Стоп! На девятом километре?
– И когда я попаду домой?
– Домой я тебя доставлю. Если охране разрешишь пропустить мою машину в поселок, – снова язвит Даниил.
– Посмотрим, – дразню.
Достал!
– Или у поселка высажу, – холодно парирует Даниил.
Все, молчу.
– Кстати, почему ты до сих пор с родителями живешь? Мне предлагала машину в благодарность за эту аферу. То есть, деньги есть на жилье.
– У меня даже квартира своя есть.
Даниил не удивляется. Ах, да, он же меня пробивал.
– Так почему?
Зажатый в ладони смартфон вибрирует. Машинально открываю пришедшее сообщение. Сердцебиение учащается.
– Кто написал? – впервые в голосе Даниила слышна искренняя тревога.
– Брат. Спрашивает, когда я домой вернусь.
Смотрю на Измайлова, вижу – не верит.
Но это правда. Написал мне брат. Сводный. С очередного зарегистрированного на виртуальную сим-карту аккаунта – чтобы я ничего не смогла доказать.
Будто я решилась бы идти к отчиму и маме с этой проблемой.
А началось все полтора месяца назад.
***
Флэшбэк (полтора месяца надаз)
Ярость от бескомпромиссного решения отчима я смываю в душе.
Не пойду я за Давида, хоть убейте! И вообще, завтра же я съеду, – принимаю решение.
И тут же психую. Потому что не перееду.
Я выхожу из душа и быстро поправляю халат. В мою спальню сегодня паломничество – на кровати сидит Ванька, пытается драконить щенка, но бедолага носом клюет.
– Вань, я просила без стука не заходить. Не маленький уже. И хватит щенка мучить.
Брат встает и, понурив голову, медленно идет к выходу.
Настолько медленно, что очевидно – он хочет, чтобы я его остановила.
– Что стряслось?
– Скандалят.
Обнимаю младшенького, валимся на кровать. Щенок на полу тявкает, Ванька со смешком наклоняется, и затаскивает его к нам.
Как мило: Ванька в уличной одежде, чумазый пёс – и всё это на чистый шелк.
– Сильно ругаются? – спрашиваю, и Ваня морщится.
А у меня сердце болит каждый раз.
Вообще, отчим с мамой ругаются редко. И только из-за меня.
Первые годы, когда мама только вышла за отчима, все было отлично. Арчил Григорьевич отнесся ко мне с симпатией, его сыновья от первого брака не травили меня, все были вежливы. Частью семьи я не стала, но и изгоем – тоже. Когда мама Ваньку родила, я все свое внимание ему отдала.
А затем мне исполнилось восемнадцать, и отчим подарил мне квартиру: два уровня, два парковочных места, дизайнерский ремонт. Я от радости визжала – это же самостоятельная жизнь! Взрослая!
– Слышишь? – толкает меня Ваня. – Папа так на маму кричал в последний раз после той тусовки. Ну когда они прекратят уже!
Новый укол – напоминание о вечеринке. Воспоминания падают болючим градом: я съезжаю в свою квартиру, мы с друзьями решаем отметить новоселье, в пятницу мы танцуем в клубе всю ночь, а субботу решаем провести у меня. Много алкоголя, классная музыка, приходят все мои знакомые…
И совсем мне незнакомые. Которые приносят на мою вечеринку запрещенку, о которой я узнаю на следующий день.
И все катится к черту.
– Вань, обещай, что будешь себя вести умнее чем я. Никаких сомнительных вечеринок, хорошо?
– Хорошо. А ты забудь уже. Я слышал: папа кому надо заплатил, все фотографии и статьи удалили, – пытается успокоить меня брат.
Фотографии я помню. И статьи чуть ли не наизусть – на моей вечеринке был один блогер, как оказалось. А утром я узнала, что мой однокурсник попал в аварию. Ехал он от меня, в крови – запрещенные вещества. Хорошо что никто не погиб.
И тут же публикуются фотографии нас, «золотой молодежи»: на них мы веселые, поливающие друг друга шампанским, танцующие… и все это на фоне аварии.
Я пила только коктейль, но меня в СМИ практически дилером выставили. Отчима тоже начали клевать. А он – маму. Они едва не развелись из-за этой истории, о чем мама орала мне в трубку:
– Это все из-за тебя! Из-за тебя, Снежана!
И когда уже Ваня позвонил мне в слезах из-за постоянной ругани родителей – я вернулась в дом отчима.
Спрыгиваю с кровати, приоткрываю дверь, прислушиваюсь.
– Кажется, закончили, – говорю я Ване.
– Ты скоро переедешь, да? Папа тебя за Давида отдает. Я слышал.
– Заканчивай подслушивать, шпион. Слышал он, – дразню.
– Так переедешь?
Я качаю головой. Совесть меня грызет из-за маминых слез – ясно же, что отчим снова ей высказывает, какая у нее дочь. Но за Давида я не выйду.
И не перееду, пока Ване хотя бы пятнадцать не исполнится.
Мама после той ссоры, почти двухгодичной давности, активно продвигает себя на подиуме и обложках. За молодостью уходящей гонится, или хочет своей популярностью отчима удержать – не знаю. Но дома она бывает редко, отчим – тоже, и Ваню я бросить не могу.
Я из-за этого в Сочи и летала. С мамой хотела поговорить, что нужно бы почаще сыну внимание уделять. Мечтала призвать ее к семейному быту, а затем тихо съехать. И никаких больше вечеринок.
А в итоге все кувырком.
– Вань, иди спать, они больше не ругаются, – бужу братишку.
Он, не просыпаясь, плетется к выходу, забыв про щенка. Я беру Ракету на руки, спускаюсь с ним вниз, и подкармливаю. Затем прокрадываюсь к Ванькиной спальне на цыпочках – только бы мама не услышала меня, и не вышла высказать мне все что думает обо мне.
Она любит меня, я знаю, но Арчила Григорьевича мама любит больше.
Оставляю Ракету с Ваней, и иду к себе. Устала – жуть.
Вхожу в спальню, развязываю пояс банного халата – он весь в рыжей собачьей шерсти. И… оказываюсь развернута лицом к стене с зажатым чьей-то рукой ртом.
К спине прижимается чужое тело. Сильное.
Господи! Грабители? Меня похитят сейчас? Изнасилуют?
Мычу в панике, дергаюсь. Сердце будто не в груди бьется, а в голове.
– Тш-ш. Тише, это же я, – обжигает мое ухо горячее дыхание.
И мужская ладонь перестает мучить мои губы. Но он все еще удерживает меня лицом к стене.
Что он здесь забыл?
– Дато? – голос мой срывается. – Я чуть от страха не умерла! Нельзя так. Отпусти.
Сводный брат не отпускает. Пьяный?
Мне снова становится тревожно. Дато никогда так себя не вел со мной. Он едва замечал меня, а последние три года мы почти не общались – Дато за границей был с редкими наездами домой.
– Давид снова приедет к нам через неделю. Отец мне сказал.
– Он и мне это сказал! – брыкаюсь сердито, и этот туда же. – И я Давиду опять откажу!
– Откажешь, – говорит Дато нежно. – Один раз, два, десять если потребуется. Отец смирится, неволить не станет.
– Надеюсь.
Но с разводом лучше торопиться не стану, – договариваю мысленно.
Я расслабляюсь. Дато на моей стороне. Но шутки у него идиотские!
– А если попытается заставить – я тебя увезу, Снежа. Но ты постарайся потянуть время с Давидом. Мне нужно еще несколько месяцев, и я перестану зависеть от отца. Он не отдаст мне тебя, ты же якобы моя сестра. Придется забирать силой. И скоро я буду готов.
Мысли путаются. О чем он?
– Что?
– Не вздумай сломаться, и согласиться на предложение Давида. Тогда, – Дато прижимается носом к моим волосам, и шумно вдыхает, – мне придется тебя выкрасть. Отец разозлится, и разрушит мой бизнес. Но скоро я буду готов. Я три года к этому шел.
Дато, наконец, отпускает меня. Дрожащими руками я запахиваю развязанный халат.
Дато же пошутил?
Он точно пошутил! Сводный никогда не проявлял ко мне подобного интереса. Кроме одного случая, но это же была такая ерунда: когда мы провожали Дато в Америку, он шепнул мне в аэропорту что когда я подрасту – женится на мне.
Но надо мной с детства так взрослые подшучивали: вот, невеста растет.
– Никому не проболтайся о нас. И не подведи, – Дато склоняется надо мной, клеймит мои губы своими.
И быстро выходит из моей спальни.
А я сползаю по стене, и обнимаю свои колени.
Он не шутил.
Глава 7 – Леди и бродяга
ДАНИИЛ
Подъезжаем. У открытых ворот во двор стоит отец, курит.
Ждет.
Я паркуюсь. Вижу, как батя закрывает за мной ворота, зажав сигарету губами.
– Встречаешь? Привет, – пожимаем друг другу руки. – Идем, знакомить буду.
– Через пять минут приду.
Батя достает еще одну сигарету.
– Ты чего, бать? Домой боишься идти? – хохочу.
