Мэл одобрительно кивнула, разрешая Хестину подойти ближе. Алактир смотрел на мальчика настороженно. На почти не скрытом одеждой теле хорошо прослеживалось напряжение – в руках, плечах, торсе, в постановке ног. Словно бы инстинкты гнали его отступить, но разум подсказывал, что за этим последует наказание.
Хестин, явно сдерживая любопытство, осторожно коснулся его перьев, провел рукой вниз, пригладив, и вверх – против роста. Перья распрямлялись с тугим звуком, похожим на звук тетивы, прорезающей воздух. Судя по скривившемуся лицу дэва, процесс не доставлял ему удовольствия.
– Они такие мягкие… и сильные! – восторженно пробормотал Хестин. Он умоляюще посмотрел на сестру: – Можно?..
Малврае усмехнулась и снова одобрительно кивнула, и тогда мальчик резким движением руки выдернул горсть перьев из крыла дэва. Алактир вскрикнул и отшатнулся, крылья задрожали, пара алых капель упала на пол.
Хестин бросил перья вверх, а потом ловко вернул их себе в ладонь с помощью магии.
– Я его изучу! – пообещал мальчик и, спохватившись, поклонился сестре. – И сделаю магические крылья для вас, госпожа Малврае! Благословенна ночь!
Братишка шустро припустил прочь из зала, Дуррад лишь успел бросить ему вслед недовольный взгляд. Дэв сжимал пострадавшее крыло, словно раненую руку. Мэл подошла ближе, наклонилась, чтобы осмотреть.
– А они чувствительные, да? – Она провела ладонью над подрагивающими перьями, и в этот раз дэв не удержался – отдёрнулся. Хозяйка смерила его строгим взглядом. – Идем. Пора найти тебе подходящую одежду.
***
– Он не поёт.
– Какая потеря! – Иллиам всплеснула руками. – Он, что, ущербный? Дэв-калека?
Мэл повела плечом, как бы говоря «не знаю». Ее больше занимали предметы, расставленные на столе в покоях сестры. Жреческие святыни для поклонения Баладай. Сложенные в шкатулку лиловые кристаллы, заполненные сгустками магического вещества, добытого из мира Баладай, миниатюрная статуэтка самой Богини, завернутая в блестящий шёлк, сотканный зачарованными пауками в подвалах Великого собора Гит`диа, плащаницы из той же материи с магическими рунами на давно забытом языке. Все эти драгоценности понадобятся Иллиам для создания алтаря в особняке колдуна и обучения его премудростям поклонения Баладай. Как и платье, которое она сейчас примеряла под чутким контролем портного и его подмастерья.
– Прошу вас, дева, – едва слышно проговорил швейный мастер, не решаясь поднять голос – хотя даже Мэл заметила промелькнувшее на его лице раздражение, впрочем, быстро скрытое за маской подобострастия. – Не дергайтесь, мои иглы могут навредить вам.
– Если твои иглы навредят мне, как думаешь… что будет с тобой? – промурлыкала Иллиам, обращая хищное острое личико на портного. Мужчина сглотнул, опустив взгляд, и продолжил работать. Сестра удовлетворенно хмыкнула, однако свои неуемные руки всё же опустила. Все-таки этот наряд был нужен ей самой – платье с высоким воротом под самый подбородок, с длинными рукавами, с жреческой юбкой в пол и вуалью. Чёрное, как ночь Юдоли. Все для того, чтобы сберечь благородное тело от прикосновения солнца.
– Нет, я не понимаю… – снова запричитала Иллиам. Сейчас она походила на странную статую – недвижимое тело, вокруг которого кружат мастера с булавками и мелками, и оживлённое лицо, выражающее негодование поровну со скукой. – Какая птичка не умеет петь? Он лжёт тебе, сестрица, проучи его, пока он не решил, что может безнаказанно врать своей госпоже.
– Не указывай мне, как обходиться с моим рабом. – Мэл сердито скрестила руки на груди. – Не так уж мне и нужно, чтобы он пел. Для этого есть менестрели.
Иллиам лукаво улыбнулась, стрельнув в нее хитрым взглядом.
– Скажи-ка лучше… – шепнула она, когда портной отошел за инструментами, – ты уже отведала его?
– Отведала? – Малврае вскинула бровь. – Я не питаюсь дэвами.
– Не строй из себя дурочку! Ты воспользовалась его телом?
– Кхм. Нет… еще нет.
– Какая ты терпеливая! А я бы уже… Меня забавляют его смешные округлые уши! В них кроется какая-то слабость, беззащитность. Подумай только, Пастырь создал людей такими никчемными! Никакой гармонии линий, изящной остроты, завуалированной опасности. Но что-то есть в их неуклюжей несуразности… что-то новое и притягательное. Согласна?
Мэл снова пожала плечами. Она еще не поняла, испытывает ли к своему дэву что-то помимо раздражения и желания поглумиться. Он скрытен и осторожен, это вызывало подспудное беспокойство и, как следствие, раздражение. Возможно, стоит хорошенько разговорить его, возможно, для этого понадобится плеть.
– Малврае, – сестрица снова изобразила укоризненный тон матушки и ее улыбку – в меру добрую, в меру наставительную, – чувственность – один из важнейших аспектов Богини.
– Я уже давно раскрыла свою чувственность.
Нашла, чем ее задеть! Еще чего. Малврае возлегла с мужчиной в тот же день, когда приняла свое совершеннолетие два года тому назад. С тех пор она исправно отдавала дань «своей чувственности» во славу Богини. Вот уж в чём нельзя было укорить наследницу Дома Алеанурден – это в неисполнении своего долга.
– Ах, сестрица… – Иллиам почему-то посмотрела на Мэл с сочувствием. – То, что делаешь ты с мужчинами, это не чувственность. Ты так же далека от страсти, как я от холодности. Неподвижный камень не высекает искру. Богиня – это пламя ночи, Богиня – это горячая кожа и испарина на ней, Богиня – это трение тел, это стоны и вздохи, это поглощение и принятие, Богиня – это открытые врата любви! Мы, как ее верные дочери, должны отражать эту сущность. Вкушать подвластные нам тела, как самый сладостный пир. Открой в себе чувство, открой в себе страсть, и благодать ее снизойдет к тебе из самых тёмных уголков божественного плана! – Иллиам так разошлась в своей пародии на проповедь, что снова потянула руки вверх подобно тому, как жрицы на мессе тянут их к куполу собора.
– Прошу вас! – взмолился портной, падая на колени. – Немного покоя, дева, совсем немного покоя…
Вот бедняга, подумала Мэл, одарив дрожащего мастера снисходительным взглядом. Если он хоть кончиком иглы заденет кожу Иллиам, маленькая злодейка изведет его до кровавых слез. Или, наоборот, поощрит… Сестрица со скуки может быть такой непредсказуемой.
Например, сейчас она вдруг решила разыграть покорность.
– Как скажете, мастер! – сказала тонким голоском. – Как прикажете! Только не делайте мне больно!
– Д-да, дева… – прошептал портной, кажется, напуганный еще больше.
– Оставь его в покое. – Мэл поморщилась. – Не хочу, чтобы он умер раньше, чем сошьет одежду для моего раба.
– Почему бы не оставить его совсем без одежды, м-м-м?
Рука сама собой взметнулась к вспыхнувшей щеке. Мэл попыталась сделать вид, что хотела убрать с лица выбившуюся из косы прядь, но хитрые глазки-иголочки Иллиам, похоже, видели ее насквозь. Мерзавка рассмеялась, громко и открыто, явно наслаждаясь своей маленькой словесной победой. Вот так эта мерзавка одним ходом уделала двоих – пристыдила старшую сестру и до смерти перепугала портного. Малврае сердито потерла щеку. Предательское тело и эти его неожиданные реакции…
Отсмеявшись Иллиам посмотрела на сестру тепло и снисходительно, словно бы это она была старше.
– Ничего, Мэл, настанет день, и ты расцветешь, как бутончик ночной орхидеи. – Она раскрыла темную ладонь, так похожую по оттенку на любимый цветок Богини, и от этого жеста у Малврае снова вспыхнули щеки. – Не ко всем из нас страсть приходит сразу. Кому-то нужно время. Кому-то – особенный мужчина.
Дурацкий разговор прервал внезапно появившийся на пороге комнаты служка.
– Госпожа Малврае! – запыхаясь, протараторил он. – Прошу прощения, вас срочно зовет матриарх!
Глава 4. Особенный мужчина
Сцена первая. Место действия: прихожая особняка Алеанурден. Дело близится к ужину. Действующие лица: рассерженный матриарх, двое угрюмых верных у дверей парадного входа, испуганный Келтран, не смеющий поднять взгляд от пола. И Мэл, запыхавшаяся пока бежала за слугой. Когда матушка говорит «срочно», это значит, что на месте нужно было быть уже минуту назад.
– Г-госпожа? Вы звали? О-о… – увидев Келтрана, Мэл почти все поняла. Почти.
– Погляди же… – Ледяной тон леди Бризанны щедро сдобрен ядом. – Божественный юноша, сын Первого Дома, похоже, не сведущ в правилах хорошего тона. Явился к тебе мало того, что без приглашения, так даже не предупредив загодя. Как, позвольте узнать, молодая госпожа могла успеть должным образом подготовиться к вашему приходу?
– Недоразумение, матриарх, – торопливо заговорил Релинар, выставляя перед собой раскрытую ладонь – символ доверия и добровольной уязвимости. – Гонец должен был прийти вперед меня за час. Вероятно, что-то стряслось по пути… А я поторопился… Прошу прощения, леди Бризанна! Я тотчас же уйду, если вы прикажете. Ужасное недоразумение… Я стыжусь, матриарх.
Леди Бризанна хмыкнула, разглядывая Релинара острым задумчивым взглядом. Еще один бедняга, подумалось Мэл, едва не дрожит. Пускай ты и благословлен Богиней при рождении, но представ пред высокой леди, будь любезен, благоговей и трепещи.
– Идем, – сказала матушка, обращаясь к дочери, а потом снова к Келтрану: – А вы, юноша, постойте здесь. Я вас еще не отпускаю.
– Ваша воля, госпожа.
Леди Бризанна направилась в сторону гостиной. Когда Мэл зашла за ней следом, матриарх заперла двери и щелкнула пальцами, запечатывая комнату магией – теперь никто снаружи не услышит, о чем они говорят.
– Лжет. Пришел шпионить. Без предупреждения. Намеренно. Подозревают… Плохо.
– Мне отвлечь его, госпожа?
Бризанна задумчиво поглядела на дочь.
– Сейчас он здесь совсем не к месту, но… Пускай будет нашим гостем, скоро ужин, пригласи его. Покажи ему дом, но не спускайтесь в подвалы. Нельзя гнать его сейчас, словно бы нам есть что скрывать… И Иллиам! Нужно как-то вывести портного. Тайно. Ему хорошо заплатили, сам он не проболтается, но если Келтран увидит его у нас, то потом его могут схватить и допросить… Да, дитя. Тебе нужно его отвлечь. Любым способом.
– Я возьму Алактира. Дэв может заинтересовать Келтрана.
– Алактир? – Матушка прищурилась. – Какое странное имя ты ему дала.
– Это его имя, – сказала Мэл, и тут же пожалела об этом.
Ну что же ты за дура… Кто как не хозяин должен подобрать питомцу новое имя?
Малврае почувствовала, как под материнским хмурым взором у нее лиловеют щеки.
– Ладно, – в конце концов махнула рукой леди. – Пускай дэв будет рядом. Он ведь теперь твой личный страж, это будет не странно. Ступай, дитя. Начните с сада.
***
Тусклый свет самоцветов на высоком горном небе Юдоли погружал сад Дома Алеанурден в вечерний сумрак. По приказу Малврае садовник зажег магические фонари, и взору их предстала редкая в дикой местности подгорья красота – грибы всех форм и размеров, всех цветов от красного до болотно-зеленого. Мхи покрывали статуи из черного мрамора, стелились вдоль прогулочных дорожек, обвивали скамьи. Еще спящие ночные орхидеи густо свисали с декоративных арок, чем напоминали крупные гроздья черных ягод.
– Алая маршанция! – воскликнул Келтран, припадая к уложенной брусчаткой дорожке. Красный мох прорастал в щелях между камней, напоминая собой сеть кровеносных жил. – Какое изобилие… Чувствительное растение, нуждается во влаге. У вас хороший садовник. – Он поднял голову, глядя на Мэл снизу-вверх, и мило улыбнулся, щуря глаза. Паучьи щурились тоже. – Ходят легенды, что алую маршанцию нужно кормить кровью. За этим ей якобы и нужны эти чашечки на лепестках. – Келтран деликатно погладил их пальцами. – Но, конечно, это не правда. Чашечки – это просто способ размножения.
Малврае передернуло от отвращения. Эти крошечные «чашечки» напоминали ей глаза насекомого. Всякий раз, когда приходилось выходить в сад и ступать по этой дорожке, хотелось просунуть меж камней каблук и раздавить каждый мерзкий «глазок». Нет, садоводство точно не для неё.
– Зачем вы пришли?
Келтран перестал улыбаться и поднялся.
– Счел необходимым… узнать вас поближе. Матушка одобрила моё решение. Но лакей… Прошу прощения и у вас, госпожа. – Он виновато поклонился. – Я не хотел быть незваным гостем. Желаете, чтобы я покинул вас?
Да, пожалуй, подумала Мэл, но вслух сказала другое:
– Нет, останьтесь. – Она улыбнулась, украдкой бросив взгляд в сторону дэва, который всё это время сопровождал их по приказу своей госпожи.
Какой контраст. Келтран в своей пурпурной мантии, невысокий и тонкий, как статуэтка, и Алактир – выше и крепче их обоих и всё еще одетый, как раб для утех, а не страж. У этих двоих и голоса были разные – низкий и мелодичный у дэва, высокий и негромкий у Релинара. Тихая ночь Юдоли, пронзительный день Калистрии.
– Позволите вопрос? – прервал тишину Релинар, пока они бесцельно брели по садовой тропинке.
– Да.
– Каково вам в новой роли?
Мэл вопросительно вскинула бровь.
– Я имею в виду в роли госпожи. Вас устраивает ваш раб?
– Вполне. У него хорошие боевые навыки.
Релинар бросил на дэва быстрый оценивающий взгляд.
– Дорогой подарок, – сказал он с оттенком грусти в голосе, и, чуть помолчав, спросил: – У вас… есть поклонник?
Хм… праздный интерес, допрос или ревность?
– Нет, он… верные леди Бризанны столкнулись с ним на границах Юдоли. Ошивался у поселения полукровок. Там и схватили.
Алактир благоразумно молчал, заведомо предупрежденный, чем для него может закончиться решение пооткровенничать с представителем другого Дома.
– О… – Келтран снова взглянул на дэва, уже дольше. – Так он не обученный. Наслышан, что такие рабы могут доставлять проблемы.
– Никаких проблем.
– Не буду настаивать, – Релинар выставил вперед ладонь в жесте покорности, – но, если вы вдруг испытаете трудности во время его воспитания, то у собора есть средства для усмирения особо дерзких рабов. Есть вероятность, что после такой процедуры он, скажем так, перестанет быть собой, но зато…
– Демоническое вселение?
– О, вы наслышаны?
– Немного… – Мэл поморщилась. Того, что она слышала об этом ритуале, вполне хватало, чтобы не иметь желания узнавать подробности, однако Келтран всё равно решил рассказать:
– В мозг непокорного вживляется демоническая личинка, особым образом она повреждает ткани, и раб становится совершенно безвольным и послушным. Он перестаёт быть личностью, что несколько печалит хозяев, желающих иметь в качестве раба не куклу, а компаньона, однако в некоторых случаях процедура просто необходима. Если вы не планируете приспособить дэва ни к чему иному, кроме охраны, я бы рекомендовал рассмотреть этот вариант. – Келтран бросил беглый взгляд на дэва, и Малврае поняла, что это красочное пояснение предназначалось вовсе не ей.
– Благодарю. – Мэл улыбнулась, насмешливо поглядывая на своего испуганного раба. – Я подумаю. Пока что меня забавляет воспитывать его самостоятельно.
Они еще поблуждали по саду в тишине, слушая стук собственных каблуков по брусчатке, наблюдая за тем, как медленно раскрываются бутоны самых ранних орхидей. Мэл лихорадочно перебирала идеи, как бы еще отвлечь некстати нагрянувшего Релинара, и в итоге с досадой констатировала, что для роли праздной болтушки матушка избрала совсем не ту дочь. Иллиам справилась бы куда лучше. О, Богиня, даже Хестин нашел бы, что сказать!..
– Вы напряжены… – тихо заметил Келтран.
Мэл уловила в его взгляде сочувствие, и это неприятно кольнуло ее гордость. Наследница матриарха не нуждается в сочувствии.
– Вам показалось.
Все пять его внимательных глаз медленно провели незримую дорожку с ее нахмуренных бровей к губам, потом ниже, задерживаясь на голой шее, и, быстро лизнув вырез чёрной рубашки, скромно увели взгляд в сторону – к грибам, орхидеям и разноцветному мху. Мэл ощутила, словно ее потрогали. Очень робко, но с интересом.
Забавно.
– Куда это вы смотрели?
Келтран снова взглянул на неё, уже растерянно.
– Простите я… – Он помолчал, словно бы подбирая слова. – Я заметил, что вы почти не носите украшений…
Агатово-серые скулы Релинара вдруг окрасились лиловым. Это что же, смущение? Похоже, Мэл ему и правда нравится.
– Не ношу. И?
