Он машет рукой.
– Там мать твоя буйствует. Иди, сам расхлебывай, мне Алина нервы за вечер измотала.
Хочу представить отцу Снежану, но оказывается, она продолжает стоять у машины. Даже не подумала подойти.
Легкое раздражение покалывает кончики пальцев.
Подхожу, дотрагиваюсь до ее спины, направляю к крыльцу дома.
– Могла бы подойти, поздороваться. Это мой отец, а не дворецкий, если ты не поняла.
– Я поняла.
– И?
Снежана останавливается на крыльце. Я поворачиваю к ней голову. Что опять? Принцесса в шоке от дачи советских времен, другой загородный дом ожидала увидеть?
– Что я должна сказать твоим родителям? – спрашивает она глухо.
– Правду.
Она мнется. Я замечаю – принцесса не в культурном ужасе от моих пролетарских корней, она банально смущается.
– Ладно, идем. Господи, какой стыд, – шепчет.
На мгновение мне становится жаль Снежану. Я абсолютно не понимаю ее затею со мной в роли ее мужа. Отказаться от навязанного отчимом жениха можно и иным способом. Уж точно лучше не станет, если Снежана предъявит меня своей семье. Скорее, будет только хуже. Меня не примут.
Но теперь, глядя на Снежану, я хотя бы понимаю, что для нее все это не развлечения скучающей мажорки.
– Хорошо, я сам все объясню родителям, не бойся.
Открываю перед Снежаной дверь. Она входит. Несмотря на раздрай, который Снежана мне продемонстрировала пару секунд назад, она идеально держит осанку, губы изгибаются в легкой улыбке.
– Снежана, верно? Не разувайтесь, – мама встречает нас.
На меня ноль внимания. Все оно обращено на мою «жену». Про которую я маме написал, кстати, что это не совсем жена.
– Ну что вы, не хочу грязь разводить.
Мама строго смотрит на меня. Представляю:
– Это Алина Егоровна, моя мама. А вот уборная, можешь пока сполоснуть руки, а я все объясню маме.
Снежана быстро исчезает за дверью. Но взгляд, полный благодарности, бросить на меня успевает.
Мама кивает в сторону гостиной.
Ясно, обида сильна. И разговаривать со мной никто не спешит.
Входим в гостиную, и я усмехаюсь. Мама – это мама: обижается из-за тайной свадьбы, но наготовить полный стол моих любимых блюд – святое дело.
– Мам, – приобнимаю ее, – нас по ошибке со Снежаной поженили. Помнишь, я в Сочи летал? Вышли с курса, а там девчонка в слезах и соплях. Промоутер. Начала рыдать, что в городе мероприятие статусное, для привлечения туристов важное. Массовая свадьба. Хотели рекорд поставить, но реальных пар не хватило. Вот мы и выручили.
– И что, всех переженили против воли?
– Нет, только нас. Ма, на настоящую свадьбу я бы вас позвал первыми.
Мама немного расслабляется в моих объятиях, но тут же отвешивает мне легкий подзатыльник.
– Ауч! За что?
– За то, что я весь вечер думала, что у меня самый негодный сын на свете! С коллегами и теткой жену познакомил, а от нас скрыл. И что теперь? Развод? А зачем тогда ты Снежану друзьям женой представил?
Мама снова смотрит на меня с подозрением. Выдаю ей короткую версию событий про сговоренную свадьбу с нелюбимым. Но про выходки Снежаны не рассказываю, зачем-то перед мамой ее ангелом выставляю.
– Ты молодец, что девочку решил выручить. Но, Данечка, нехорошо это – так к браку относиться. Поженились по ошибке, продолжили считаться мужем и женой ради выгоды. Потом легко разбежитесь в разные стороны. Нельзя так. Может, попробуете друг к дружке присмотреться?
Маму расстраивать не хочется, она слишком серьезно к семье относится. Но я качаю головой.
Снежану рядом с собой я представить не могу. Даже Ира мне нервы мотала, когда приходилось, например, в шахту спускаться и помощь шахтерам оказывать. И Ира – не человек со стороны. Она и специфику работы знает, и про мое ограниченное свободное время. И то!
А такая как Снежана через месяц соберет вещи, и пошлет меня с такой жизнью куда подальше.
– Ясно. Эх, вы. Ладно, пойду отцу твоему все объясню, а ты веди свою стеснительную за стол, – мама встает, нежно прикасается ладонью к моей щеке и неодобрительно качает головой. – Мог бы и побриться. Когда в дом вошел, думала – бродяга.
– Я же после работы сразу к вам.
– Сынок, а Снежана твоя – она хорошая девушка? Добрая? – серьезно спрашивает мама.
Задумываюсь. Злой Снежану не назвать, доброй – не знаю.
Избалованная? Травмированная? Скрытная? Азартная?
– Добрая, но с чертовщинкой, – выдаю честный вердикт.
Мама кивает, и идет на улицу. А я подхожу к двери уборной, стучу, Снежана тут же открывает.
– Пряталась?
Не могу не улыбаться, глядя в ее испуганные глаза. Кажется, Снежана боялась, что ее в этом доме сожрут.
– Пряталась, – признает она со вздохом. – Рассказал? Меня теперь все ненавидят?
– Про твои артистические потуги и угрозы я не рассказывал. Сгладил историю немного, – говорю, намыливая ладони. – И тебе я бы посоветовал поступить ровно так же со своей семьей. Сказать им правду.
Снежана морщится устало.
– Я не могу. Ты не понимаешь. Я в такой переплет попала! Как ни поступлю – будет плохо. Мне, маме, младшему брату. Наша семья может разрушиться. Даниил, мне просто нужно время. Ты мне его дашь?
Я мало что понимаю из слов Снежаны, информации катастрофически мало. Но губы ее подрагивают. Снежана вдруг шагает ко мне, зажмуривается по-детски, и прячет лицо на моем плече.
Единственное, что я могу – это обнять ее.
Дверь в уборную открывается, мама тихо ахает, увидев нас, и быстро закрывает дверь. Беззвучно.
Черт!
– Снежа, как я могу тебе помочь? Притвориться перед твоей семьей мужем? – спрашиваю.
Любые игры мне претят, но сердце от тревоги заходится, слишком Снежана испугана. Я должен ее защитить.
А возможно, мною просто легко манипулировать. И леди уделала бродягу с разгромным счетом.
Но следующие слова Снежаны опровергают мои мысли о манипуляциях:
– Помочь? Просто не подавай на развод. И если со мной что-то случится, если я исчезну, или еще что-то – пожалуйста, подними шум. Как муж ты имеешь на это право.
Глава 8 – Коршуны
СНЕЖАНА
Мы с отчимом заходим в лифт.
– Почему ты не ночевала дома?
– В квартире решила переночевать, – отвечаю я ему.
Затылком чувствую тяжелый взгляд Арчила Григорьевича, и добавляю:
– Можете камеры проверить и убедиться.
– Проверю, – следует ответ.
Хорошо, что я передумала прошлой ночью возвращаться в поселок, и попросила Даниила отвезти меня на квартиру. И не провожать до двери, где установлены камеры.
Мы с отчимом спускаемся на парковку. Впереди дорога до аэропорта, у нас принято всей семьей провожать. Сегодня Дато летит в пятидневную командировку в Штаты.
Я буду рада своими глазами убедиться, что сводный сядет в самолет. И я смогу хоть немного отдохнуть от его внимания.
Садимся с отчимом на задние сидения машины, водитель трогается.
Бросаю взгляд на Арчила Григорьевича. И закатываю глаза, прямо в стиле своего мужа – отчим проверяет записи камер у двери моей квартиры!
– Я же говорила!
– А я говорил, что проверю. Поздно ты ночевать вернулась, – он указывает на время записи видео. – Могу я узнать, где ты была вчера вечером?
– У знакомых на семейном ужине. Все было прилично: посидели, поговорили, и я поехала домой, – отвечаю я правду.
Только не добавляю, что ужин был с семьей моего мужа.
– Снежана, в последнее время ты слишком часто проводишь время неизвестно где. В лесных пожарах, на чужих семейных ужинах. Пора браться за ум, тебе не кажется?
Киваю. Не спорю. Знаю – отчим желает мне добра, но мне становится все сложнее убеждать себя в этом.
Я откидываюсь на сидении, закрываю глаза и привычно начинаю обдумывать план спасения самой себя из навалившихся проблем. Но мысли утекают в иное русло.
Мне вспоминается прошлый вечер.
Сначала был дикий стыд. Одно дело – на кураже играть на нервах мужчины, по которому чувствовалось, что зла он мне не причинит. Порычит, поспорит, будет злиться, но агрессией не ответит. И совсем другое дело – смотреть его родителям в глаза, и испытывать вину за то, во что Даниила втягиваю, и в качестве кого я к ним в дом заявилась.
Я вчера думала, что из уборной не выйду. Забаррикадируюсь в ней, а среди ночи сбегу. Но когда за мной пришел Измайлов, когда обнял меня, когда пообещал помочь – мне стало легче.
И его родители отнеслись ко мне по-доброму. Тепло. Под конец ужина я перестала чувствовать себя лишней в их доме.
Мы с отчимом входим в здание аэропорта. Мама с младшим братом уже на месте, как и Дато. Все время до вылета отчим о чем-то беседует с Дато, а я развлекаю младшего брата. Уверена, он хотел взять в аэропорт своего пса, но мама запретила.
– Сделаем общее фото? – мама оглядывается по сторонам, и просит девочку-подростка поснимать нас.
Я хочу встать рядом с ней, но вклинивается Дато:
– Снежа, иди сюда. Ну иди же, – смеется.
Я подхожу, и Дато обнимает меня. При всех!
Страх склизкой змеей скручивается в животе: если отчим поймет, что Дато на меня запал – виноватой окажусь я. И снова будут их скандалы с мамой, Ванькины слезы и, возможно, развод. Мама мне этого не простит.
В объятиях Дато я чувствую себя бревном. Девчонка в ультракоротких шортах снимает нас как профессиональный фотограф – подростки в этом деле разбираются.
– Улыбнись хоть, – шепчет сводный.
Я растягиваю губы в улыбке. И пытка прекращается, фотосессия завершена. Мама забирает свой телефон, и тут же принимается обрабатывать фото. Ее соцсеть сегодня пополнится миллионным кадром.
Дато прощается с отчимом, треплет по голове Ваньку. И раскрывает мне объятия. Снова.
Что он творит?!
– Обнимемся? Я не кусаюсь.
– Наобнимались уже. Пока, хорошо долететь, – пытаюсь я отшутиться.
Но Дато сам подходит, прижимает меня к себе, и говорит весело:
– Вы берегите эту бедовую девчонку, пока меня не будет. И за Давида ее не отдавайте, получше жениха найдем. Вот вернусь, и лично этим вопросом займусь.
