Вернувшись в комнату, я забираюсь в кровать и накрываюсь одеялом с головой.
Констанс.
– Дерьмо. – Крепко зажмурившись, я тру веки.
В ногах вибрирует телефон. Приподнявшись, беру его и роняю голову на подушку. Алкоголь все еще не выветрился, в глазах рябит, и я щурюсь, чтобы текст на экране не плыл.
Джейк Элфорд:Спишь?
Микки Рамирес:Хотела бы.
Джейк Элфорд:Можно позвонить?
Прикусив губу, я раздумываю несколько долгих секунд, прежде чем написать короткое «да». Телефон вибрирует в пальцах, и я отвечаю на звонок, но не могу произнести даже простого «алло».
– Ты знала, что Бритни Спирс предлагали сняться в «Очень страшном кино»?
– Что?
Я ожидала каких угодно вопросов, но точно не этот.
– Джареду Лето тоже.
– Ты гуглишь факты о фильме, чтобы отвлечь меня?
– Да. А еще я чертовски сильно боюсь задавать вопрос о твоем состоянии. Глупо спрашивать об этом, верно?
Голос Джейка мягкий, почти неуверенный, словно он боится сломать меня одним вопросом. Ничего общего с жестким тоном, которым он сегодня говорил с Оливером и Пайпер.
Пошевелившись, я прижимаю телефон головой к подушке.
– Нет, это совсем не глупо.
– Тогда скажи мне, как ты себя чувствуешь, Рамирес.
– До твоего звонка все было похоже на мгновение перед ураганом, когда на миг все затихает, а затем сильный ветер сбивает с ног и рушит все вокруг. Только вот рушить уже нечего. Тишина давит. Но ничего, главное, что плеер цел, верно?
Я заставляю себя улыбнуться, будто Джейк может это увидеть.
– Хочешь, приеду и выкраду тебя из трейлера? Буду нести чушь и катать на машине до тех пор, пока не уснешь.
Хочу. Сейчас я хочу этого больше всего на свете.
Я почти грежу этим желанием.
– Мама расстроится, если сбегу. Я и так уже подорвала ее доверие.
Натянув одеяло до самого подбородка, я прижимаю колени к груди.
– Можешь пообещать мне кое-что? – хрипло прошу я.
– Что угодно.
– Не надо завтра трогать Оливера.
Джейк замолкает и делает глубокий вздох.
– Ты просишь невозможное, Микаэла.
– Я не готова говорить о правых и виноватых, это уже случилось. Я была там, я хотела этого, я совершила ошибку. Просто хочу взять завтра перерыв и подумать обо всем, но не смогу делать это, без остановки переживая за то, что ты покалечишь Оливера. Сначала Пайпер с чертовой вечеринкой, слезы мамы, мысли о переводе в другую школу, следом сегодняшний вечер – слишком много драмы за один уикенд, я устала, Джейк. Очень сильно устала.
На последней фразе мой голос срывается.
– Хорошо, обещаю тебе, что не трону его завтра.
– Не только завтра, а вообще.
– Давай остановимся на завтра.
Выиграть в этом разговоре хотя бы завтрашний день – уже победа. Меня пугает мысль о том, что разговор завершится, и я снова останусь наедине с тишиной.
– Что делаешь? – спрашиваю я, глядя на коробки с кедами, которые Джейк подарил мне на день рождения. И зачем я только вышла сегодня из дома?
– Собираюсь смотреть все части «Очень страшного кино», ты со мной?
– Даже первую? – Посмотрев на ноутбук на столе, хочу подняться за ним, но не нахожу в себе сил. – Ты ведь только сегодня ее смотрел.
– Я проговорил весь фильм с Ником, а знаешь почему?
– Почему?
– Потому что я ненавижу этот гребаный фильм. Почему ты не могла выбрать фаворитом хорошую черную комедию, «Убойные каникулы» к примеру?
Его слова заставляют меня усмехнуться.
– Одновременный просмотр отменяется, но я всегда готова послушать вместе с тобой.
Джейк включает фильм и прибавляет звук, а я спокойно могу представить кадры в голове, потому что знаю все части наизусть.
– И тут я якобы должен смеяться? – говорит он после шутки про порножурнал и сороковую страницу.
– Боже, не думала, что ты вырастешь таким занудой.
Джейк смеется, а я прикрываю глаза и с легкостью могу представить, что он сидит рядом.
Я еще ни разу не видела, чтобы кто-то так сильно ненавидел старую бестолковую комедию, но Джейк Элфорд умудряется комментировать каждый кадр, а может он просто пытается отвлечь меня и заполнить пугающую тишину, не знаю. Только знаю, что он смотрит другое кино: картины Скорсезе, Тарантино и Нолана, конечно, после такого смотреть нечто с глупым и пошлым юмором наверняка является для него пыткой.
– Пойду за колой, но на паузу нажимать не буду, – говорит он, и звук телевизора становится тише. – Слушай, Рамирес, я не против пошлости, но там все шутки ниже пояса, а ты была совсем мелкой, когда смотрела это.
– Я не понимала и половины шуток, но все равно смеялась. Особенно над трусами-замком в виде решетки под напряжением. Жаль, что мне такие не подарили, сегодня бы пригодилось.
Джейк какое-то время не отвечает, а затем усмехается.
– Господи. Извини, я не должен был.
– Нет, наоборот. Со смехом правда легче.
– Точно не хочешь поговорить о произошедшем?
– Нет, – без раздумий отвечаю я. – По крайней мере не сегодня. Лучше расскажи, как мама? Ты хоть успел довезти ее до дома?
– Мама наконец-то послала родственников Сэма к черту и чувствует себя прекрасно. Сэму, кажется, нужен был именно такой пинок, потому что он позвонил мне. Оказывается, после отъезда мамы он высказал семье абсолютно все, что думает и как не доволен их отношением к маме. Завтра утром должен приехать. – На том конце трубки раздается шипение открывшейся банки колы.
– Джейк?
– Я здесь, Микаэла.
– Что ты сказал тогда Пайпер в боулинг-клубе, когда она убежала в слезах?
– Кажется, я отвечал на этот вопрос.
– Да, шуткой про Джастина Бибера.
Он замолкает на какое-то время.
– Сказал, что очень брезгливый и у меня аллергия на мусор, поэтому попросил убрать от меня руки. Не знаю, почему она так расстроилась, это всего лишь аллергия, верно?
Прикрыв веки, я тихо усмехаюсь.
– Ты сегодня был жесток с ней.
– Она заслужила после того, что устроила на твой день рождения. Я всего лишь сказал то, что думаю.
– После отношений с тобой, девушкам нужен психолог, Элфорд.
– Сочувствую им.
– Девушкам или психологам?
– И тем и другим.
– Джейк?
– Микаэла?
– Спасибо.
Он не отвечает, а мне хочется добавить еще тысячу деталей к своему «спасибо», но не нахожу в себе сил. Джейк возвращается в комнату, напевая под нос песню, которую Ник исковеркал, пока мы ехали в машине. И это снова помогает отвлечься. Моя бабушка говорила с нами на испанском, поэтому Джейк даже не хромает в произношении, а еще его голос… Низкий, чуть хрипловатый и сексуальный. Раньше, слушая песни «Норд» в плеере, я из обиды и злости старалась перематывать все сольные партии Джейка, сейчас же я с жадностью ловлю каждую ноту. Это дарит мне чувство безопасности и напоминает о детстве, когда на совместных ночевках я просила спеть колыбельную, потому что не могу уснуть, а он отвечал, что не знает колыбельных и мычал что-нибудь из Green Day.
– Дерьмо, она заела. Не знаю, что хуже: фильм или эта песня.
– Помнишь, как ты пел, чтобы я поскорее уснула?
Словно растерявшись, он не сразу находится с ответом:
– Конечно.
– Так странно, – говорю я, водя кончиком пальца по подушке. – Ты бежишь от прошлого, а я все время хочу вернуться туда хотя бы на день.
– Нам не нужно возвращаться в прошлое, чтобы вернуть что-то хорошее, Микаэла, – уверенно говорит Джейк. – У нас есть настоящее, и оно может быть лучше. По-настоящему лучше.
Я не верю в это. Мое настоящее – руины. Мне хочется либо вернуться в прошлое, либо перескочить подальше в будущее. Этот день, месяц, год – то, что я хочу навсегда стереть из памяти.
И в этот момент Джейк делает мне подарок, возвращая меня в прошлое, – он тихо напевает «Wake me up when september ends», и я прикрываю отяжелевшие веки, позволяя границе между прошлым и настоящим раствориться.
Глава 2. Лаки Чармс
Я просыпаюсь до будильника. Мама уже встала, с кухни доносится запах поджаренных тостов, и от аромата еды меня начинает мутить. Нащупываю телефон, чтобы посмотреть время, но на экране всплывает «Задница» и тикающий таймер, насчитывающий шесть часов и двадцать шесть минут.
Проваливаясь в сон, я включила громкую связь. За эту ночь я просыпалась несколько раз, на том конце трубки шел фильм, и каждый раз, когда я звала Джейка, – он отзывался.
– Джейк, ты здесь? – шепчу я, прислушиваясь. В ответ тишина. – Как бы это ни прозвучало, спасибо за эту ночь.
Я сбрасываю вызов и терпеливо жду, когда мама уйдет на работу. Жутко хочется пить, но я скорее умру от жажды, нежели выйду и нарвусь на ее разочарованный взгляд.
Переворачиваюсь на спину, и это движение отдается в голове тупой болью. Перед глазами проносятся смазанные картинки вчерашнего вечера и, крепко зажмурившись, я закрываю ладонями лицо.
Стыд, злость, вина – испытываю все сразу.
Мышцы внутренней стороны бедер ноют, как после растяжки, внизу живота немного тянет.
Я больше не девственница.
Я лишилась девственности с Оливером Хартли и совсем не могу назвать себя счастливой влюбленной.
О чем я думала? Как мы вообще перешли к этому? Воспоминания появляются в голове кадрами и ускользают, но каждый крошечный отрывок яркий и болезненный, словно удар хлыста по спине.
Я ведь должна была понимать, что Олли любит Констанс, он же расстался с ней вынужденно. Где-то в глубине души я наверняка надеялась, что, услышав мое признание и поцеловав меня, Оливер очнется от страшного заклятия и полюбит меня.
Какая же я жалкая. Но и Оливер не лучше. Мы оба облажались.
– Что будет завтра? Я боюсь завтра, Олли.
– Все будет хорошо. Я с тобой, Мик, и всегда буду. Я твой.
