Ново-Щелково, берег озера
Мои «грации» умотали на «Мосфильм», прихватив с собою Настю и Марину-Сильву. Сестричка чмокнула меня мимоходом, а «малышка из Рио» целовалась до того самозабвенно, что я даже забеспокоился. Зря. Просто Марине-Сильве не с кем было оставить Наталишку…
«О, Мигел! – страстно выдохнула она, юркнув в Ритин «москвичонок», и посоветовала, умильно улыбаясь: – А вы сходите на озеро! Погода такая хорошая… Пока-пока!»
И мы дружно помахали красоткам вслед – я, Наталишка и моя младшенькая…
* * *
– В Крыму было так классно, папочка! – оживленно повествовала Лея, помогая себе руками. – Настоящая киностудия! А какие там декорации… О-о! Я сидела в кресле… в самой настоящей пилотской кабине «Темного пламени»! И два передних обзорных экрана, а вот так, на вертикальной перегородке между ними, как бы в вершине дуги пультов – четыре огромных круглых шкалы! Та-ак здорово! А у тети Насти были пробы… Она стояла, такая красивая-красивая, вся обтянутая пластиком, будто статуя, и грудь такая больша-ая! Высокая! Как у мамы, даже больше!
К озеру мы шагали дворами, не выходя на жаркий проспект. Лея шла впереди, постоянно оборачиваясь и жестикулируя, а я, ведя за руку прелестную внучку, любовался дочерью.
Она здорово вымахала за лето, скоро Талию догонит. Девичьим округлым бедрам было еще далеко до амфорной крутизны, как у мамы, да и длинные ножки, хоть и ровные, худоваты, зато груди под маечкой догнали и перегнали третий размер.
– Помнишь, как ты волновалась, что у тебя не вырастут? – лукаво улыбнулся я.
– Ага! – жизнерадостно согласилась Лея, наклоняя голову и скашивая глаза, а затем шагнула ко мне. Прижалась, обнимая за руку, вздохнула: – Папочка, всё так хорошо…
Наталишка звонко рассмеялась, блестя глазенками, и тоже обняла меня, где смогла – за ногу. Шагать стало трудно, но не пенять же за любовь!
Словно учуяв, что я думаю о ней, девочка подняла взгляд.
«И впрямь, как темные вишни…» – мелькнуло в голове.
Наталья Васильевна росла весьма ревнивой особой – кроме «трех граций» и Марины-Сильвы никого ко мне не подпускала, даже Настю. А вот для Леи делала исключение.
Впрочем, девушка и сама привязалась к Наталишке, убеждая меня, что та очень умная, просто у нее слов мало в запасе, вот и не может выразить свои мысли.
– И озеро у нас замечательное! – воскликнула Лея, вскидывая руки. – Мы в Черном море купались – и Рита, и Инна, и тетя Настя! А Маруата, вообще, как рыбка! Она, там, в Океании, за жумчугом ныряла…
Я смешливо фыркнул. Моя младшенькая пошла по стопам старшенькой – Риту с Инной звала по имени, будто не замечая разделяющих лет, а вот Настя у нее – тетя! Наверное, оттого, что видела ее редко. Как и Юлиус…
Мне чуточку взгрустнулось. Я знаю, что Юлька очень скучает и по мне, и по маме, но и с Антоном у них всё наладилось… В последний свой приезд Юлиус нашептала мне на ушко – мне одному! – что уже подумывает об «Антоновиче». Ну, или об «Антоновне». А «папусечка» весь день ходил, очень гордый оказанным доверием…
Сощурившись, я осмотрелся. Изогнутый стеклянный фасад ОНЦ словно собирал солнечное тепло в фокусе – на пляже. Поодаль белел фальш-ИВК, в его широкую «подворотню», уравновешенную рядом колонн, как раз въезжал темно-красный тягач с контейнером на трале. Белым по синему: «Совтрансавто»…
– Искупнись, – сказал я Лее, – вода теплая, как в Ялте!
– Не-е… – огорченно вздохнула девушка. – Я купальник забыла! А мы ж тут не одни… Жалко, что озеро быстро остывает. Уже сейчас холодновато как-то…
– Подожди лет семь, – расплылся я. – Видишь экскаватор? Во-он, на том берегу?
– Ага! – пригляделась Лея.
– Там, году к десятому, выстроят мини-АЭС мощностью пятьсот мегаватт, с реактором БРЕСТ-500, а для охлаждения внешнего контура подведут воду из озера. И тогда здесь круглый год будет теплая вода, а купальный сезон – с апреля по октябрь!
– Здорово! – впечатлилась Лея.
Посмеиваясь, я уселся на лавочку, и Наталишка мигом залезла на мои колени.
– Привет, шеф! – крикнул мне Киврин, щеголяя в плавках и черных очках.
Его Наталья, придерживая одной рукой шляпу, вскинула другую, приветствуя. Я ответил, а Наталишка, добросовестно помогая мне, замахала обеими ручонками сразу.
Ойкая и ловя равновесие, в воду вошла Лиза Векшина.
– Ви-ить! – провопила Ядзя, зайдя по пояс. – Вода такая теплючая!
– Хорошо, Мигел, правда? – залучилась Наталишка.
– Правда! – согласился я.
Там же, позже
Алекс Уоррен направил «КрАЗ» между газонов к служебному входу, на край внутреннего дворика, и заглушил мотор. Никто его тут не ждал, да и то сказать – у всех законный выходной. Охраны, и той не видать…
Тревоги, залегшие в голове до поры, леденили снова, и тут вдруг запиликал навигатор ГЛОНАСС, получив сигнал со спутника. Алекс нервно глянул на экранчик – и холодный пот протек по спине.
«Объект зафиксирован», – горели буквочки. Горели зловеще-багровым светом.
«Да нет, что за ерунда! – замельтешили мысли. – С чего бы вдруг? Я агент, а не камикадзе!»
Однако невозможное, немыслимое отлично складывалось в паззл, как всякая верная версия. Просто в Лондоне решили – раз артефакты из Зоны Посещения нельзя украсть, как заморские сокровища в Британском музее, награбленные по всему миру, то пусть и русские их лишатся!
Хватило доли секунды, чтобы все эти думки промелькнули в голове, а Уоррен уже выскакивал из кабины, и мчался, до боли в связках напрягая ноги.
«Наверное, я смешно выгляжу со стороны… – прыгало в сознании. – Пусть… Если чуйка подвела меня, я вернусь… А если нет?! Лучше быть живым шутом, нежели мертвым королем…»
Алекс успел добежать до проезда. Порскнул мимо мощных квадратных колонн, и тут в спину ударил сокрушительный гром. Тугая волна раскаленного воздуха вынесла его, вращая в воздухе, как кленовое семечко.
Контейнера больше не существовало – «зафиксированный объект» мгновенно раздулся губительным шаром огня, всесокрушающего пламени…
Тот же день, чуть ранее
Ново-Щелково, берег озера
Я млел под солнцем, глядя на блещущее озеро, и мне неожиданно стало грустно. Княгиня уверяла меня, что всё-то у нас выйдет хорошо, просто прекрасно, что пятнадцать лет спустя мы всё сможем, успеем, одолеем…
Верю. Всё так и будет. Вот только к тому времени мне снова стукнет шестьдесят. Снова жизнь пройдет…
А сейчас? Разве она не минует меня? Ну, хорошо, я немножечко изменил курс корабля «СССР», уводя его от буржуазно-либеральных рифов и мелей. Ну, а я сам?
Регалий у меня полно, лет через пять и в члены Политбюро выйду, и академиком стану. Но в том ли было мое предназначение? Стоило ли вообще тратить силы на спасение СССР? Зачем целителю надо было переквалифицироваться в физики? Может, не страну надо было спасать, а людей?
– Мигел! – вздрогнула Наталишка, тараща испуганные глазки. – Мне страшно!
– Ну, чего ты, маленькая? – заворковал я, гладя девочку по головке.
И в этот самый момент раскололось небо. Чудовищный взрыв сотряс землю, а этажи фальш-ИВК выгнулись, словно надутый бумажный пакет, и лопнули. Торцовая стена ОНЦ осыпалась грудами стекла под напором воздушной волны, а дымящиеся обломки бывшего административного корпуса разлетелись во все стороны. Они рушились в озеро, вздымая пенные фонтаны, врезались в пляж, швыряясь песком – и убивали.
Эхо взрыва еще гуляло, когда ужасные крики заметались вдоль берега. Грузную даму догнал кусок бетона и пронзил ее гнутой арматуриной, будто на вертел насадил. Вынырнувший усач оторопело следил за падением вертевшейся глыбы, пока она не расплющила ему голову. Лязгающая металлоконструкция, скрученная и вывернутая, прошлась колесом по пляжу, чертя борозду, догнала убегавшую девушку, и отбросила ее, изувечив…
Я дико озирался, прикрывая Наталишку и высматривая падающие отломки, но лишь туча пыли клубилась вокруг, да щелкали порой мелкие камешки.
– Маленькая, посиди здесь! – еле выговорил я, сипя от избытка адреналина.
– Нет, нет, Мигел! – заверещала девочка, цепляясь за меня.
– Надо, маленькая! – взмолился я. – Там люди! Понимаешь?
Наталишка всхлипнула, но разжала пальчики. Освободившись, я бросился на пляж, сходу разглядев Лею.
«Жива!» – облегчение было так велико, что у меня ноги дрогнули, подкашиваясь.
Искать раненых не пришлось – песок впитывал пролитую кровь. Грузной даме помощь уже не требовалась – рифленый кусок арматуры прободал ее насквозь, порывая сердце. Финита.
Рядом лежала девушка с мокрыми рыжими волосами, испачканными в песке; руками она зажимала распоротый живот. Я упал на колени, с ходу накладывая ладони поверх страшной раны.
– Б-бо-ольно… – прохрипела рыженькая.
– Сейчас, сейчас… – вытолкнул я, снимая боль. – Убери руки…
Часто дыша, девушка отняла скрюченные пальцы от увечья. Сунув руки в теплую, трепещущую мокроту, я первым делом залечил раздавленную селезенку, убрал пару грязных камушков, вынул чешуйки ржавчины, и срастил края раны.
– Лежи, не двигайся! – велел я, и на коленках отполз к девчонке лет одиннадцати. Она носила бюстгальтер, хотя прятать в него особо было нечего.
Глубокий порез рассекал тощее бедро почти до кости. Думал я недолго – метнулся к озеру, и набрал полный рот тепловатой, безвкусной влаги. Когда вернулся к девочке, вода уже зарядилась, и я выпустил тонкую струйку губами, смачивая разрыв для пущей регенерации. Полминуты хватило, чтобы рана затянулась тонкой пленочкой, и я впервые, помнится, удивился – энергия легко и просто исходила из меня, не оставляя даже следа утомления.
– Спасибо… – девчонка разлепила бледные губы.
– Пожалуйста, – улыбнулся я. – Лежи спокойно, а то ты много крови потеряла.
Вскочив, я быстро огляделся, выбирая того, кому помощь нужнее.
Мальчику с окровавленной головой.
Его мать или сестра протяжно выла над ним, стоя на коленях и покачиваясь.
– Хватит голосить! – я резко привел ее в чувство. – Живо вызывайте «скорую»! Пусть шлют все машины, какие есть!
Я повел ладонями по кровавой корке, запекшейся на мальчишеских лохмах. Внутричерепная гематома… Ага…
– Доктор, спасите, спасите его! – запричитала женщина.
– «Скорую»! – рявкнул я. – Быстро!
– Да-да-да…
Минут через десять прибыла первая карета «скорой помощи». Фельдшер, выйдя из кабины, так и села на ступеньку от потрясения, но резво собралась, и затараторила по радиофону, повышая голос:
– Нет, товарищ главврач, это вы меня послушайте! Здесь десятки раненых и травмированных! Вызывайте машины из Москвы, из Фрязино! Вертолеты? Да! Хоть все сюда!
Еще минут двадцать я бегал по пляжу, на какие-то мгновенья пересекаясь взглядом с Леей, успокоительно улыбаясь Наталишке, по-дружески кивая незнакомым людям, которые помогали ближним – не жалели «Столичной» для дезинфекции, потрошили аптечки из машин со стоянки, лишь бы наложить тампон или лубок, повязать бинт или просто утешить умирающего.
Белые фургоны с красными крестами подъезжали один за другим, вот уже целая бригада врачей деловито сновала по пляжу, и бегали голенастые медсестрички с пузатыми чемоданчиками или с капельницами в руках. Бледные санитары катили носилки к вертолетам, садившимся прямо на проспект…
Беда пошла на спад.
«Ну, это как сказать…», – горько усмехнулся я, глядя на неподвижные тела, покрытые черной пленкой.
Улетели «вертушки», укатили «скорые», а вот и Лея нашлась. Увидев ее на берегу, я содрогнулся – дочечка была с ног до головы заляпана чужой кровью.
– Папа!
Я сходу обнял ее, и она расплакалась.
– Киска моя маленькая… – ласковости сами шли на язык. – Страшно было?
– Очень! – всхлипнула Лея. – Но… Чувствую же – дам волю эмоциям, и это точно будет кому-то стоить жизни! И сдерживаюсь, сдерживаюсь изо всех сил… Папочка… – она быстро, обратной стороной ладони размазала слезы, и спросила тихо, почти шепотом: – А ты… Ты, правда, из будущего?
Я не стал увиливать от ответа, поправил только:
– Да, маленькая. Только не в том смысле, что весь я оттуда, а лишь мое сознание, моя память…
– Твоя душа! – благоговейно выдохнула Лея, и хихикнула: – Ты боишься, что ли? Боишься, что я тебя разлюблю? Да ты что! – она крепко, с неожиданной силой обняла меня. – Я теперь еще больше тебя люблю! Правда-правда! А когда вырасту, пойду в медицинский, как тетя Света…
Я нежно улыбнулся. Нашел на ее хорошеньком личике местечко, чистое от крови и сажи, и поцеловал.
– Пойдем к Наталишке. А то она уже вся испереживалась!
– Пойдем! А ты чувствовал, как эта пигалица нам помогала?
– Так, еще бы! Я бы после такого… целительского марафона лежал бы в лёжку! Без сил совершенно! А тут…
Стоило мне протянуть руки внучке, как она живо прижалась, дрожа.
