– Как думаешь, Костя, сколько ему лет? – спросил у меня Леха, когда мы его обсуждали.
– Лет тридцать пять. Я думаю, у него за плечами лет десять войны или службы в армии. Наколку на ребре ладони «За ВДВ» видел?
– Наш человек! Десант! – подтвердил «Магазин».
С «Командиром дня» у меня сложились хорошие отношения. Из-за того, что я воевал в Чечне и с уважением отзывался о воевавших с нами боевиках, он называл меня «исламистом». Он не был карикатурным прапорщиком. По тем саркастическим шуткам, которые он периодически отпускал в наш адрес и в адрес инструкторов, было видно, что с интеллектом у него все в порядке.
Подготовка
Мы не теряли времени даром. С самого первого дня у нас началась физическая и военная подготовка. Нам, «ветеранам», было намного проще, чем тем, кто не служил в армии и не воевал.
– Ты же согласен, Артём, что, в идеале, хорошая подготовка – это советская классическая учебка? Полгода постоянных занятий. Убираем подшивание воротничков, муштру на плацу, изучение устава ВС РФ.
– Остается минимум три месяца. Дневные и ночные тактико-специальные подготовки, – подхватывал Артём, – физическая подготовка.
– Умение ходить с пятки на носок, – перечислял я важные навыки.
– Контроль оружия, чтобы оно как продолжение тебя было, – добавлял Леха. – Это все очень важно! А тут всего две недели.
– Тут необходимость и политика. Не получилось зайти на Украину как хотели и пришлось импровизировать, – продолжал я.
– «Вагнер», я слышал, вызвали из Африки и самые лучшие и боеспособные подразделения сразу же ушли на передовую. Участвовали с другими подразделениями во взятии Попасной, – подхватывал наш разговор «Топор».
– В Соледаре «рубятся». И, видимо, будут брать Бахмут.
– Говорят, там много наемников иностранных.
– Я туда хочу попроситься. Чтобы посмотреть, что они из себя представляют. И эти хваленые нацики.
Вне зависимости от уровня подготовки после двухнедельного обучения все уезжали на «передок». За две недели ты брал столько, сколько мог. Были люди, которые впитывали знания, записывали и задавали множество вопросов на занятиях. Таким был мой приятель-кроссвордист Женя, который ночами учил математические формулы и премудрости расчетов для стрельбы из АТС. Я сочувствовал ему и расстраивался, потому что больше не с кем было разгадывать кроссворды. У него порой даже не было времени попить с нами чай. Были и те, кто откровенно спал на занятиях. Те же, кто понимал, что война – это не кино, готовились тщательно.
Нас разбили на три отделения. Я решил, что не буду командиром отделения, тем более в этой учебке. Меня пугала лишняя ответственность за этих слабо организованных людей.
«Какой смысл?» – задавал я себе вопрос, и не находил, причин для положительного ответа. – «Буду спокойно учиться, не умничая. Уберу гордыню подальше и буду стараться получать больше полезной информации от каждого человека», – окончательно решил я.
Буквально на втором занятии я стал спорить с инструктором, который начал обесценивать наш опыт участия в чеченской компании – хотя он был еще ребёнком, когда она шла.
– Это совсем другая война! Украина это вам не операция в Чечне. Тут все серьезно! – заявил нам инструктор с позывным «Блендер».
– Откуда ты знаешь? Ты был в Чечне? Ты вообще знаешь, что это такое? – удивлялся я его заявлениям. – Нас в составе разведгруппы выкидывали в горах, и мы неделю там лазили. Ходишь вокруг сел у духов под боком. Вступил в бой – значит, задача не выполнена. А если ты там «триста», то ты вытечешь по-любому. Тебя не эвакуируют по щелчку. Погода меняется три раза в день. Один раз нас не могли эвакуировать неделю. Жрали жаб, черемшу, готовы были кору с деревьев жрать – лишь бы в желудок что-то попадало. И противостояли нам, девятнадцатилетним пацанам, бородатые мужики и наемники.
История с обесценкой Чечни сильно напрягала и, вопреки зарокам, я регулярно закусывался с инструкторами. Но с некоторыми из инструкторов у меня сложились хорошие отношения. Одним из них был спокойный и интеллигентный ветеран, который рассказывал нам о тактике и стратегии боя. Он говорил четко и с уважением относился ко всем нам. Остальные инструкторы, видимо, пересмотрели американских фильмов про учебку и пытались корчить из себя сержантов морской пехоты Соединённых Штатов Америки. Тактика морального давления была понятна – все то же отсеивание психопатов и психологически слабых личностей. Несмотря на то, что я с ними периодически вступал в конфронтацию, они чувствовали красную черту и не заходили за нее в наших перепалках.
Больше всех от инструкторов страдал «Калф». Он туго воспринимал любую информацию и был медлителен и неповоротлив. Инструкторы называли его долбоебом. Он никак на это не реагировал и позволял им это делать. Несмотря на свой огромный рост и физическую подготовку, он искренне считал, что такое обращение нормально. Внешне он очень соответствовал моему стереотипу «спеца», но полное отсутствие самозащиты бесило ещё больше.
– Сколько ты будешь терпеть такое отношение? – спросил я его.
– А чо такого? Поорут и заткнуться. Мне чо драться с ними?
– Ну-ну… Терпи дальше. Кстати, ты зря в пулеметчики просишься. Пулемет – это, конечно, красиво, но это первая цель в любом бою. Говорю тебе как бывший пулемётчик. Сто десять килограмм мышц, «Калф», это не главное.
Для пулеметчика главное – интеллект: умение быстро ориентироваться в бою и занимать нужные позиции, чтобы прикрыть товарищей. Убьют тебя… – сказал я ему напоследок, стараясь задеть его.
«Калф» промолчал. А мне хотелось, чтобы он стал отстаивать себя, а не терпел к себе такое обращение.
Вторым толковым мужиком, который вызывал у меня уважение был рыжий инструктор по инженерной подготовке. Несмотря на то, что он носил очки, от общения с ним оставалось ощущение, что ты только что встретился с хищной акулой войны. Его лицо и руки были в мелких оспинах и шрамах от осколков. Солдафонский юмор без калибровки – про оторванные руки и ноги – не вызывал ужаса. Наоборот. Его циничный сарказм вызывал живой интерес к предмету минирования и помогал осваивать различные уловки, которыми можно было пользоваться на практике.
– Русский солдат, дорвавшись до халявы, теряет рассудок. Не забывайте, что тут мы воюем с самими собой. Украинцы – это тот же самый хер, только в профиль. Наши деды вместе били фрицев, и поэтому мы устроены одинаково. Мы учились в одних и тех же учебных заведениях. Они не меньше нашего любят халяву и знают, что и мы ее любим! Что это значит с практической точки зрения?
Мы молчали и старались понять, куда он ведет свой монолог.
– Что ты делаешь, когда заходишь в квартиру или дом? – обратился он к Теме, видимо, выбрав его из-за веса. – Ты голодный! Устал уже жрать эти пайки деревянные. Тебе хочется вкусной домашней жратвы.
– Ну, наверное, полезу в кладовку, или холодильник…
– Правильно! Открываешь кладовку и хуяк! Взрыв! И ручки твои жадные полетели нахуй в окно! Ясно?
– Да! – хором отвечали мы.
– Есть у вас запасные руки и ноги? Или, вы, сука, как ящерицы можете их отращивать?
– Никак нет!
– Вот и заебись. Все ловушки в минировании рассчитаны на человеческие страсти и невнимательность. Повышенные потребности рождают алчность и жадность и ведут к неосторожности. В первую очередь на войне погибают тупые долбоебы, падкие на сувениры!
Мы завороженно слушали этого прямого и безапелляционного «профес-сора». Он косвенно уделял внимание тактико-техническим характеристикам взрывных устройств, но больше рассказывал практические вещи, о которых, на самом деле, и будет зависеть наша жизнь. Я слушал его и вспоминал инструктора по минно-подрывному делу, который учил нас в далеком двухтысячном году в городе Уссурийске в 14-й бригаде ГРУ. На слаживании перед отправкой в Чечню он положил мне под нос двухсотграммовую тротиловую шашку с тлеющим фитилем и заставил отжиматься, глядя на нее.
– Упор лежа принять! Пятьдесят отжиманий! Погнал!
Мне, восемнадцатилетнему пацану, было и страшно, и смешно от этого риска. Я «толкал планету» в полной экипировке. Температура минус сорок. Я смотрю, как тлеет фитиль. На счете «пятьдесят» вскакиваю и бегу, а сзади раздается взрыв, и земля салютом сыплется мне на голову.
– Заебись! – орет подрывник. – Молодчина, молодой! Повезло тебе в этот раз, балбесу!
Так и хотелось спросить у рыжего фразой из фильма «Брат-2»:
– А у вас, случайно, брата или отца в Уссурийске нет?
Но вместо этого я внимательно продолжаю слушать его толковые советы, благодаря которым я смогу выжить и вернуться домой.
Инструктор щедро делиться хитростями из своего багажа:
– Еще можно сделать запал и убрать замедлитель на три секунды. Вот идете вы по городу, а перед вами труп врага в охуенной экипировке! Ну и что будет делать дебил-новичок? – задавал «Профессор» вопрос с подвохом и сам же на него отвечал:
– Долбоеб побежит снимать с него трофеи! Сдвинет это тело и граната, которую он прижимал своим телом, оторвет ему яйца и тупую башку.
– То есть трупы не трогать? – выкрикнул сзади меня «Смотрящий».
– Не мытыми руками! Для трупов у нас есть кошки с веревкой. Цепляем за труп кошку, отбегаем метров на десять и сдергиваем его с места. Если не взлетел на воздух – можете брать у него все, что считаете нужным. Он ваша законная добыча.
– Хитро.
– Ещё рыболовные крючки. Все идут и смотрят под ноги, чтобы не напороться на растяжку. А мы берем и делаем растяжку на уровне головы и навешиваем рыболовные снасти.
Ты идешь, у тебя капюшон, панамка, каска или кепка – все что угодно. А на высоте ростовой фигуры висят рыболовные крючки. Ты смотришь прямо и под ноги, а крючки цепляются за одежду. В итоге ты срываешь растяжки. Если это МОН-50 или, не дай Бог, МОН-90 – кишки ваших товарищей будут висеть гирляндами на ветках.
– В Чечне мы в основном использовали МОН-50 и ПОМ-2Р при отступлении и для засады, – чтобы показать свою компетентность, сказал я. – Чеку срываешь, кидаешь, и она четыре растяжки в сторону выпускает.
– Хорошая тактика и отличная мина, – подтвердил «Профессор».
Он не терпел на занятиях тех, кто спал. Крыл их трехэтажным матом, тем самым возвращая их в реальность. Мы были уверены, что он несколько раз сильно контужен.
– Если в небе есть луна, нужно просто покачать головой из стороны в сторону, глядя перед собой. Зрение фокусируется, как фотоаппарат, и ты четко видишь блеск от лески, – объяснял он, как увидеть растяжки.
Дальше шли занятия по тактике боев в полях и в городе. Прикрытие, продвижение по окопам, штурм зданий и прочие хитрости городских боев. Я помнил, как воевать в лесах, но этих навыков я не имел. Первый месяц в Грозном по ночам мы лазили по частному сектору и многоэтажкам, делая там засады. Но штурмовать здания мне не приходилось ни разу.
– Что значит «нарезать углы»? – спрашивал нас инструктор, показывая, как это делается. – Ты подходишь к углу здания. Ты не знаешь, есть там противник, или нет. Твоя задача: так посмотреть, чтобы все увидеть и остаться в живых. Опорная нога должна стоять вне зоны огневого поражения. Это на тот случай, если тебя в плечо ранило, чтобы ты смог завалиться назад к товарищам. Нарезать угол можно с колена или лежа. Главное – обезопасить себя. Потому что воин может приносить пользу только живым.
Занятия по штурму окопов вел «командир дня» – «Ветеран».
– А можно я буду кидать гранаты с «отстрелом», – спросил я.
– Не взорвешь нас?
– Нет.
– Кидай – сказал он и зашел за меня.
Мы выразили глазами друг другу уважение, которое протянулось через все наше знакомство. Так бросать гранаты важно, чтобы противник не мог ее отбросить обратно. У тебя есть ровно три секунды, чтобы ее бросить. Снимаешь чеку, считаешь до двух и бросаешь.
Часть инструкторов были из теоретиков. Они прошли обучение в лагере и их оставляли как особо отличившихся, так как много реальных инструкторов уехало на Донбасс. Скорее всего этот паренек хорошо знал теоретическую часть, но в условиях боевых действий не был. Поэтому практически не владел таким прекрасным предметом, как ручной противотанковый гранатомет (РПГ-7). Кодовое название: «Шайтан-труба». Незаменимый и самый популярный инструмент подавления противника в условиях городского боя.
После слов «нельзя стрелять из РПГ, находясь в закрытом помещении» я начал раздражаться и троллить инструктора:
– А вот если в доме нет ни дверей, ни окон… Тоже нельзя?
Инструктор стал напрягаться, понимая, что попал впросак и стал бормотать что-то невнятное себе под нос. Вмешался «Ветеран» и, спасая инструктора, дал понять, кто здесь главный. Он рассказал о всех возможностях РПГ и привел несколько случаев из своей практики по применению «трубы». Давя своими знаниями и опытом, он вываливал свой хер на стол и говорил: «У меня в три раза больше, чем у вас всех».
– А ты, – улыбаясь, показал он на меня пальцем, – сильно не умничай. Понял?
– Так точно! – с такой же улыбкой ответил я.
Шли дни и занятия по теории сменяли занятия по тактике. На тактических занятиях труднее всего было Теме и «Старому». Тема быстро сбросил пару десятков килограмм и набрал форму, а «Старый» в силу своих пятидесяти двух лет страдал от «физухи». Но мы старались его таскать и помогали ему, чем могли.
Ещё с первой командировки я отлично умел ориентироваться по бумажным картам. Высокие технологии опередили мой опыт ориентирования, как современный телефон опередил телефонный аппарат за две копейки, из моего детства. Нам предстояло овладеть планшетом с отбиванием точек в программе корректировки артиллерии.
– Грубо говоря, умение воевать в планшете стало неотъемлемой частью военной профессии. В наше время высоких технологий, необходимо быть не просто горой мышц, но еще больше необходимо соображать головой. В первую очередь погибают глупые, интеллектуально неразвитые люди, – спокойным голосом разъяснял нам инструктор. – Понимаете?
«Все то же самое, как двадцать два года назад, на КСП, перед «срочкой». Только морды окружающих постарели»:
– Все ясно, но неясно, как все тут устроено?
Инструктор терпеливо, по нескольку раз, объяснял нам необходимое:
– С первого раза это может показаться сложным, но вы постепенно разберетесь с этой простой наукой. Это все равно что купить новый телефон или компьютер. Сначала все неясно, а после делаешь все на автомате. Он терпеливо показывал операции еще раз.
– Угу, – говорил я, и мне казалось, что было слышно, как скрипят ржавые извилины в моей голове.
– Смотрите. Сама программа – это система координат и набор цифр. Они у всех одинаковые. Я сообщаю координаты, а артиллерия на удалении работает по этой цели. Ты даешь корректировку по сторонам света: запад – 50, север – 30.
Были занятия по тактической медицине, на которых я узнал о новых типах ремней, о гемостатической губке, которая способна остановить кровь, и о современных обезболах. Инструктор показывал страшные картинки из реальных случаев с бойцами и подробно объяснял специфику накладывания жгута при разных типах ранения. Основная масса людей в современной войне имела осколочные ранения. Пулевых ранений, которые бывают при прямом огневом стрелковом контакте с противником, было в разы меньше. За эти два дня отвалились еще несколько человек и их перевели на кухню.
По окончании подготовки у нас были экзамены и ночные тактические занятия. Наше подразделение в основной массе показало хороший результат. Мы познакомились, сработались и привыкли называть друг друга не по именам, а по позывному. В последний день перед отправкой по традиции были шашлыки. Мы скинулись и купили в ЧПОКе дополнительные припасы в дорогу. На шашлыках мы поблагодарили наших инструкторов и, в знак благодарности, я подарил тактическую майку своему любимому инструктору.
– Спасибо за выдержку и профессионализм, – пожав ему руку протянул я подарок.
– На здоровье. Береги себя и делись знаниями с товарищами, – спокойно ответил он.
Прощальные шашлыки прошли тихо и напряженно.
Мы знали, что начались бои под Бахмутом, и нам, видимо, предстоит попасть именно туда. Мы разошлись довольно рано и полночи ворочались на своих шконках не в силах заснуть от адреналина.
Дорога к «передку»
С утра мы получили оружие и амуницию. Каски и броники были надежные, но очень громоздкие и неудобные. Помимо обмундирования нам выдали «разгрузки» и по несколько магазинов к ним. Все стали примерять и подгонять экипировку под себя. Выглядели мы нелепо, но по-боевому. Громоздкий комплект снежного человека, состоящий из армейского ватника и штанов, я оставил в лагере. У меня с собой было два рюкзака: один – мой, с которым я приехал, а второй – местный, полученный вместе с экипировкой. Распихав по ним вещи, я погрузился в автобус.
– Смотрите, какие додики. Как мы две недели назад, – глядя на новичков, которых вчера привезли в лагерь, засмеялся «Смотрящий».
– Впереди у них много интересного, – заметил «Старый».
– Нужно будет добыть себе в бою экипировку получше, – сказал я Лехе. – У украинцев всё НАТОвского образца.
– Обязательно добудем, когда приедем, – поддержал идею «Топор». – Мы так и делали всегда.
После того как мы получили оружие, нам выдали телефоны и дали позвонить. Я включил свой и увидел там сотни сообщений. Когда я ехал в лагерь подготовки, я думал, что мой телефон будет при мне, но тут на этот счет были строгие правила, и телефон пришлось сдать старшине. По рукам, конечно, гуляли левые телефоны, и те, кто хотел звонить, это делали.
Но я изначально решил, что не буду нарушать правила и отвлекаться на гражданские переживания и две недели был вне зоны доступа.
Телефон выдавали всего на пять минут. Нужно было быстр решить, на кого потратить это время. Я выбрал отца, зная, что он расскажет всем остальным, что со мной всё в порядке.
Я не хотел будить ненужные переживания. На войне чувства, которые расслабляют, опасны для жизни. На войне нужны те чувства, которые помогают тебе вернуться домой живым. Если, убивая врага, ты будешь думать, что это тоже человек, что у него есть мать, жена, дети – ты сойдешь с ума от сожаления и вины. Задача солдата на поле боя – выполнить боевую задачу и выжить.
