– Канделябры на них дадите? – вспомнил Брехт бронзовые раритеты.
– Эм? – начал пересчёт Семён Абрамович.
– Такие суммы…
– Да, на самом деле! Забирайте!
Событие четырнадцатое
Вчера в цирке был обнаружен труп акробата. Работники цирка заявляют, что его подкинули.
Выйти из магазина дали. Смотрелось это прикольно, наверное, со стороны. Идёт Васька и тащит мешок с чем-то тяжёлым. Деньги выпирали, и по зрелому размышлению, пришлось купить у «Макаревича» шторы с ламбрекенами, чтобы запихать их в мешок и угловатость пачек ассигнаций сгладить. Шторы красивые. Будет же у него когда-нибудь квартира, вот первый пылесборник уже есть. Брехт нёс завёрнутую в бумагу картину морскую и подсвечники с греческими забронзовевшими дивами. Только вышли и к ним сразу извозчик подкатил.
– Садитесь, мигом домчу! – и лыбится щербатой уркаганской рожей.
– Да нам тут рядом, – пропыхтел Иван Яковлевич, как там, в детективах, можно брать только третье такси. Вот только больше ни одного не было. И, самое главное, не хотелось светить адрес. Ночью заявятся целой бандой. Лучше пешочком и постараться этого «Промокашку» с хвоста сбросить.
– Идём прежним маршрутом, – Брехт свернул на ту самую улочку короткую или проулок, который потом выводит уже на улицу с одноэтажными домами. На единственном доме криво висела табличка с названием: «Паровозная».
На Паровозной их и догнали. Брехт пёр как паровоз в сторону Амура-батюшки, когда услышал, что лениво брехнувшие на них хозяева улицы – кудлатые собачонки прямо всем скопом на кого-то набросились. За ними бегом, отпинываясь от собак, двигались четверо мужчин. Ага, вон и «Промокашка» в своей кепочке. Замыкает забег стайеров. Впереди, выстроившихся свиньёй бандюганов, двигался мужик в одежде мясника. По крайней мере, на нём был фартук. Стоп, это сейчас так дворники выглядят. Точно там, у магазина, этот тип делал вид, что чего-то метёт.
– Васька побежали, вон к той калитке зелёной! – прокричал Брехт и сам наддал.
Вся улица заборами перегорожена и только через три дома этот тоннель деревянный зиял открытой калиткой. Брехт на бегу оглянулся, у двоих преследователей сверкали в лучах вечернего солнца в руках лезвия ножей. Добежали до калитки и снесли с ног пытавшегося закрыть дверцу в заборе мужичка неказистого, кудлато-бородатого.
– Геть, – попытался замахать хозяин на них руками, но момент инерции свою часть работы проделал на пять баллов. В Брехте на двадцать сантиметров роста больше, а значит и веса приблизительно на столько же, плюсом скорость набранная. Отскочил бородач и растянулся посреди двора. Вступать в пререкания было некогда и Иван Яковлевич, достав из кармана кургузый пистолетик, направил его на нечёсанного:
– Быстро в дом, если жить хочешь!
– Милиция! – завопил мужик, но в дом резко ломанулся.
Брехт сто раз смотрел фильмы про засады и каждый раз чертыхался, когда «наши» стояли или пусть даже с колена стреляли по «ненашим». И падали, сражённые пулями, понятно, это по сценарию так положено, но глупость ведь несусветная – стрелять стоя. И меткость падает и пулям легче «дырочку найти». Потому отшвырнув Ваську от ворот, именно так и собирающего поступить, свалился на землю и высунул наружу только глаз один. Хреново, что в синей железнодорожной форме. Заметная. Гоп компания неслась на всех порах, оставалось метров тридцать, по-прежнему первым с револьвером в руке бежал дворник. Больше огнестрельного оружия видно не было, остальные сверкали ножами, финки, наверное.
Дрейзе с коротеньким стволом и пульками калибра 7,65 мм, это не СВД, прицельная дальность 25 метров, да и убойная не сильно больше. Потому, как не хотелось открыть огонь по уркам, Брехт остановил уже готовый нажать на спусковой крючок палец и даже снял его с крючка.
– Налетай, торопись, покупай живопи?сь! – попытался спародировать Вицина Иван Яковлевич.
Прицелился в живот мяснику-дворнику, во-первых трупы не нужны, а во вторых, чёрт его знает, как у этого обрубка пули латают, ещё отскочат от пролетарской черепушки.
Бах. Дворник не стал картинно размахивать раками потом, хвататься ими за рану, потом подносить окровавленные ладоник лицу и глядеть на небо произнося задолбавшую школьников притчу про облака и небо князя Андрея. Нет. Просто как бы споткнулся и плюхнулся лицом в пыль дороги.
Бах. Бах. Мужик справа последовал его примеру, а вот левому Брехт видно в ногу попал, спешил. Он взвизгнул и, заметно хромая, пошкондыбал назад. Остался только «Промокашка», он пытался затормозить, но инерция подвела, разогнался прилично, прямо до калитки добежал. Бах. В это раз специально в ногу стрелял. Не попал. Бах, Бах. Всё ствол вылез из затворной рамы, кончились патроны. Попал, причём оба раза. И оба раза в ноги. «Промокашка» завалился прямо напротив калитки и стал отползать, оставляя в пыли черные следы. Кровь сразу пыль на себя набирала и переставала быть красной.
Брехт вышел из калитки, подошёл к дворнику, в паре метрах от которого валялся револьвер, по дороге и оброненную отступающим бандитом финку поднял. Револьвер был старенький, весь покоцанный с облупившейся краской. Но стреляет ведь, раз бандюган им размахивал, в хозяйстве пригодится.
Васька с ТТ в вытянутой руке уже выходил из калитки.
– Бери мешок и уходим быстро! – Брехт забежал во двор подхватил картину и канделябры и, сунув Ваське мешок, выскочил со двора.
Улица как вымерла, только метрах в пятидесяти позади, прихрамывая, пытался удрать подранок. Да, и чёрт бы с ним, может, заражение схватит, и ногу ему отнимут, бандитствовать на одной ноге не просто, будет милостыню просить.
– Уходим, а то милиция пожалует! – просипел Брехт и быстрым шагов пошёл в сторону дачи командарма.
Глава 6
Событие пятнадцатое
В армии готовят к возможной войне. Но, исходя из того, чем солдат там занят, своих врагов, случись война, мы будем: заметать, мыть, закапывать или красить.
Совсем другой климат. Сказывается близость океана. В Хабаровске стояла жара, как на юге, а тут нормальная погода, градусов двадцать и солнышко светит, и всё зелёное, словно в джунгли попали. После выжженных солнцем степей Маньчжурии зелень лесов приятно глаз радует. Брехт, когда их отцепили от состава на станции Евгеньевка, сразу и не понял, куда попал. Думал, что если там город Спасск-Дальний, то и станция должна так называться. Окарался. И станция по-другому называется, и города рядом с ней нет. Километрах в шести на западе виднеется столбы грязного дыма, там и есть цементный завод, а от него к железной дороге вдоль реки Спасовки тянется село Спасское. Между железной дорогой и этим селом разрыв в пару километров, и там расположены какие-то бараки, а ещё есть своротка с Транссиба к этому цементному заводу.
Прибыли после обеда, от находящегося всего в пятистах километрах Хабаровска добирались двое суток. Вся Транссибирская магистраль – это сплошная стройка: насыпь расширяют, холмы подкапывают, мосты тоже перестраивают. Двухпутные перегоны строят. И всё это резко снижает скорость прохождения поездов по пока однопутной железной дороге. Китайцы, что сейчас называются Маньчжоу-Го, не успокоились с этими паровозами и временно опять закрыли КВЖД, а потому, все грузы с Владивостока сейчас идут в обход через Хабаровск, а сюда навстречу заводам и другому оборудованию из США двигаются составы с воинскими частями и продовольствием. А ещё для цементного завода везут уголь из-под Уссурийска, который километрах в ста к югу, там и 21 стрелковая дивизия располагается, в состав которой входит пока 17-ый отдельный разведывательный батальон.
Блюхер прямо загорелся созданием собственной гвардии, и на место дислокации в трёх километрах от города в сторону озера Ханка прибыло больше сотни человек. Ещё не батальон, но тоже не мало. Кроме двух взводов нового Особого колхозного корпуса ОКДВА есть взвод из тоже недавно прибывшей в Хабаровск 1-ой железнодорожной бригады Особого корпуса железнодорожных войск. Этих Блюхер выделил не для строительства железной дороге, а на постройку бараков. Сразу загрузили два вагона бруса и досок. Впереди август и довольно тёплый сентябрь в этих краях до морозов ноябрьских должны успеть построить шесть бараков вместимостью по сто человек в каждом. Техника тоже уже есть, два трактора «Фордзон-Путиловец» выделили «колхозникам». Выглядел этот трактор почти игрушечным. Кабины нет, только сидение для водителя, колеса прямо рядом с трактористом металлические. Путиловцы не стали заморачиваться и взяли за образец американский Fordson, от того самого товарища Fordа. На этих тракторах был установлен даже более совершенный, чем у предка – карбюраторный двигатель мощностью в 20 лошадиных сил с максимальной скоростью в 11 км/ч. Претерпела изменения и КПП, которая теперь могла похвастаться 3-мя передачами. Масса этой игрушки была всего 1130 килограмм, длинна чуть более двух метров и ширина тоже чуть более метра. Игрушка. Брехт читал, что американцы делали эти трактора для не очень больших фермерских хозяйств, а наши нагрузили их безразмерными колхозными полями, в результате, частые поломки, перегревался двигатель. А ещё цепляли к нему неподъёмный груз и когда колесо, скажем, тележки, попадало в ямку или на камень натыкалось, то трактор просто вставал на дыбы, а потом падал назад, прямо на тракториста. Тому тонны сверху, молотящей колёсами железными, хватало.
Кроме Форзондов (ФП) – они же «Фёдор Петрович», так рабочие сразу окрестили машину в шутливом тоне, имелось три полуторки или ГАЗ – АА. Две тоже колхозникам принадлежали и одну выделили железнодорожникам. Блюхер расщедрился и закрепил за батальоном одну цистерну с бензином, так что с горючим для техники на пару месяцев проблем нет, ну, а там зима и особой нужды в технике не будет.
Не всё ещё, есть взвод стрелковый. Это собрали в Хабаровске на скорую руку отличников в стрелковой подготовке, не молодых, а отслуживших уже по три – четыре года. На основе этого взвода потом и будут две роты разворачиваться. С этими орлами за два дня намучились. Правду потом напишут про начало Великой Отечественной – очень низкая дисциплина в частях. Эти же собранные со всего Хабаровска снайпера, мать их за ногу, сразу стали вести себя, как деды – дембеля, пофиг на форму и на какой-то воинский порядок, все два дня пили, играли в карты и бузили, и главное, всё время чего-то требовали. Хорошо, что у них с собой оружия не было, его везли отдельно. Назначенный командиром этого взвода молодой совсем «комвзвода» Паша Свиридов дисциплину попытался наладить, но был послан в пешее эротическое путешествие. В царской армии построили бы и дали по сусальникам, но у нас рабоче-крестьянская красная армия, нельзя бить. Все наказания – это губа, так это отдых, а не наказание, да ещё, где ту губу в поезде организуешь. Брехт собрал семерых офицеров и наведался на одной из последних стоянок перед Спасском в пьяный вагон. Встали почти все, но даже пуговицы на гимнастёрках застёгивать не стали.
– Давайте так, товарищи бойцы, попробуем с пряника, вы тут наводите порядок в своих рядах и тогда первую казарму строим для вас, не прекратите безобразия хулиганить и встретите дождливую осень в палатке, и хватит чавкать челюстями, как идиоты дебильного происхождения, – развернулся, увидев ухмылки, и ушёл из вагона. Придётся думать, что в виде кнута использовать. Может, сам кнут?
Событие шестнадцатое
«Число дураков неисчислимо»
(Галилей)
«Если какая-нибудь неприятность может случиться – она случится»
(Закон Мерфи)
«Все, что может испортиться – портится»
(Френсис Чизлхом)
Бардак, он и в Приморье бардак, не нужна ни какая Африка. Пятый день Иван Яковлевич мотался по городу и его окрестностям в поисках порядка. Ничего не выходило. Началось с того, что места в непосредственной близости от железной дороги для размещения батальона не нашлось. Иди сам себе место ищи, так примерно ответили и в горкоме партии, и в горисполкоме, и в штабе 21 стрелковой дивизии. Сначала это Брехта взбесило, а потом, по зрелому размышлению, решил так и сделать. Подальше от всяких органов – это не наказание, а благо в СССР. А если и в будущее недалёкое заглянуть, то и совсем хорошо, солдатики не будут в самоволку за спиртным ломиться и по девкам шастать. Не самое приятно путешествие за десять километром по бездорожью и лесу за бутылкой водки, по дороге, может, у некоторых борцов с зелёным змеем и жажда пройдёт.
Так что, отошли от города в сторону озера Ханка на десять километров и разбили лагерь. Там в речку Спасовка впадает приток Одарка. Замечательный лес стоит из чего-то лиственного, но есть и сосны, а вон и несколько отдельных корейских кедров. Только всё это богатство вдоль рек, где же рек нет, там луга. Замечательное место, тут можно будет озимые и посадить.
Брехт потом по лесу прошёлся, пытаясь определить, что же тут растёт. Больше всего было дубов, потом уже поменьше маньчжурского ореха, это, конечно, не грецкий, поменьше орехи, кожура потолще, но ведь бесплатно и тут его вагонами можно собирать. По опушкам и маньчжурский виноград нашёл. Вкус почти как у Изабеллы, да ягодки не такие большие и мякоти не сильно много, одни косточки почти, но ведь, тоже даром. И ещё подумать надо, не лучше ли это для вина, когда там всякие косточки, насыщенней вкус будет.
Гуляя по лесу натолкнулся на целые горы грибов. Нет, никто их специально в горы не складывал, но, если задаться такой целью, то навалить можно легко. Белых или дубовиков просто огромными семейками повылазило, встречались и красноголовики, но не красные подосиновики, а коричневые дубовые. Сыроежек же было столько, что под сапогами чавкало.
Брехт сразу вернулся к палаткам их лагеря и отправил десяток человек собирать грибы. Насушат сейчас, и можно будет зимой чуть рацион разнообразить. Корейско-китайский коллектив во главе с Васькой отправил на сбор винограда, он долго не провисит, птицы склюют.
Сам снова поехал в город, директор цементного завода упирался всеми руками и ногами и не хотел продавать цемент. У него разнарядка из самого Хабаровска, весь цемент идёт туда и во Владивосток, не могут военным они выделить ни одного грамма. Хотел позвонить Блюхеру, благо тот на прощание кинул, что будут проблемы, которые сам не сможешь решить – звони. Но судя по тому, что творилось вокруг, придётся через каждый час звонить будущему маршалу, ни один человек лицом к Брехту не повернулся и объятий не раскрыл. План у всех, и новый нахлебник в эти планы не вписывается.
Ну, что ж, как сказал Владимир Ильич: «Мы пойдём другим путём».
Директора Иван Яковлевич выцепил в заводской столовой. Кормили отвратно, какая-то тюря из овса или ячменя на первое без кусочка мяса, на второе та же тюря чуть погуще, с плавающими на поверхности следами какого-то жира, на третье компот из калины, практически без сахара и довольно горький.
– Я же вам сказал, товарищ майор, что цемент у меня по разнарядке с самого верха, – у директора – Ивана Моисеевича Розенфельда, в тарелке с тюрей была котлета.
– Дорогой, Иван Моисеевич, вы слышали такое слово как «бартер»? – присел всё же напротив Брехт.
– Бартер? Нет, не слышал, – директор раздавил ложкой котлету, вилок в столовой не было. Мяса в котлете тоже. Хлеб, сало и морковь кажется.
– Договор мены, который короче называть бартер – это вид гражданско-правового договора, при котором одна сторона берёт на себя обязательство передать другой стороне некоторое имущество против обязательства другой стороны передать первой имущество равной стоимости. Естественно с точки зрения сторон договора. – Брехт посмотрел, с каким отвращением этот седой невысокий человек запихивает в себя эту с позволения сказать котлету.
– Цемент только по разнарядкам …
– А если вы выпустите чуть больше? Это ведь возможно? – ИванЯковлевич хоть и был голодным, но вставать в очередь за этими изысками кулинарного искусства не решился. Желудок не чужой ведь.
– Мы не выполняем план, – Розенфельд тяжко вздохнул, перед тем как закинуть в рот последний кусок котлетного недоразумения.
– Почему?
– Вы инженер-механик? Или теплотехник? Или электрик? – поставил директор на стол пустой стакан, предварительно ложкой всю гущу из горькой калины вычерпав.
– Я инженер-металлург и физик.
– Пойдёте ко мне работать? Некому работать. Инженеров нет, мастеров нет, даже станочников нормальных нет. Если что ломается, то и починить некому, – сейчас ещё всплакнёт. Нет, протёр рот платочком, и чуть склонив голову набок, посмотрел на Брехта, – Можете поменять на цемент инженеров?
– И дадите цемента?
– Всё, что выпустят сверх плана, – какие там глаза у евреев, со вселенской скорбью. Врут, у этого хитрые.
– Я попробую.
Событие семнадцать
Кстати, знаете, что делали белорусские партизаны? Они намазывали рельсы солидолом, и фашистские эшелоны с продовольствием тормозили только во Владивостоке.
«Постановление Совнаркома СССР от 11 июля 1929 г. «Об использовании труда уголовно-заключенных» и организации первой серии исправительно-трудовых лагерей. На ДВ было создано Управление концлагерей ОГПУ Дальневосточного края, а система лагерей получила название Дальлаг. В ноябре 1929 г. эти лагеря стали называться «концлагеря особого назначения». На ДВ таких лагерей было создано пять.
В городе Хабаровске находился Центральный концлагерь, так как Хабаровск являлся столицей Дальневосточного края. Концлагерь № 2 находился на побережье Татарского пролива, а остальные лагеря располагались в городе Владивостоке и его окрестностях. Концлагерь № 1 находился на склоне горы Сапёрная, в бывших помещениях Владивостокской крепости. Поблизости было и место работы заключённых – бутощебёночный карьер.
Всю эту информацию Брехту выдал Николай Николаевич Шмидт, заместитель начальника ОГПУ города Спасск Дальний. Не под пытками выдал. По доброте душевной и из немецкой солидарности. Был старший лейтенант ОГПУ сыном моряка из Владивостока, понятно, офицера. Тот сгинул при установлении советской власти в Приморье, и Коленьку воспитывала бабушка (мать умерла родами), которая русским владела очень плохо и учить на старости лет не собиралась.
Брехт заявился в ОГПУ, сопоставив знания из будущего, что скоро по всей стране начнут открывать шарашки с тем фактом, что первыми в лагеря по 58 статье как раз всякие инженеры и угодили. Пролетариаты доносы написали, что эти гады Советскую власть ругают. Пить, скорее всего, мешали на рабочем месте. Или брак выпускать, или оборудование гробить, не заморачиваясь техобслуживанием, да много можно найти причин, по которым инженеры и мастера заслуживали отправки в Сибирь. Вот Брехт и решил, что инженеров для цементного завода легче всего найти в одном из таких лагерей. А где узнать о местоположении этих лагерей? И ещё, ведь, не заявишься туда, и не стукнешь кулаком по столу: «А ну подать сюда Ляпкина-Тяпкина». Нужны контакты. Поехал на полуторке в Спасск-Дальний и подрулил к старому зданию двухэтажному, в котором сейчас ОГПУ (Объединённое государственное политическое управление при СНК СССР) располагался в одном здании с милицией. При знакомстве с руководством города Брехт заглянул и в милицию, так сказать представиться, и в ОГПУ, и вот на одной из дверей ему фамилия немецкая и встретилась. Решил непременно заглянуть и посмотреть, что за соотечественник под этой интересной революционной фамилией скрывается.
Разговаривали по-немецки и водку именовали шнапсом.
Кончилась бутылка. Кончились и советы Николай Николаича. Брехт вынес из разговора следующее, его немецкий, ну, в смысле немецкий Штелле, так же похож на немецкий, как сербский на польский. Тоже, вроде, как оба славянские языки. Спас тот литературный немецкий, которым владел, тоже далеко не в совершенстве, сам Иван Яковлевич. Второе было понимание, что лучше с бухты-барахты в лагеря не ездить. Нужно найти во Владивостоке человека, который решит помочь Брехту. А с чего бы офицеру ОГПУ и самое главное довольно высокопоставленному, мелочь помочь не сможет, впрягаться за Брехта и помогать ему вызволять из лагеря врагов Советской власти? Как найти такого человека и чем его заинтересовать? Да, есть деньги, и есть золотишко, но напорешься на дурачка или оголтелого коммуниста и прощай свобода, в том же самом лагере и окажешься.
Но пробовать нужно. Взял Иван Яковлевич немного денег, немного цацок и купил билет до Владивостока.
Город встретил дождём и вообще мерзкой погодой, почти осень какая-то. Прохладно, слякотно. А ещё грязно. Добрался до Отделения ОГПУ во Владивостоке по улице Ленинской Брехт на извозчике, тот остановился и молча кнутом ткнул, ни тебе: «пожалуйте, барин», ни, «кто тут временные – слазь». Молча ткнул кнутом и пять рублей стребовал, пятерню показав. Брехт вышел, прошёл по улице туда-сюда. Почти напротив находилось здание, в котором устроился Владивостокский окружной комитета ВКП (б). Шмидт посоветовал обратиться к заместителю председателя ОГПУ и одновременно начальнику ИНО ОГПУ Михаилу Абрамовичу Трилиссеру. Иностранный отдел – это разведка и лагеря не по его профилю, но величина крупная, и если захочет помочь, то поможет. С деньгами и цацками посоветовал не лезть. Другой человек. Прибереги мол, хрень эту, раз она у тебя есть, для начальника лагеря и его заместителя или для обеих. Главное, на них выйти. А чем брать этого Трилиссера? А хрен его знат. Keine Ahnung.
Михаил Абрамович Трилиссер, он же Меер Абрамович Трилиссер встретил Брехта за столом и сухо указал всей ладонью, прямо как Ленин, на стул напротив. Немножко похож на актёра Панкратова-Чёрного в молодости. Усики бы гитлеровские ещё в нормальные превратить. Расстреляют без всяких сомнений, всех спецов сталинские помощники расстреляют, там будут и причастные, и непричастные. Зачем это делалось? Никто точного ответа не знает. «Головокружение от успехов» – так Сталин назовёт провал коллективизации. А здесь, наверное, просто гонка, либо ты вперёд кого сдашь, либо тебя сдадут. А ещё желание выслужиться, жадность, «хотца» переехать в квартиру начальника, заиметь в любовницы его дочь, которая на тебя презрительно смотрела. Много всего намешано, пусть другие разбираются.
– Слушаю вас, товарищ комбат.
Глава 7
Событие восемнадцатое
Как приятно, когда после пьянки просыпаешься и видишь – все разрушено, погромлено… гора немытой посуды…, но дом не твой.
Брехт достал удостоверение и протянул главному разведчику Приморья. Трилиссер взял красную корочку и внимательно со всех сторон изучил. Читать там особо было нечего. Разве, что «командир отдельного разведывательного батальона». На этом в принципе и решил Брехт построить беседу, мол, я тоже разведчик. Так Михаил Абрамович и сказал:
– Тоже, значит разведчик. Целый батальон разведчиков. Это хорошо, – только сказал всё это начальник ИНО на немецком языке.
– Auch das bedeutet Scout. Ein ganzes Pfadfinderbataillon. Das ist gut.
– Bisher nur Pl?ne und Tr?ume. Hier, ich bin gekommen, um Hilfe zu bitten, – так себе был немецкий у главного разведчика, явно не родной и с примесью идиша. (Пока только планы и мечты. Вот, пришёл просить помощи.).
