно бороться со мной, чтоб я безоговорочно подчинялся и, перестал с призрением относиться к той чуши, что творится кругом. Я и сам не понял, что нырнул в флешбэк, мысленно вернувший меня в родной город на пару лет назад.

Повернул непроницаемую рожу к ожидающим притихшим пацанам и вскинул вверх руку, отдав команду:

– Вперед! Работаем быстро и четко.

Синхронно с бойцами без страха бросились в пламя адово, лишь чувствуя, как собственные легкие яростно горят, сильную отдачу оружия, а в ушах визг пуль попадавших в самую цель. И, так каждый бой – есть только ты, твой враг и автомат в руках.

Через пару часов, ближе к ночи, захватили здание и уложили на вечный сон тридцать пять боевиков, а четверо раненных, сложивших перед нами оружие, оставили в живых и решили обменять на своих ребят в плену.

– Автомат брось, сука!

– Выходите по одному, мрази!

– Пошел! К стене, тварь! Я сказал, к стене, блядь!

– На землю, черти ебаные. Бегом на это самое место!

Наперебой выкрикивали наши солдаты под непрекращающийся град огня и под болезненные стенания раненных, контуженных, наших пацанов, доживающих последние минуты.

– Носилки сюда, живее!

– Где, еще одна машина скорой помощи?

– На подходе!

Доносится отчаянный предсмертный крик, всюду кровь, впитывающаяся в сырую рыхлую землю и еле дышащие, словно живое покрывало покалеченные до неузнаваемости окровавленные тела.

Глядя в черное тяжелое небо стоял в трех шагах от развалин домов и груды кирпичей, выкуривая сигарету. Краем глаза отрешенно следил за обстановкой вокруг и, перекинув мрачный взгляд обратно в высь, глубоко до полных легких затягивался дымом.

– Че, с Богом по понятиям трещишь, Туман? – подвалил ко мне Антоха, повесив на плечо автомат.

– А тебя опять кумарит? – подъебнул, зная, что мимо него просто так не пройдут слова Баргиша, ныне покойника.

Не без моей, конечно, помощи покинул бренный мир. Жизнь вообще тлен. Оказавшись здесь, многое встало на свои места и война, как и смерть абсолютно не вызывали во мне страха. Принятие данной бредовой ситуации – да, но, ужаса или трусости – никогда.

– Че, этот мудила нес по поводу твоего пиздабольства? Где-то сталкивался с ним?

– Ты не раздуплился, Фанатик? – с иронией обращаюсь.

– А все же? – напирал Антоха, подозрительно прищурившись.

– Мне откуда знать? Может, был уверен, что знаю его.

– Блядь, он тебя по погремухе кликал!

– Ты ебанутый? Не знаешь, как они разнюхивают инфу, а потом давят по болевым?

С Фанатиком у нас с первых дней не заладилось. Мы с ним как белое и черное. Две противоположности. Параллельные прямые и остальная хуета. Не совпадали во взглядах на жизнь, во мнениях, в решениях, но, оба были пробивными, холодными, крепкими, выносливыми, не знающие страха. И, только за это уже уважали друг друга и, почти полтора года пытались найти общий язык. В нашем отряде, до сих пор не могли вкурить, какие отношения между нами. Драка была не одна, споров пробазарено бесчисленное количество раз, нахуй трижды в день посылаем друг друга, но, только я с Антохой знал, что, не смотря ни на что, мы несомненно стали братьями.

Глава 4

Медленно с удовольствием выпустил вверх густой сигаретный дым и, опосля зевнув в кулак, потер воспаленные от недосыпа глаза. Боковым зрением оценил, как в мой профиль изучающе уставился полудурок, пытливо считывая эмоции и поведение. Не парясь, переключил фокус на таращившегося хмурого Антоху и, дернул головой, мол, говоря, хули, пасешь.

– Ты че тут трешься, Фанатик? Соображаешь? – с едкостью в голосе кольнул и хмыкнул. – Иль, снова желаешь обвинить в непростительном тяжком грехе? – изменившимся с подковыркой пересравшимся тоном скалился.