Кисельные берега
Анна Осьмак
Похождения деловой и самодовольной девицы в таинственном антураже старых сказок.
Кира Волошкина – молодая, тщательно отгламуренная, деловая особа. Она успешна, прагматична, всё знает лучше всех и обо всём понимает больше других. И всё у неё в жизни – как надо. До определённого момента.
Потому что, как оказалось, на свете есть люди, совсем не разделяющие, не одобряющие, а порой даже тяготящиеся Кириным отношением к жизни. Однажды они – не совсем понимая, что именно затевают – организовали главной героине «туристический вояж» с воспитательной целью.
Вот только… Не перестарались ли эти доброхоты? Могли ли предвидеть, через какие испытания придётся ей пройти? Каким человеком вернётся она оттуда? И… вернётся ли вообще?
Анна Осьмак
Кисельные берега
Вот вы говорите:
"Живется, как в сказке",
Но сами судите,
Легко ли в ней жить…
Песня Алисы из м/ф «Алиса в Зазеркалье»
Если бы её спросили – ну, потом, как-нибудь впоследствии, извлекши за уши из той переделки, в которую она сверзилась так же глупо и неожиданно, как муравей в лейку, – каким было утро того знаменательного дня, она бы затруднилась с ответом.
Она сдвинула бы брови, побарабанила пальцами по подлокотнику кресла: что значит КАКИМ? Утро и утро…
Ну, – постарался бы подтолкнуть предполагаемый дознаватель, – свежим? солнечным? наполненным пеньем птиц? может, запахами цветения? – всё-таки лето! Летние утра весьма замечательны…
Не помню я ничего такого, – пожала бы она плечами, – не обратила внимания… А! помню, по дороге гаишник остановил за превышение скорости и долго нудился, читая нотацию. Само собой, я его послала. А он, гад – в отместку, не иначе – выписал штраф. Козёл…
Хм… И это всё? Все впечатления? Все воспоминания, оставшиеся от начала самого невероятного приключения в вашей жизни?
Именно так. Хотя… До того, как этот козлина меня остановил, утро казалось началом многообещающего дня: пара деловых, весьма перспективных встреч, совещание по финансовым итогам полугодия, где я планировала блеснуть обстоятельным докладом и вечерний приём в «Астории»… О-о-о!.. Каким обещал быть день!! – в апофеозе самореализации и блеске деловой активности – эх… Думаю, это он во всём виноват.
Кто?
Да гаишник этот! Это он, зараза, перебил мне всю удачу! Поэтому я встряла во внезапно, из ниоткуда свалившееся на меня дерьмо, и выбраться из него не могу! Вы… мне поможете? Скажите, вы ведь навсегда меня вытащили оттуда? Не вернёте?..
Эй, постойте – о чём вы? У нас ведь чисто гопотетический разговор, запамятовали? Мы всего лишь предполагаем: что сказали бы вы после нескольких дней испытания, если бы у вас была такая возможность. То есть, если бы вас кто-то спросил…
Ах, да. Действительно, гипотетически… Ну так если бы спросили, я бы ответила – виноват чёртов гаишник!
Послушайте, что за ерунда в самом деле! Причём здесь этот парень? Он всего лишь добросовестно выполнял свою работу…
А кто причём? Я что ли?..
Э-э-э… Ваша логика, честно говоря, несколько сбивает меня с толку… Давайте лучше продолжим. Итак, попробуем снова вернуться мысленно в то утро и постараемся вспомнить: нехорошее предчувствие? судьбоносный знак? Может, вы ощущали странное волнение, вас посещали неожиданные мысли о смысле жизни, желание изменить свой путь? Может, щипало в носу и тянуло всплакнуть?
Чиво??? Тянуло всплакнуть о смысле жизни? Что за бред! Я, как всегда, встала по будильнику, приняла душ, позавтракали семенами чиа, запаренными в парном молоке прованских лисиц, сверилась со своим бизнес-графиком, села в машину и отчалила в офис. По дороге заскочила к маман, завезла ей свой старый ноут – она просила для работы. Вот и всё.
А… что, собственно, вы хотите от меня услышать?..
* * *
Ветер качает бамбук.
Спит здравый смысл потомка…
Разумно ли бабушку злить?
Из лирики странствующего поэта
Кагаякаши Прославленного, собирателя сказок, легенд и тостов[1 - Благодаря его неустанным трудам, любознательности и всеведению до нас дошла эта история, записанная знаменитым поэтом в ритме божественного хокку.]
Молодая дама, вся из себя «на стиле», изящно отклячив затянутый в офисную юбку зад, хлопнула дверцей красного «ягуара». Потом одёрнула жакет от Valentino благородного цвета плесени и, размахивая, словно знаменем, хвостом длинных волос, крашеных в радикально чёрный цвет и отутюженных в дорогих салонах до состояния синтетического сияния, направилась к подъезду. Каблуки красных, в тон автомобилю, туфель из перчаточной кожи попирали намытую дворником тротуарную плитку по-деловому уверенно.
– Чё стоим, гляделками блымкаем? – осведомилась она у завороженных её приближением подростков на трюковых недовеликах. – А ну быстро подвинули своих уродцев! Дорогу перегородили – пройти негде…
Мальчишки молча посторонились.
– Это кто? – поинтересовался один у другого, щёлкнув пузырём жвачки вослед дивному виденью, оставившему после себя шлейф дорогущего парфюма – густого, хоть топор вешай.
Его приятель принюхался и чихнул:
– Кажись, дочка тёть Нади Волошкиной из тридцать пятой… Ну этой, которая всё по квартирам ходит – то луковицы у неё нет, то соль кончилась – а сама станет в дверях и трындит, не избавишься… К вам не приходила, нет? У меня матушка вешается, как её на пороге видит…
– А-а-а… – протянул второй без интереса, запрыгав на своём верном скакуне по подъездным ступенькам вниз. – Так понятно, почему она к соседям ходит потрындеть. С такой-то доченькой особо не побазаришь – она тебя вчетверо свернёт и на локоть намотает. Сучка та ещё, видать…
* * *
… – Привет, ма! – провозгласила дама в красных туфлях, отперев тридцать пятую квартиру своим ключом и сгружая на обувную полку корф с ноутбуком. – Ты дома?
Испуганное лицо с мелкими чертами и в мелких кудряшках перманентной завивки выглянуло из приоткрывшейся двери в кухню.
– А, Кирочка… – пролепетало лицо, освещаясь приторной улыбкой.
Дверь скрипнула, выпуская хозяйку целиком:
– Как славно, что ты приехала, – прошелестела она неуверенно, почему-то понижая голос до предобморочного регистра. – А я и забыла совсем, что ты сегодня… обещалась…
Кирочка настороженно замерла…
– Торопишься, наверное, – продолжала елейно шепотать мать, жалобно улыбаясь и тесня гостью к двери, – на работку? Всё работаешь да работаешь, с матерью некогда даже позавтракать… Ну это ничего, это слава богу – дело молодое, дело хорошее, ты у меня такой молодечик славный, такая умничка!..
«Умничка» обвела подозрительным взглядом прихожую и ткнула саблевидным маникюром в пенсионерские босоножки на входе:
– Она что, здесь?
Мать виновато потупилась, теребя рюши розового пеньюара.
– Детка, так получилось… Ты ж знаешь её – нагрянула совершенно неожиданно – сегодня в пять утра! Ужас просто какой-то… Я хотела тебя предупредить, но… совсем забыла, что ты заедешь пораньше… Солнышко, Кирочка, ты…
Стеклянная дверь в гостиную жалобно звякнула, приложившись о стену в зелёно-золотых ромбах и явив взорам собравшихся виновницу утреннего замешательства. Высокая и поджарая, словно английская скаковая лошадь, пожилая женщина с коротко стрижеными седыми волосами вальяжно оперлась на косяк. Она картинно изогнула руку с сигаретой в длинном янтарном мундштуке и с сомнением оглядела застуканных в прихожей домочадцев. Её длинный шёлковый балахон с изображением колеса Дхармы на плоской груди загадочно переливался в лучах утреннего солнца.
– Сколько можно! – прошипела Кира. – Сто раз просила тебя не курить в квартире. Совершенно неисправима!
– И тебе доброго утра, внученька, – выцветшие от возраста голубые глаза смотрели холодно и насмешливо. – Ты тоже. Не меняешься, – она молча посторонилась, демонстрируя непререкаемую необходимость пройти всем в комнату и отдать долг родственным отношениям посредством натужной беседы.
Кира фыркнула и, не разуваясь, стремительно прошагала мимо дамы с янтарным мундштуком.
– Неожиданно, – резюмировала она, плюхаясь на диван и закидывая ногу на ногу. – Ма говорила, ты, вроде… – она брезгливо скривилась, – в каких-то тундрах шаришься. Кхм… Чего ты там забыла? Комсомольскую романтику времён строительства ПАМа?
– БАМа, осведомлённая ты наша, – бабка стряхнула пепел в антикварную вазочку. Мать в ужасе закатила глаза. – Я работала на Камчатке с вулканологической экспедицией, меня привлекли в качестве научного консультанта… Нынешнее-то образование оставляет желать лучшего, специалисты в дефиците – ни для кого не секрет. Вот и ходят на поклон к нам, пенсионерам, не дают упокоиться с миром…
– Ммм… – стильная Кира, стильно скучая, демонстративно уставилась в сторону окна. – Ясно. И как оно там?
Голубой взгляд сверкнул из-под опущенных век:
– Тебя это правда интересует?
Девица дёрнула плечом:
– Мне, в общем-то, пополам.
– Я так и думала, – бабка уселась в кресло с высокой спинкой и перезарядила мундштук. – Кроме твоего стеклянного офиса и дорогого шмотья тебя чем-то заинтересовать ещё возможно?
– Ну начинается!..
– Лизавета Константиновна! – испуганно замельтешила мать. – Кирочка на работу опаздывает!.. Может, как-нибудь… ну… потом… Это… Сядем, поговорим…
Бабка пожала плечом: она в этих разговорах смысла не видела, потому не возражала отложить. Но Кирочке шлея уже попала под хвост:
– Как же мне насточёртело выслушивать эти твои подколки! Можешь хотя бы в один из своих приездов обойтись без них? – она яростно хлопнула по дивану ладонями рядом со своими стройными ляжками, затянутыми в тонкие, словно паутина, чулки. – Хватит! Достала, блин!.. Всё давно я уже уяснила – всё, что ты пыталась донести: твоя единственная внучка не оправдала высоких ожиданий! Не удалась в своего супер-пуперского папеньку и не унаследовала гениальность и благородство рода Волошкиных! Ну и хрен бы с ними со всеми – слышишь? Хрен с ними! Сдались они мне сто лет со своим никчёмным пафосом! Я и без него замечательно живу – и мне не дует, ясно? Живу как хочу и как умею! А умею так, как немногие – у меня карьера! у меня заработок – такой, какой вам, проповедникам нищебродским и не снился! И квартира в центре, и езжу я не на говне голимом, а на «ярике» между прочим! И не на дачу картошку копать, а в Монтик и на Лазурку! Потому что в любовниках у меня не монтёр Коля – золотые руки, а генеральный дирек огромной компании – золотой, блин, кошелёк! Поняла? И мне плевать, что ты по поводу всего этого думаешь!..
– Кирочка… – простонала мать.
– …Мне твоя совковая мораль, – продолжало орать дитятко, – нахер не упала! Я современный человек современного общества – у меня другой взгляд на жизнь! А ты со своими вулканами устарела, как галоша – никому это сейчас не нужно! Усвой это уже наконец!..
Она резко откинулась на спинку дивана и замолчала, переводя дух.
Лизавета Константиновна спокойно затянулась и элегантно отвела руку с мундштуком.
Мать трепетала в углу, то краснея, то бледнея, то хватаясь за сердце и нервно дёргая пояс халата:
– Боже мой, – прошептала она с вечной скорбью в голосе, – зачем ты так, детка? Разве можно так с бабушкой?..
– Ой, ладно! – отмахнулись от неё раздражённо. – Говорю, как есть. Считаю, надо рубить правду в лицо, невзирая на глупые предрассудки относительно этих… как его… патриархальных семейных ролей… А вы что ж, предлагаете мне складывать губки бантиком и подмахивать в ответ? Так с себя начните! Бабушка, вон, никогда особо не щепетильничала, чморя меня в каждый из своих нечастых приездов…
– Милая моя, – голос матери дрожал, – ну как ты можешь! Чморила – какой ужас… Бабушка просто пыталась объяснить тебе…
– Оставь! – бабушка повелительно махнула рукой снохе. – Девочка совершенно права…
