– Если ты собираешься в место на границе Линий, где тебя никто не найдет, то такого места нет.
Я не поверила своим ушам и не могла выдавить из себя ни слова.
Откуда она то об этом знает? Может это Роза настучала ей? Или она следила за мной?
Мама поняла, что ответа не будет и объяснила.
– Ты не первая кто туда собрался. Каждый месяц кто-то из первоживцев Второй Линии сбегает на границу, но их находят и доставляют туда, куда нужно, на Первую Линию.
– Ты врешь!
Я решила, что она обманывает, чтобы остановить меня, но она продолжила.
– На границе Линий находятся только заводы, на которых создают мясо и другие продукты питания. Это официальное, известное место и там живут по таким же законам.
Меня опять начало трясти и хотелось зарыдать.
Про заводы, где создают мясо, я знала, но понятия не имела, где они находятся, ведь географию преподают только в школах Первой Линии. Слезы, все-таки, потекли, и я отвернулась, чтобы их не показывать.
Мама села на кровать и пыталась словесно меня успокоить. Не помню, что она говорила, было уже все равно. Я уже не злилась, не боялась, не обижалась, мне просто было плохо. Когда я включилась, она уже выходила из комнаты и прежде, чем закрыть дверь сообщила мне второй факт.
Сказала, что вещи собирать не нужно, потому что на Первой Линии носят другую одежду и в поезде нам выдадут первый комплект. Я ничего ей не ответила. Было непонятно, что это за другая одежда и, но она мне уже не нравилась.
Несколько часов я стояла в ступоре и думала о том, что на Первой Линии меня ждет только ужас. Эти мысли, как будто не давали мне двигаться. Уже хотелось сбежать не только из Линии, а даже из тела, чтобы ни о чем не думать…
И тут меня осенило… А что, если смерть, которая существовала в Старом Мире – это не горе, как описывают в книгах? Может через смерть люди сбегали от жизни, которая им не нравилась? А те, кто делал смерть, это не злодеи, а наоборот, доброжелатели?
Я почувствовала облегчение. Мне показалось, что я нашла то, что мне поможет – смерть. Я не знала, как ее делают, но почему-то была уверена, что это не трудно. Наконец-то ступор спал, я легла в постель и сразу вырубилась.
Глава 2
“Тот самый день” наступил. Я так и не начала разговаривать с родителями, а им, как будто, было все равно. Они молча отвезли меня на поезд и всё. Наверное, думали, что перед посадкой начну уговаривать забрать меня обратно, но нет! Я даже прощаться не стала, просто ушла в вагон и не оборачивалась. Угрызений совести не было, я вообще ничего не чувствовала, меня даже не пугало, что я их больше не увижу. Думалось только о том, что мне поможет только смерть.
Проводница проводила меня в купе, где сидела Роза. Она явно обрадовалась, что пришла.
– Хорошо, что ты не сбежала!
Я села напротив нее.
– Женек ошибся.
– Ошибся?
– Ну да. Мама сказала, что на границе линий есть только заводы, где делают мясо.
– Вот это да!!! А я не знала. Бедняжки. Хорошо, что твоя мама тебя предупредила.
– А что? Женек все-таки сбежал?
– Ну да! Женек, Тимур, Артур, Виолетта и Дарина. Их родители сообщили о побеге. Тридцать минут назад тут такое творилось… Все бегали, кричали, выясняли… Короче, они в розыске.
Я понимала, что если мама сказала правду, то их найдут и накажут, но в тот момент мне стало жалко, что я не пошла с ними. Вдруг мама все-таки соврала и у них все получится? Тогда я лоханулась и буду страдать зря!
– Вот я дура! Надо было тоже…
– Ты не дура! Я слышала, что на заводы очень строго отбирают сотрудников и никаким посторонним нельзя даже близко подходить! Их по любому вернут.
Я не хотела спорить и промолчала. Теперь я стала думать о том, что попробую сбежать из Первой Линии, но Розе ничего не сказала. Она все равно была бы против.
Поезд тронулся и у меня сильно застучало сердце.
Это все? Я уезжаю отсюда на целую жизнь? Может все-таки надо было попрощаться с родителями или хотя бы посмотреть на них напоследок?
Я вдруг поняла, что не могу вдохнуть, меня скукожило и затрясло. Роза в панике понеслась за проводницей и мне налили мятный чай. Потом я успокоилась. Оказалось, что такое часто происходит с теми, кто впервые едет на Первую Линию.
Через какое-то время проводница снова вернулась и принесла нам два комплекта одежды в пакетах. Она сказала, что в 6:00 нам необходимо быть в форме, сидеть с ровной спиной с двух сторон от стола и ждать инструктора, которого нужно встречать с улыбкой и приветствием.
Мне хотелось послать эту проводницу куда подальше. Какой еще инструктор в шесть утра?
Роза, конечно же, спросила зачем вставать так рано, ведь нам говорили, что мы приедем в 10:00. На что ей ответили, что это правило.
Как же тупо… Что мы четыре часа будем делать? Не будет же инструктаж идти все это время? Дурацкая Первая Линия!
Когда мы остались одни, Роза сразу же развернула свой комплект одежды. Там была белая блузка и серая юбка, примерно до колен. Выглядело кошмарно. Чтобы отвлечься я хотела позалипать на видео, пока у меня еще был смартфон, но сети уже не работали… А мы ведь даже еще не выехали из территории Второй Линии!
Опять полились слезы.
Путь казался долгим. Мы с Розой то раздумывали о том, какие способы связи есть на Первой Линии, то злились на весь мир, то пытались смириться. Иногда к нам заходили девчонки из других купе, и мы делали тоже самое вместе с ними. Оказалось, что вагоны делятся на женские и мужские. Девушки и парни ехали раздельно.
Я не знаю во сколько я заснула, но мой сон длился не долго. Нас разбудил крик девчонки из первого купе. Мы находились в третьем, но казалось, что она кричит прямо за стеной. Я быстро вскочила. Мы с Розой в страхе смотрели друг на друга, пока та несчастная извинялась и просила прекратить.
– Что там происходит? – Наконец-то выдавила из себя Роза.
Она хотела посмотреть, но дверь оказалась заперта
Вопли прекратились, а через минуту закричал уже другой голос. Я сидела в углу, зажав в руках одеяло, Роза металась по купе и делала предположения, что происходит и вдруг резко остановилась у стола, смотря на смартфон.
– Уже десять минут седьмого!!! Давай вставай, надо одеваться. Помнишь нам говорили, что надо быть одетыми и сидеть за столом?
– Жесть! Жесть! Жесть! Жесть! – У меня стали сдавать нервы, я очень испугалась и не понимала, что делать.
Роза быстро начала одевать свой комплект одежды.
Еще несколько минут я тряслась со своим одеялом и смотрела, как Роза одевается в эти убогие вещи и убирает постель.
– Чего ты сидишь? Быстрее! – Роза почти кричала на меня. Потом она вырвала из моих рук одеяло и начала его свертывать.
Я, наконец-то, пришла в себя, схватила свой комплект и начала натягивать юбку. Пока я одевалась, Роза собрала мою постель и засунула на верхнюю полку. Мы быстро сели за стол и не дышали. Оставалось только ждать.
Было слышно, как открывается дверь второго купе. Потом прошло минут пятнадцать, но криков больше не было. Мы все это время сидели, не двигаясь, и не разговаривали.
Начала открываться наша дверь и я снова услышала, как стучит мое сердце.
Зашла высокая женщина в строгом бордовом костюме. У нее в руках был какой-то большой журнал с твердой обложкой. Она попросила кого-то подождать за дверью и закрыла ее.
– Доброе утро.
После того, как она поздоровалась, мы ответили ей тем же.
– Молодцы! Прилежно выглядите! – Похвалила она, потом обратилась к Розе – Но здороваться нужно с улыбкой, чтобы было понятно, что вы искренне желаете человеку добра. И сидеть надо прямо, как твоя соседка. Это правило.
Я была в шоке. Сколько себя помню, я всегда сутулилась, мне даже родители делали замечания, а тут я, и правда, сидела с прямой спиной. А улыбка? Почему я улыбнулась? Как я это запомнила? При чем все получилось само собой, и я вдруг почувствовала, что такое, как будто, уже было.
Эта женщина забрала наши смартфоны и рассказала, что мы обе отправимся под опеку потомков наших родителей. Еще она объяснила, как надо выходить из поезда. Строем. По очереди.
У опекунов были номера, под которыми выходят их подопечные и пока не заберут одного, другой не должен ступать на перрон.
Я шла перед Розой и пока ждала своей очереди выхода на перрон, мне захотелось с ней попрощаться, ведь мы не знали, как долго не увидимся. Но как только я повернула голову, проводница хлестнула меня плеткой по руке. Так больно мне еще никогда не было. Я взвизгнула и стала тереть руку. Она сказала, что, при выходе из поезда, можно смотреть только вперед и добавила, чтобы я опустила руки, иначе она ударит и по второй.
Я прикусила губу, опустила руки и пошла вперед. Я понимала, что у меня по щекам текут слезы, но боялась их вытереть, вдруг это тоже запрещено…
Теперь стало понятно почему кричали девочки из первого купе, они проспали или просто не успели одеться и их побили за это.
Неужели здесь за все нарушения получаешь плетью? Чего еще тут нельзя делать? И разве можно к такому привыкнуть?
Проводница дала знак, что мне пора выходить. На перроне стояла женщина лет тридцати пяти в темно-синем костюме. Это была Анна, моя опекунша. Она улыбнулась и поприветствовала меня. Я сделала тоже самое в ответ. На свое удивление я сразу же поблагодарила ее за то, что она решила меня приютить, не знаю почему, но слова сами вырвались, как будто я их отрепетировала. Это было странно, обычно я теряюсь и не могу выдавить ни слова, а тут…
Я пошла вслед за ней. Выйдя с вокзала, я увидела множество серых машин, одна из них подъехала к нам, и мы сели на заднее сидение. Я не знала можно ли мне говорить или меня опять отлупят, поэтому старалась молчать и сидеть ровно.
Неожиданно Анна она спросила.
– Как доехала?
– Э…у…Хорошо. – я опять начала тормозить.
Было очень страшно ответить неправильно. Так и получилось. Я забыла сказать “спасибо” за то, что она интересуется моим самочувствием и водитель сразу же сделал мне замечание. Я ответила, что поняла и извинилась. И опять не сказала “спасибо”. И снова водитель сделал мне замечание. И добавил, что мне будет тяжело с такими манерами…
Зачем этот тупица вообще влез? Разве это его дело?
Я начала паниковать, но моя опекунша ответила ему за меня. Она сказала, что в первый день так у всех и что я скоро привыкну. А потом поблагодарила его за заботу.
Мне казалось, это бредовой игрой. Что за идиотизм – говорить “спасибо” за каждое слово.
Может мне еще этой придурошной проводнице надо было сказать “спасибо” за то, что она меня ударила?
Всю остальную дорогу мы ехали молча. Я начала рассматривать улицы. Везде были только спальные районы с одинаковыми домами и какие-то непонятные магазины. Ни многоэтажек, ни ресторанов я не заметила, хотя ехали долго.
Мое молчание прекратилось только в доме Анны. Когда мы вошли, она повернулась ко мне и сказала
– Все, теперь расслабься.
Я выпучила глаза и застыла на месте. Нужно было что-то ответить, но я просто смотрела на нее. Она поняла, что я в шоке и продолжила сама.
– Пока ты в доме и нет посторонних или гостей, можешь чувствовать себя спокойно.
– Спасибо – очень тихо ответила я и она рассмеялась.
– Хорошо, что ты благодаришь. К этому, действительно, лучше привыкать, но, если в кругу своих ты забудешь – ничего страшного.
– А если в кругу не своих?
– Тогда тот, кто “не свой” может потребовать, чтобы для тебя привели обучение.
– Обучение? В смысле?
– Тебе придется учить правила благодарности до тех пор, пока ты не сможешь их цитировать. Только сами способы обучения тебе могут показаться жестковатыми.
– И какие же это способы?
– Могут быть разные. Мой брат Антон обучает своих детей и подопечных крапивой, если они забывают благодарить.
– Крапивой? Не понимаю…
– Они ходят в открытой одежде в крапиве до тех пор, пока не расскажут наизусть все правила благодарности.
– Какой ужас! А их много? А если кто-то не помнит все?
– Основных правила всего лишь три, но в них много подпунктов. Не волнуйся, запомнишь ты их быстро, они не сложные, главное на практике не забывать говорить.
У меня пересохло в горле. Я не могла поверить, что такое существует на самом деле. Больше было похоже на страшную байку, которыми пугают детей. Пока я прокручивала в голове всю эту жесть, Анна попросила меня разуться и повела показывать мою комнату, продолжая свой рассказ.
– Антон, кстати, тоже хотел тебя опекать, но лидерство одобрило опеку мне, потому что у него и так много детей дома, и своих, и подопечных. Целых девять. Правда, подопечные у него со стороны жены. Наши предки, почему-то, предпочитают не заводить детей на Второй Линии. На моей памяти ты первая из всего нашего семейства, кто пришел оттуда сюда.
Анна была права. В нашей семье на Второй Линии, у меня, действительно, не было братьев и сестер. Все мои существующие братья и сестры были рождены, здесь, на Первой Линии и уже жили обратно. С папиной стороны еще были двоюродные, а вот с маминой никаких, хотя у нее четыре родные сестры и три родных брата. А еще бабушка со стороны мамы, которая сравнялась со мной по возрасту, и ее братья и сестры…
Мы дошли до комнаты, там было две кровати, два стола, шкаф и зеркало.
– Ну вот, здесь ты будешь жить, вместе с моей старшей дочерью Марией. Ей тоже пятнадцать. В шкафу комплекты одежды для прогулок, для дома и форма для школы. Сегодня можешь ходить в том, который тебе выдали в поезде.
Мне не хотелось ничего спрашивать и узнавать. Я думала только о том, что я дура и надо было бежать с Женьком. Вдруг у них все получилось…
Анна пригласила меня пообедать, продолжая рассказывать о себе и своей семье. У нее оказалось пять родных дочерей: три из них были в школе и две в детском саду. Муж работал в интернате, разрабатывал системы обучений и должен был вернуться домой только в следующем месяце. Меня это напрягло, вдруг он начнет испытывать эти системы на мне, но Анна уверяла, что такого не будет.
Когда я спросила за что еще у них наказывают она поперхнулась и сказала: ни в коем случае не называть обучение наказанием. На Первой Линии считалось, что наказания бессмысленны и ни к чему не приводят, а вот обучения делают людей умнее и помогают им доказать, что они достойны провести свою обратную жизнь на Второй Линии. А еще за каждое обучение, конечно же, тоже надо благодарить…. Получалось, что я и правда должна была сказать “спасибо” этой дуре проводнице. Она же меня научила не поворачиваться при выходе из поезда…
