Взбегаю по лестнице, и у второго этажа останавливаюсь. Оборачиваюсь, и спрашиваю испуганно:
– Ты точно дождешься? Не уйдешь?
– Иди, – улыбается Даниил.
И к нему подходит отчим.
Душевных сил вмешиваться у меня не хватает, я больше не могу участвовать в битвах. Передышка необходима мне как воздух. А если Арчил Григорьевич скажет Дане что-то такое, что заставит его уйти и бросить меня – я пойму.
Пытаюсь убедить себя в этом, пока иду в спальню. Получается плохо, так себе аутотренинг.
– Что я творю, – шепчу, открыв гардеробную.
Я сейчас уйду из дома, и отчим примется упрекать маму. Она – меня, достанется и Ваньке, а у него такой сложный возраст!
Будет беда. Особенно, если мамин брак рухнет. В детстве я слишком часто наблюдала, как она плакала из-за мужчин.
Смогу ли я спокойно смотреть маме в глаза, если семья рухнет?
Но я и остаться не смогу. Даже если бы я захотела выйти за Давида, Дато бы не позволил – он совсем обезумел! Последний месяц он в каждом углу пытался меня зажать, а однажды ночью…
Нет, не хочу вспоминать.
Дато попросту выкрадет меня. Разве это не принесет маме и отчиму больше бед, чем мое непослушание?
Дверь хлопает с таким размахом, что меня обжигает сквозняком.
– И что, ты действительно соберешься и уйдешь? – мама копирует повадки своего мужа, проговаривает это не истерично, а холодно.
Я киваю, и продолжаю закидывать в чемодан вещи.
– К этому дворняге уйдешь?
– А мы с тобой когда успели стать аристократией, мам? К дворняге, – выплевываю я зло. – Да!
– Ну и иди. Давай, вперед! Посмотрим, сможет ли твой любовник отвезти тебя в Милан на показ осенне-зимней коллекции. Он даже косметолога тебе оплатить не сможет.
Я игнорирую эти слова. Скорее, бежать отсюда до тех пор, пока все не утихнет! Маму я люблю, но сейчас мне хочется убивать.
– За вещи не переживай, Нелли соберет, а охрана привезет все тебе. Хотя вряд ли они поместятся в ту конуру, в которой ты решила поселиться, – продолжает изгаляться мама.
– Ну все, хватит с меня!
В моих руках ворох рабочих костюмов. Я швыряю их обратно, ногой небрежно отодвигаю чемодан со своего пути. Достаю папку с документами, и иду в коридор.
– Какая же ты у меня дура, Господи! Вся в отцовскую породу, – слышу разочарованный мамин стон.
И бегу. В дурацком платье, без нужных вещей. Даже не попрощавшись с младшим братишкой.
Ярость и паника не отступают даже когда я убеждаюсь – Даня не ушел. Он продолжает стоять, а отчим тихо говорит ему что-то. Боюсь даже представить – что.
Пулей лечу с лестницы, хватаю Даниила за руку, и локомотивом тащу его из дома.
– Снежа, мы с тобой договаривались. Ты обещала не афишировать.
– Вы просили, но я не обещала.
– Ладно, – тон отчима понижается до привычного морозного. – Даниил, когда устанешь – сразу вези ее нам. Ты – разумный молодой человек, дня за три должен понять, что ничего у вас не получится.
Как раз на этих словах мы с Даней выходим из дома.
Все как в тумане, тело выполняет обычные свои функции: я сажусь в машину, пристегиваюсь, держу осанку. Но ни за одну мысль не могу ухватиться до тех пор, пока охрана не пропускает нас из поселка.
Горло сжимается, внутри рождаются хрипы. Кашель рвется наружу.
И чертовы слезы!
Оказывается, все это время я по привычке улыбалась.
Отворачиваюсь, смотрю в окно и зажимаю ладонями рот. Дышу по технике квадрата, как учил меня психотерапевт, приказываю себе не плакать – я же столько времени держалась! – но, кажется, я ломаюсь.
В самый неподходящий момент.
Даниил вытерпел этот гнусный ужин, он вымотан и зол. Моя истерика абсолютно не в кассу. Но я уже рыдаю в голос, пытаюсь согнуться в позу эмбриона, обнять себя, но идиотский ремень мешает.
И от этого мне становится еще хуже.
Я чувствую, как Даниил замедляется, съезжает на обочину и останавливает авто. Ресницы потяжелели от туши и слез – я ничегошеньки не вижу.
– П-правильно! Разворачивайся и в-вези меня об-братно. За-ачем ждать три д-дня, – реву, позорно заикаюсь, но слова сами вырываются.
Вдруг я ощущаю как ремень безопасности перестает меня удерживать, и оказываюсь на коленях у Дани.
Он ничего не говорит. Просто обнимает, позволяет рыдать в его рубашку и гладит меня по голове, как ребенка.
В прошлый раз Даниил обнимал меня в своем доме. А потом мы так хорошо проводили время с его семьей – они даже не осудили меня из-за ненастоящего брака. Приняли!
А моя семья почему так поступает?!
Как же обидно!
И я реву еще горше, в голос.
Даня перестает перебирать мои волосы, стискивает меня намного крепче. Настолько, что дышать становится труднее. И из-за этого я парадоксальным образом начинаю успокаиваться.
– Прости за этот вечер, пожалуйста, – глухо говорю я минут через пять. – Они столько гадостей наговорили. И ладно бы мне, но досталось тебе!
– Забей. Я ожидал, что будет хуже.
Хочется продолжить сидеть вот так, вплотную, и чтобы меня продолжили обнимать и гладить. Желательно, еще и хвалить.
Но пора вспомнить о совести.
С тихим вздохом сожаления я пересаживаюсь на свое сидение, Даня открывает бардачок и ищет там что-то.
– Что говорил тебе Арчил Григорьевич, пока меня не было?
– Ничего важного, – Даниил достает синюю коробку, и принимается ее распаковывать.
– Деньги предлагал за развод? – снова распаляю я себя.
Даня кивает, и протягивает мне бутылку.
– Коньяк? Ты что, за рулем пьешь?!
– Я – нет. Кто-то из пациентов подарил. Пить будешь ты.
Решаю не строить из себя леди, и отпиваю крепкий алкоголь прямо из бутылки. А Измайлов снова выезжает на дорогу.
Я могла бы из вежливости сказать ему, что не напрашиваюсь к нему домой. И меня можно отвезти в городскую квартиру, хватит ей пустовать. Но в чем тогда будет смысл нашего с Даней показательного представления!
Однако…
– Дань, что мы будем делать? – спрашиваю я негромко.
– Приедем, примем душ и ляжем спать.
– Вместе? В смысле, вместе не в душ и спать, а поживем вместе? Ты действительно не против?
Даниил бросает на меня короткий взгляд и кивает.
– Но зачем тебе это?
– Мне не понравилось то, что я сегодня увидел. Из тебя буквально выкачивали жизнь.
Чтобы снова не расплакаться, делаю еще глоток коньяка. И еще, пока Даниил не отбирает опустевшую на треть бутылку. Я не особо пьянею, но усталость, стресс, истерика и алкоголь берут свое – я плыву. И не замечаю, как проходит дорога, и мы приезжаем.
Даня помогает мне выйти из машины, заводит в подъезд, а потом и в квартиру. Провожает до душевой, и оставляет в одиночестве.
Я медленно раздеваюсь, тело словно не мне принадлежит.
И смеюсь!
В моем бюстгальтере украшения ценой в два миллиона. Я и забыла про них, а тут такой клад.
Я весело фыркаю, моюсь. Меня окутывают непривычные мужские запахи: ядрено-ментоловые, спортивные, волнующие воображение.
Из душа я выхожу с тюрбаном на голове и в серой футболке Дани, доходящей мне почти до колен.
– Измайлов, мы богаты, – я хихикаю, раскручиваю бриллиантовой колье на пальце. – Поехали в ломбард.
– А потом в кабак, стриптиз-клуб и в ретрит-тур на Бали.
– Да!
– Обязательно, – посмеивается Даниил. – Но сначала мы поспим. Ложись.
Даниил подводит меня к кровати, я сажусь на нее. Истеричная радость сменяется растерянностью: а что же дальше?
Но Даня разворачивается, и идет к двери спальни.
– А ты?
– Я в душ, а спать буду на диване.
Мне хочется поспорить – на диване должна лежать я. Но Измайлов от усталости серый, чуть ли не шатается. Вряд ли ему нужны сейчас вежливые реверансы и споры.
– Доброй ночи, – тихо желаю я.
Даниил выключает свет, и закрывает за собой дверь. А я утыкаюсь носом в подушку. Все такое непривычное. Наверное, я долго не смогу заснуть на новом месте, – думаю я.
И засыпаю через секунду, плавая в приятном, горчащем на языке запахе.
А утром я просыпаюсь от жажды. И еще не соображая кто я и где, толком не проснувшись, выхожу из спальни.
Первое, что я слышу – это странные резкие выдохи.
Поскрипывания.
А затем я вижу то, что заставляет меня замереть.
И краснею.
Глава 12 – Заяц
ДАНИИЛ
Девяносто восемь, девяносто девять, сто.
Я заканчиваю зарядку, но состояние все еще разбитое. Половину ночи заснуть не мог, слушал как Снежана ворочалась за стенкой, вздыхала, бормотала что-то.
Ира, в силу профессии, спала так же, как и я – как убитая, не шевелясь.
– Доброе утро, – слышу несмелое.
