Я не собираюсь и не надеюсь сразу создавать и излагать что-то цельное и стройное. Здесь ставится задача привлечь внимание к новой области, пройтись хотя бы кавалерийским галопом по терра инкогнито, осмотреть самые разные её уголки. Поэтому изложение материала неизбежно страдает отрывочностью. Хотя первоначально этот опус был задуман как некий систематический труд, от этого замысла в процессе работы пришлось отказаться – такая работа в настоящее время не по силам одному автору, поэтому первая часть страдает фрагментарностью и изложена в виде отдельных внешне мало связанных между собой кусков, и не уложенных в какую-либо определенную систему.
Стремлением сделать труд доступным для возможно большего числа читателей обусловлена и популярная форма, изложения. Выбор примеров для пояснений обусловлен помимо соображений удобства также, конечно, и областью моих интересов и знаний.
И ещё одна неизбежная оговорка: автор вовсе не ставит целью кого-либо опорочить, упоминание об ошибках того или иного "Великого" вовсе не означает отрицания его заслуг, так же как и упоминание или разбор ошибки кого-то из малых – ведь не ошибается только тот кто ничего не делает. И наличие ошибки в той или иной работе вовсе ещё не говорит о бесполезности всей работы в целом. В силу специфики предмета нам придется часто встречаться с цитатами отдельных не лучших мест тех или иных авторов и с отнюдь не хвалебным разбором их.
Не следует это воспринимать как попытку оценить работы этих авторов в целом – в остальном они могут быть и отличны – просто не нашлось более подходящего примера из более плохой работы, вне всяких сомнений, некоторые из процитированных авторов останутся обиженными – слишком уж вопиют ошибки сами за себя.
Но в конце концов у меня есть оправдание – ведь не я же придумал и напечатал многотысячными тиражами цитируемые издания. И почему бы мне не заимствовать цитату и не поставить под ней имя автора, если уж он сам решился поставить свое имя на титульном листе издания, откуда взята она? Что же касается сведений и материала, собранных приватным путем, то здесь конечно будут вполне соблюдаться правила этики.
Итак, ЧТО ТАКОЕ ОШИБКИ И КАК С НИМИ БОРОТЬСЯ?
ЧАСТЬ 1.
Введение. Что такое ошибки?
Ошибки бывают разные, но не все их мы будем рассматривать, как уже говорилось во введении, главным нашим предметом будут ошибки мышления, как мы их будем называть, интеллектуальными ошибками.
Под ними мы будем подразумевать разного рода аберрации, отклонения, провалы и.т.п. нарушения, возникающие в процессе суждения, умозаключения, логического вывода. При этом нас будет интересовать главным образом именно эта сторона дела.
От упомянутых ошибок следует отличать ошибки фактические , выражающиеся в несоответствии результатов или посылок суждения реальному положению вещей. При этом один вид ошибок вообще говоря, независим от другого. Суждение может быть истинным с фактической точки зрения, но ошибочным – с теоретической (также, как и наоборот).
Рассмотрим, например, суждение:
Как известно, на семидесятой параллели не растут груши.
В Норильске, как можно проверить, груши не растут.
Следовательно, Норильск расположен на семидесятой параллели.
Хотя с фактической точки зрения это суждение ошибок не содержит (не только в выводах, но и во всех пунктах), но с точки зрения логической, оно содержит грубую (и, кстати, довольно типичную для неискушенных) ошибку. И такое суждение мы без всяких колебаний отнесем к ошибочным.
И наоборот, логически безупречное суждение мы не назовем ошибочным, хотя бы фактически его выводы и противоречили действительности.
К ошибкам мы отнесем также не только искривления логической линии, но и отсутствие логических суждений там, где их следовало бы ожидать, попытки заменить логическую аргументацию разного рода суррогатами – бездумные ссылки на авторитеты, возражения не по существу, попытки опорочить положение, а не опровергнуть его и.т.д. разного рода осознанное или неосознанное трюкачество.
К ошибкам мы отнесем также не только принятие ошибочного суждения, но и случаи непринятия логического анализа и сопоставления в ситуации, где это возможно. Так, если например, некий автор приводит для значения ускорения свободного падения сначала величину 9,8 м/с2 , а потом 1,6 м/с2 , то налицо некий сбой в мышлении автора, ибо с чисто теоретической точки зрения ясно что одно из этих двух значений ошибочно.
Таким образом, в наш круг мы включаем и фактические ошибки, но лишь такие, наличие которых может быть установлено средствами теоретического анализа, логическим путем (может быть, с привлечением некоторых общеизвестных данных).
Что же касается фактических ошибок самих по себе, то они находятся вне области нашего рассмотрения – в самом деле, если человек, скажем, воспользовался для своих рассуждений неправильными данными, взятыми из справочника, причем неправильность этих данных или противоречие их другим общедоступным сведениям он не может теоретическим путем выявить (во всяком случае, достаточно простым путем), то вполне естественно, нет никаких оснований предъявлять к такому человеку какие-либо претензии по части неумения мыслить или низкого теоретического уровня, и считать, что он каким-либо образом виноват в этой ошибке (за исключением конечно, того случая, когда выбор ошибочного или сомнительного источника был сделан преднамеренно или вследствие безразличного отношения к надежности, наразборчивости).
К ошибкам мы отнесем также и различного рода неясности и запутанности в изложении, а также двусмысленность и многозначность когда неясно, что же хочет сказать или утверждает автор, т.е. погрешности смыслового плана, заключающиеся в многозначности смысла, его расплывчатости или вообще отсутствии, в данном контексте.
Причем это может относиться не только к смыслу отдельных слов или предложений – каждое слово, предложение, отрывок, наконец, могут сами по себе и иметь некий смысл , но при этом, например, может остаться совершенно неясным, зачем данный отрывок включен в рассматриваемый контекст и какое он имеет отношение к делу.
Ошибкой следует назвать и выбор без достаточных оснований только одного мнения там где существует неоднозначность, часто – даже без упоминания неоднозначности.
Таким образом, используемое здесь понимание слова "ошибка" с одной стороны несколько уже, с другой – несколько шире, чем обычно принятое, что следует иметь в виду при чтении дальнейшего текста.
Дальнейшие страницы данного раздела содержат описания и разбор различных видов типичных совершаемых ошибок. При этом, поскольку научной классификации ошибок в настоящее время не существует, изложение, представляющее собой ряд отдельных мало связанных друг с другом параграфов, не следует какой-либо определений системе, Одни из разделов объединяют ошибки по области, другие по форме, третьи – по сходным порождающим их условиям. Выбор того или другого принципа определялся только соображениями удобства изложения.
ГЛАВА I. ОПРЕДЕЛЕНИЯ
Разного рода ошибки, как случайные, так и систематические, даже практикуемые постоянно – в виде ошибочных мнений, очень характерны для этой области, что и обусловило выделение разбора ошибок, и ошибочных мнений, связанных с определениями в отдельный раздел.
§1. Что есть определение?
Со строго логической точки зрения дать ответ на данный вопрос – значит дать определение того, что есть определение. Но со строго логической точки зрения корректного ответа на этот вопрос не существует, ибо нельзя сконструировать определение, не зная, что есть определение. Поэтому ответ на этот вопрос неизбежно будет связан с выходом за чисто формально-логические рамки.
Так, учебник логики ("Формальная логика", изд. ЛГУ, Л,1977 с147) объясняет: определение – это "определенный логический прием, имеющий целью раскрытие содержания данного понятия". При этом к определениям относят только "строгие" определения, которые очерчивают характеризуемый объект полностью, без исключений в ту или иную сторону и абсолютно точно.
Типичными представителями такого рода формально-логических определений могут служить определения в математике, не допускающие какой-либо неоднозначности и неопределенности Типичной и практически обычно употребляемой формой формальных определений является определение через указание рода и видового отличия.
(например: группа есть множество , обладающее тем свойством ………….)
Однако такое сужение рамок понятия "определение" совершенно неприемлемо: если следовать такому пониманию, то окажется, что ни в одной практической науке (т.е. везде кроме математики) определения вообще невозможны, ибо в них не существует ни абсолютно строгих понятий, ни абсолютно строгих процедур выявления и установления родовых различий.
Помимо этих теоретических соображений укажем также на сложившуюся практику конструирования и использования определений, нередко заведомо не удовлетворяющих формально-логическим требованиям.
Наконец, такое замыкание в келейных логических рамках приводит к тому, что в области "нестрогих" определений наблюдается определенный беспорядок и укоренение различного рода заблуждений.
Итак, принятый в формальной логике подход для нас непригоден. Поэтому обратимся к содержательной интерпретации понятия определения. Для этого начнем несколько издалека.
Прежде всего, обратим внимание на то, чем являются понятия и термины для исследователя?
Как справедливо заметил ещё капитан Врунгель, морские термины – это инструмент, столь же необходимый в морском деле как компас, секстан и.т.д. Точно так же, с функциональной точки зрения, понятия и термины – это необходимый инструмент исследователя
И если понятие – инструмент исследователя, то определение – это описание, "чертеж" этого инструмента. Функциональное назначение определения – дать достаточно полное и достаточно однозначное описание некоего понятия.
Здесь не случайно дважды повторено слово "достаточно" – в реальных случаях задача, определения состоит не в том, чтобы удовлетворить неким формальным критериям, а в том, чтобы обеспечить взаимопонимание исследователей, единообразное описание явлений. И вовсе не обязательно для этого, чтобы определение подходило на все случаи жизни. Достаточно, чтобы не возникало недоразумений в данной конкретной области, конкретном контексте.
Соответственно достаточность или недостаточность определения будет зависеть от конкретной ситуации. Кроме того, достаточность может зависеть также и от конкретных целей исследования. Так, например, определение, обеспечивающее 90% -ное однообразие описания явлений может быть весьма удовлетворительным в одном случае и совершенно непригодным в другом.
Глобальной задачей определений вообще является установление единообразия языка науки и взаимопонимания между исследователями.
Таким образом, при функциональном подходе класс определений оказывается гораздо шире, чем при формально-логическим, и, что главное, функциональный подход гораздо лучше соотносится с нуждами практики.
Функциональный подход позволяет навести определенный порядок в области "нестрогих" определений, а также, как мы увидим далее, весьма облегчает выявление различного рода ошибок, связанных с такими "практическими" определениями.
§2. Когда нужны определения?
Существует мнение, что (по крайней мере, в идеале) ученый должен дать определение всех терминов, с которыми оперирует. Или, если не ученый, то хотя бы представляемая им наука. Ну, и, разумеется, эти определения должны быть "строгими".
Принципиальная неосуществимость такой задачи была осознана уже тысячелетия назад, и находит яркое выражение в самой строгой из современных наук – математике. Во многих разделах математики специально выделяются "основные" понятия, которым не дается формального определения и смысл которых «считается известным».
Причину этого понять нетрудно: значение одного слова мы вынуждены определять, используя другие слова, например:
СТОЛ – это род мебели, имеющий плоскую горизонтальную поверхность, предназначенную для операциональной деятельности человека (как то, письмо, еда, конструирование …).
Но дело в том, что , если подходить с упомянутыми выше мерками, то следует потребовать определения также и всех слов, входящих в данное выбранному термину определение , так, в нашем случае, следует дать определение словам: Это, РОД, МЕБЕЛЬ, ИМЕТЬ, ПЛОСКИЙ, итд.
Их, конечно, можно определить с помощью других слов, но ведь они в свою очередь, потребуют определений!
Поскольку число слов в языке, конечно, то рано или поздно такой цепной процесс должен упереться в тупик: мы придем к некоему набору слов требующих определения, но которые просто нечем будет определять ввиду отсутствия «свободных» слов (т.е. не употребленных в качестве определяемого на одном из предыдущих этапов).
Некоторых философов такие соображения приводили к мысли о существовании неких врожденных идей и представлений. Поскольку выясняется, что смысл всех слов нельзя логически последовательно (т.е. не впадая в порочный круг) определить, а люди как-то все же ухитряются знать смысл слов, то и возникает гипотеза о врожденности неких "первичных" понятий, из которых можно построить все остальные.
Этот вывод был бы неизбежен, если бы вся человеческая жизнь сводилась только к внутренней духовкой жизни, а все общение с внешним миром – лишь к речевому общению. Тогда действительно: тот факт, что люди ухитряются понимать друг друга и вкладывать в одни слова примерно одно и то же содержание, казался бы чудом.
Но люди живут в материальном мире и этот мир один и един.
И именно этот факт и обуславливает единство и единообразие мышления разных людей, и возможность их взаимопонимания.
Материальный мир не нуждается в "определениях", ибо он существует.
И именно в процессе общения человека с ним, мир заставляет его выработать адекватные реальности понятия. Ребенок усваивает смысл основной массы слов не из объяснений (для которых уже требуется известный уровень владения речью), а из непосредственных наблюдений и столкновений с внешним миром.
Кстати, любой дрессировщик вам объяснит, что он учит животных понимать команды не путем "объяснений" и "определений", а путем поставления их в определенные условия деятельности.
Интересен опыт обучения речи слепоглухонемых детей. Представьте себе, сколь сложна эта задача в отношении людей, лишенных слуха и зрения. Однако в наше время она успешно решается. Есть даже слепоглухие, защитившие диссертации!
И как оказалось, первейшим условием овладения детьми человеческой речью (разумеется, буквы при этом передаются в осязательной форме, движениями пальцев) является не проведение каких-то сверхизощренных педагогических приемов, а прежде всего, привитие им нормальных человеческих навыков, например, есть ложкой, а не руками и.т.д.
Т.е. для овладения человеческой речью оказалось абсолютно необходимым приучить (или даже принудить) к человеческому образу жизни!
Все это собственно, является конкретизацией известного материалистического тезиса о том, что материя первична, а сознание – вторично; что материальный мир, материальная человеческая практика, а не хитро состряпанные дефиниции является конечным источником всякого смысла.
Вместе с тем, из того, факта, что нельзя дать определения ВСЕМУ не следует делать опрометчивый вывод, что определения вообще не нужны и бесполезны. Нельзя дать определение ВСЕМ словам, но вполне возможно дать определение НЕКОТОРЫХ слов, пользуясь всеми остальными.
Поскольку определить ВСЁ невозможно, то встает естественный вопрос: а ЧТО следует определять? Чем должен определяться выбор тех НЕКОТОРЫХ, смысл которых мы будем определять, соотнося их с остальными?
Часть ответа на эти вопросы очевидна: нет, и не может быть какого-либо фиксированного разделения слов на группы определяемых и группу "неопределяемых", смысл которых априори считается известным.
Все зависит от ситуации и конкретных целей, которые ставит себе исследователь.
Вторая же часть ответа вытекает из изложенного в предыдущем параграфе функционального подхода к определениям. Сверхзадачей, глобальной целью, определений вообще является установление или улучшение взаимопонимания между исследователями.
Поэтому:
Определения уместны только там, где создается опасность различного или недостаточно четкого понимания термина, где использование термина без разъяснений может повлечь существенную неоднозначность или нечеткость понимания изложения и выводов.
Ну а вопрос, что считать существенным, или несущественным, зависит, разумеется, от существа дела, и ставимых целей.
Так, скажем, понятие "температура" не требует никаких уточнений и определений, когда речь идет о температуре тела больного в медицине, и было бы идиотизмом в медицинском учебнике приводить строгое термодинамическое определение температуры.
С другой стороны, когда речь идет о неравновесной плазме (напр. с функцией распределения, отличающейся от максвелловской), понятие температуры требует уже уточнений. И было бы ошибкой в подобных ситуациях не давать достаточно точного смысла используемого термина применительно к рассматриваемому случаю.
Таким образом, в решении вопроса "когда давать определения.'' могут совершаться два рода ошибок:
I). Дача определений там, где они совершенно не нужны
2). Отсутствие определений там, где они необходимы.
Остановимся сначала на I типе.
Хотя они и не так вредны, как ошибки 2 типа, но все же полностью безобидными их считать нельзя.
Отметим, что в таких случаях в приводимых определениях нередко содержатся существенные погрешности (вплоть до полной бессмысленности), которые именно в силу полной ненужности, и неиспользуемости в дальнейшем таких определений, остаются невыявленными. Конструкции таких определений иногда, даже при полной правильности, труднопонимаемы и не вносят никакой дополнительной ясности в данной конкретной ситуации и способны даже затемнить смысл.
Так, например, даже если дать строгое термодинамическое понятие температуры в учебнике внутренних болезней для фельдшеров, то это никакой пользы не принесет, а способно привести лишь к ненужной трате времени и умственной энергии на понимание и усвоение смысла этого определения.
Наконец, конструирование таких ненужных дефиниций способно создавать иллюзию умственной деятельности и отвлекать энергию и внимание от более насущных задач. В книге "Материализм и эмпириокритицизм" Ленин едко высмеивал таких буржуазных профессоров – философов, для которых главное дело – "похитрее состряпать дефиниции".
Кстати, следует отметить, что такой прием, как дача ненужных и запутанных определений, или, что гораздо чаще, требование, чтобы оппонент давал определения всему подряд, нередко встречается в спорах. Таким образом, спор уводится от существа дела в дебри выяснения ненужных тонкостей.
Конечно, в споре одна из сторон вправе требовать от другой определений, но лишь в тех случаях, когда смысл употребляемого термина действительно неясен стороне, когда есть основания полагать, что термин употребляется не в совсем обычном смысле, когда возможная неоднозначность или расплывчатость термина может оказаться существенной для рассуждения.
Так, скажем, в споре о том, следует ли матери кормить ребенка грудью до 6 или до 10 месяцев, можно конечно, потребовать от оппонента определения того, что понимать под словом "мать" и заняться таким тонким вопросом, следует ли считать матерью только биологическую породительницу, или также и неродную и.т.п.
Перенесение спора в такую плоскость, разумеется, будет лишь уверткой, продиктованной стремлением любым способом поставить противника в тупик. Но такая оценка не является, конечно, абсолютной. В другом случае, например, для юриста, при обсуждении вопросов семейного права более точное определение, кого считать матерью, а кого нет, может оказаться вполне правомерным и необходимым.
Так, упомянутые выше, осуждаемые Лениным профессора, жаловались и обвиняли Энгельса в том, что он в дополнение к положению о том, что материя первична, а сознание вторично, не дал формальных определений того, что такое материя и что такое сознание. Как будто без этих определений смысл позиции Энгельса неясен! И Ленин совершенно справедливо расценил это как чисто формальные придирки.
