Из мастерской вышел один из рабочих, невысокий жилистый мужик:
– Оставил бы ты его, – ткнул тот в ребёнка.
– Что здесь творится? Этот мальчик кто Тукаю? И где он сам?
– Уехал в город. Это сын его брата. Он умер, вслед и жена, остались двое мальчишек. Старший, Самир и младший, Равиль.
– Они живут с ним?
– Нет, – качнул головой мужик, – не нужны Тукаю лишние рты. Самир работает батраком, приходится ему Равиля одного оставлять. Мальчонка сегодня сбежал из дома, пришёл к дяде еды попросить. Тот разозлился. И вот, – развёл мужик руками.
– Что вот? Не могли дитю помочь, ироды?
– Ты в наши дела не лезь, чужак. Кому охота без работы остаться? – нахмурился тот.
Во двор заглянул Фатих.
– И вы знали об этом? – ярость клокотала в груди, увидев Равиля, Фатих побледнел.
– Егор, верно говорят, не лез бы ты.
– А то что? Ну нет, ребятки, так дело не пойдёт. Не нужны, говоришь, дети Тукаю? – обернулся я к рабочему.
– Гонит он их от себя, даже корки хлеба не даёт, – кивнул тот.
– Понятно. Фатих, найди мне старшего.
– Что ты задумал, Егор?
– Посмотрю, как у вас сиротам живётся.
– Не стоит с Тукаем связываться, себе дороже выйдет.
– Это мы ещё посмотрим.
Я подхватил мальчонку и вышел со двора, направляясь к дому братьев. Салих пошёл куда-то за деревню, за старшим мальчиком.
Прим. автора:
*Так когда-то родной дядя подвесил своего племянника. Старший брат вернулся лишь к вечеру, но успел спасти младшего, моего дедушку, отца моего папы.
Глава 11
При виде моей ноши у старого Сахиба брови поползли к волосам:
– Равиль? Откуда он здесь?
– В гости ходил к дядюшке, – угрюмо отозвался я, передавая ребёнка жене Фатиха. – Послушай, абый Сахиб, я в ваши порядки не лезу, только разве по-людски вот так с детьми?
Рассказал, как снял мальчишку с ветки.
– Неужели из всей деревни мужчин не осталось заступиться за дитя?
– И прав ты, и нет, Егор, – пожевал Сахиб губами, – садись, поговорим.
Он указал на широкий топчан, что примостился за домом. Я пошёл переодеться в сухое, потом присоединился к старику. Одна из его невесток подала нам чай.
– Не злись на нас, – начал Сахиб, – раньше такого не случалось. А мальчишкам мы помогали, чем могли. Рано они осиротели, совсем одни на свете остались.
– Что же ни у кого угла не нашлось для двух сирот?
– Ай, Егор, не понимаешь ты, о чём говоришь. Тукай – человек злопамятный и мстительный. Спорил тут с ним один, из-за земли, что наш торгаш отнял. Потом вот у людей ночью дом сгорел. И так со всеми. У него в городе брат в услужении у начальства ходит. И на всё закрывают глаза, да и кому интересна наша деревушка?
– Не может быть, чтобы всё село с ним одним сладить не могло, прости уж, абый Сахиб. Только я в людей верю и в то, что всем миром можно любую проблему решить.
– Потому что молод ты, Егор, – поднял старик палец.
Во двор, в сопровождении Салиха, вошёл большеглазый мальчуган. Собственно, только глаза у него и остались: худой, как скелет, длинные, точно у цапли ноги, нескладный. Он испуганно переводил взгляд с меня на Сахиба.
– Не бойся, присядь ко мне, – позвал я его, – не обижу.
Подойдя к нам бочком, малец присел на самый край топчана.
– Абый Сахиб говорит, вы живёте с братом одни. Это так?
– Да, абый…
– Зови меня дядей Егором.
– Дядя Егор. Отец у нас от лихорадки умер, а за ним и мама слегла. Так и остались мы одни с Равилем. Но вы не подумайте, – встрепенулся мальчишка, – я работаю. И еда у нас есть, и жильё.
– Ну-ка, прогуляемся, Самир, можно я на дом ваш гляну?
– М-можно, – неуверенно ответил пацан, кося глазами на Сахиба.
– Ты не бойся, Самир, – успокоил его старик, – он не причинит тебе зла.
Мальчуган кивнул и пошёл вперёд, я за ним.
На окраине деревни стояла убогая полуземлянка. Такие домишки ставили ещё первые переселенцы, потом уже избы справные возводили. А тут… Мы прошли внутрь. Одна комната с печуркой, давно дышащей на ладан и покрытой трещинами. На глиняном, утрамбованном полу – протёртая до дыр кошма, небольшой столик и полуразвалившаяся кровать без ножек. На столе полбуханки хлеба, одинокая луковица и кувшин с водой. К спинке кровати привязана верёвка.
– Тут, – указал на неё Самир, – я привязывал Равиля, чтобы не сбегал и не клянчил еду. Вы не думайте, поесть ему оставлял и воду тоже, – сбивчиво говорил мальчишка.
– Я тебя не виню ни в чём, – погладил его по голове, – скажи, хочешь, вас с братом к себе заберу? У меня дом большой, двое детей, вместе вам не скучно будет. И за Равилем присмотрят, он ведь мал ещё сидеть один-одинёшенек целыми днями.
– Знаю, – вздохнул Самир, – только ругаться начинают, когда я его с собой на работу беру, он же лезет везде, любопытный.
Я только вздохнул, сжав кулаки. Это ж надо оставить сирот в таких условиях. Как же запугал Тукай людей, что и на детей у них жалости не осталось.
– Так что? Поедете со мной? – я присел, смотря мальчонке в глаза.
В них застыл застарелый страх и голод, а теперь появилась надежда.
– Нас Тукай назад заберёт, – робко сказал он.
– Не получится. Всей деревней отстоим. Веришь?
Самир улыбнулся, а по щекам его заскользили слезинки:
– Верю, абый Егор.
Я обнял мальчишку, погладил его по торчащим во все стороны волосам:
– Ты только ничего не бойся, тебе надо быть сильным, ради себя и Равиля.
Самир хлюпнул носом и кивнул. Мы вернулись назад к Сахибу.
– Мальчишек я забираю, – сказал я, зайдя во двор.
Младший сидел на руках у жены Фатиха, доедая тарелку каши. Мальчуган уже пришёл в себя, насколько это возможно. На щеках остались звёздочки лопнувших капилляров, расплывшиеся маленькими синяками, и краснота с глаз не сошла.
– Не пришлось бы тебе пожалеть об этом, Егор, – покачал головой старик.
– Оставить мальчишек вот так, тоже не могу, абый Сахиб, они не переживут эту зиму. Гляньте на них, в чём только душа держится, непонятно.
– Может, и прав ты, Егор, – задумчиво ответил старик, – здесь им Тукай житья не даст. Езжай, скажем, сбежали мальчишки.
– Тогда не будем терять времени, – подхватился Фатих, – поехали.
Когда мы подъезжали к колодцу, в голове у меня мелькнула одна мысль:
– Ну-ка, тормозни, проверю, не ушла ли вода, – окликнул я Фатиха.
Тот остановил лошадь, наблюдая за мной. Я же подошёл к колодцу, положил руки на сруб и просто показал воде подвешенного за ноги Равиля и представил лицо Тукая, которого ни раз видел прежний Егор. Его заплывшие поросячьи глазки, лоснящиеся от жира щёки, необъятное брюхо. Вода заволновалась, словно понимая меня и откликаясь. Я вернулся в повозку.
На самой околице встретился нам Тукай, он не сразу заметил прижавшихся ко мне от страха мальчишек. Равиль начал тихонько плакать.
– Куда это ты, Фатих, моих племянников повёз? – и без того маленькие глазки превратились в две щёлочки.
– Я забираю их, Тукай. Здесь дети не выживут, – спустившись с телеги, подошёл ближе к торгашу.
– По какому праву?
– По человеческому. Я видел, как ты обошёлся с мальчонкой, скажи спасибо, что он жив остался.
– Не грози мне, Егор, – прикрикнул Тукай.
– И в мыслях не было. Только так с родными не поступают. Не нужны они тебе и не стоит корчить из себя доброго дядюшку.
Тукай что-то промычал, погрозил кулаком:
– Тебе это с рук не сойдёт, Бугай.
– Пуганые мы, Тукай. Не старайся зазря, – ответил я, садясь в повозку.
Фатих подстегнул лошадку, и телега покатила дальше.
– Будь осторожен, Егор, – покачал он головой, – Тукай не из тех, кто забывает обиды. Ты же его перед всем селом выставил на посмешище.
– А то вы раньше не знали, как с детьми обращаются? – вспылил я. – Непонятно мне это, Фатих, могли бы детей хоть в городской детдом отвезти, если так им тяжело, а вы боитесь двух сирот приютить. Там всё лучше, чем помирать от голода.
– Ты отдашь нас в детдом? – встрепенулся Самир.
– Нет, – успокоил я его, – никому вас не отдам. Заместо сыновей мне и жене моей будете.
Мальчишка кивнул, пристроился рядышком со мной и задремал, Равиль уже давно спал у меня на коленях. Так и прибыли мы в Кривцово.
Завидев меня с мальчишками, Дарья вопросительно глянула.
– Потом всё, сначала давай уложим ребятишек, они устали и время позднее.
Жена кивнула, приготовила им место на печи, рядом со Стёпкой и Танюшкой. Равиль так и спал. Даша покормила Самира и отправила к брату. Отец молча наблюдал за всем происходящим.
– Может, расскажешь нам, где ты этих двух пострелят раздобыл? – спросил он, когда мы вышли во двор. Начинать разговор при детях не хотелось. Даша, закутавшись в шаль, тоже ждала моего ответа.
Я рассказал им всё, что произошло. Жена тихо утирала слёзы, выступившие на глаза, отец только тяжело вздыхал.
– Ну коли так, – поднялся он с лавки, – то и говорить не о чем. Пусть растут с нашими. Документы я справлю, завтра же в город поеду. Не годится им беспризорниками быть.
– Ну а ты, что скажешь, Даша? – повернулся к жене.
– Что уж тут, вырастим, – пожала она плечами, – где это видано, чтобы дети жили как те собачонки. Поди не обеднеем.
– Ничего, – поддержал отец, – лес прокормит. Бывало, в голодные годы мы из желудей хлеб пекли.
– Надеюсь, до этого не дойдёт, – содрогнулась Даша, – а документы мальчиков ты взял?
– Вот ведь, – повинился я, – и не подумал об этом. Так быстро всё произошло. Завтра съезжу.
– Сам поеду, – перебил отец, – не стоит лишний раз Тукаю глаза мозолить, я о нём тоже наслышан. Меня он не помнит, подойду к Сахибу, тот поможет. А теперь, на боковую, ночь давно уж на дворе.
Отец пошёл в дом, и мы за ним. Мальчишки мирно посапывали на печи, Равиль ещё вздрагивал во сне, всхлипывал. Даша погладила его по голове:
– Спи, мой маленький, всё хорошо.
