Женщина окинула меня презрительным взглядом и сморщила нос. Смешно… Она ведь действительно ничего не знает, а со своей узколобостью и не поймёт, что же на самом произошло.
– Яна, – окликнула я дочь, весело играющую с мальчишками. – Идём домой, милая.
– Бегу, мам! – крикнула дочка и повернулась к друзьям. – Мне надо бежать, мама зовёт.
Попрощавшись с друзьями, Янка побежала ко мне, весело подпрыгивая.
– Ратибор очнулся, – из дома вышла травница, махнула рукой односельчанам.
– Ян, иди пока в комнату, хорошо? – шепнула я дочери, подпихнув рукой в сторону двери. Не стоит ей смотреть на раненого мужчину, да и разговоры старших слушать ни к чему.
– Тихомир, помоги отцу, – скомандовала Авдотья.
Ратибор лежал на лавке с бледным, измученным лицом.
– Может, оставить его под присмотром хоть на пару часов? – с тревогой спросила я у травницы. – Не выглядит он здоровым.
– Мужа моего себе хочешь? – прошипела Авдотья, подходя ко мне вплотную. – Не бывать этому!
– Арника права, Авдотья, – негромко сказала травница, вглядываясь в глаза пациента. – Не нравится он мне.
– А он и не золотой, чтобы нравиться, – процедила женщина. – Ничего, дома отлежится. Тихомир! Кому говорю! Веди отца домой!
– Матушка, но ведь батьке плохо, – детина растерянно посмотрел на меня в поисках поддержки, но я отвела взгляд.
Если уж травница молчит, то мне тем более не следует лезть.
– Веди, сказала, – рыкнула Авдотья и повернулась к маме: – Это за помощь тебе.
На стол легли три серебряные монеты.
– Авдотья, не дури, – строго сказала травница. – Если жар будет или бредить начнёт, то сразу же ко мне. Это не шутки.
Женщина не ответила. Молча развернулась и вышла, напоследок зыркнув на меня недобрым взглядом.
– А что с ним? – как только за Авдотьей закрылась дверь, спросила я.
– Да что угодно, – мама махнула рукой. – От начинающегося заражения крови до простой лихорадки из-за раны. Не повезло Ратибору, Авдотья не захочет за помощью бежать. Ладно, их дело. Пора обед готовить.
– А что будем готовить? – заинтересовалась я.
– А знаешь, – травница хитро улыбнулась, – давай устроим праздник? Испекём пирог сладкий, вкусный обед приготовим. А?
– Давай, – кивнула я, готовясь помогать.
К счастью, готовить я любила всегда, да и нужные продукты были под рукой. И если мама учила готовить простые блюда, то бывший муж требовал изысков и красивой подачи.
– А может, мне открыть едальню? – спросила я, нарезая овощи на жаркое. – Готовить я умею, рецепты знаю. Научусь с печкой обращаться – и всё.
– И кому рецепты твои нужны будут? – усмехнулась травница. – Вся знать предпочитает питаться дома или в гостях. В очень редких случаях они посещают ресторации, которых во всём королевстве штук пять наберётся. Ну и на постоялом дворе. Но чтобы открыть ресторацию или хороший постоялый двор, очень много надо золота. Да и конкуренция задавит, ведь знать редко останавливается в таких местах.
– А как же остальные горожане? – я нахмурилась. – Неужели они не сидят в трактирах?
– Женщины по таким местам не ходят, а мужикам нет особой разницы, чем самогон закусывать. Так что там готовят что-то максимально простое и не очень качественное, экономя на продуктах.
– Странный мир, – пробормотала я. – Хотя, может, это и нормально для, можно сказать, средневековья.
– Ко всему привыкаешь, – усмехнулась мама. – Сегодня вечером познакомлю тебя со старостой. Владимир мужик хороший, понятливый. Может, и подскажет, как быть.
Я отложила нож и села на лавку.
– Я за Яну переживаю. Дети жестоки, а Авдотья язык за зубами держать не умеет. Как бы беды не было.
– Будем присматривать за девочкой, что уж теперь, – вздохнула мама, даже не думая успокаивать. – Но чем старше будет становиться Яна, тем опасней ей здесь будет. Повезёт, если сбережёт себя до четырнадцати, тогда, может, и сваты придут. А ежели нет…
– Да ты с ума сошла! – я даже подскочила со скамьи. – Какие четырнадцать? Ей учиться надо, жизнь хоть немного увидеть! И что значит “если сбережёт”?
– Сядь! – строго приказала травница. – Ты что думаешь, здесь, как и на Земле, до совершеннолетия тянут? Может, и тянут, но только знать. А в деревне всё проще. Выдать замуж стараются раньше, чтобы избавиться от рта лишнего. В деревне дети познают взрослую жизнь с пелёнок. Сложно утаить, как дети делаются, когда бык на корову лезет. Так что бывают случаи, что девочки раньше спать начинают. На мальчишек-то не смотрят, плевы нет, беречь нечего.
– Какой ужас, – прошептала я, закрывая лицо ладонями.
Страх змеёй заполз в сердце и свернулся клубком. Даже представить не могу, чтобы Яна так рано замуж вышла. Да состарилась к тридцати, рожая детей.
Как уберечь? Как спасти?
– Я должна увезти дочь отсюда, – хрипло произнесла я.
– Времени у тебя немного есть, так что не думай пока об этом. Учись лечить людей, не пропадёшь в городе с такими знаниями. Да хотя бы в аптеку работать пойдёшь, всяк копеечка какая.
Травница смотрела на меня абсолютно спокойно. Она привыкла. Или смирилась… Ведь даже тогда, в военное время, было более цивилизованно. Но как к такому можно привыкнуть? Я не смогу, просто не справлюсь. А значит, я любыми способами просто обязана вырваться из деревни.
Обед мы заканчивали готовить молча, каждый думая о своём. Радовало, что хоть это мне знакомо, и не придётся изучать новые продукты.
Когда жаркое подоспело, травница достала чугунную кастрюлю из печи и поставила на деревянную подставку посреди стола.
Я же нарезала хлеб.
– Баба Веся! Баба Веся! – донеслось с улицы.
А следом раздался стук в дверь, и на пороге появился чумазый подросток лет тринадцати.
– Что тебе, Фонька? – усмехнулась мама, расставляя плошки для еды.
– Так дядька Владимир послал. Сказал, чтобы пришла да поглядела, какую часть взять.
– Тьфу, забыла совсем, – всплеснула руками женщина. – Как быть-то? Так, Арника, бери Янку, и идём знакомиться со старостой. Нечего мужика по нескольку раз отвлекать.
– Так что сказать-то? – мальчишка спрашивал у травницы, но смотрел на меня. С любопытством.
– Иду я, иду, – буркнула женщина.
– Баб Весь, а вам дров наколоть не надо? – тихо спросил подросток.
– Что? Опять? – травница покачала головой и развернулась в сторону сундука. – Грядку мне прополешь за это. А матери скажи, чтобы пришла всё-таки. Не понимает, что ли, что совсем сиротой тебя оставит?
Мальчишка хотел что-то ответить, но посмотрел на меня и опустил голову.
Травница достала флакон с тёмной жидкостью и передала мальчишке.
– Как принимать – знает. И вот ещё, сама я к вам приду. Точно не скажу когда, но приду. Может, и получится мать твою вразумить.
– Спасибо, – кивнул пацан и собирался убежать, но травница остановила.
– Фонька, лекарство отдашь – и сюда, лук полоть. Да дождись, пока я не вернусь, понял?
– Хорошо, баб Веся, – послушно кивнул мальчишка и, дождавшись, пока травница кивнёт, усвистал на улицу.
– А кто это? – я махнула рукой в сторону улицы.
– Фонька-то? Сын Мальки. Вот, кстати, пример тебе, как в деревнях не принимают женщин, нагулявших ребёнка. Малька замуж собиралась, да жених решил на фронт уйти. Как раз стычка с Каримом была, соседнее королевство. Там и погиб, а Малька родила Фоньку.
– Так, получается, все знали, что они в храм собираются? – опешила я. – Но тогда…
– А вот так, – оборвала меня женщина. – Ты думала, я тебе просто так говорю, что жизнь нелегкой будет? Родила вне брака – падшая. Вот Малька и живёт, точнее, выживает. Мальчонку никто особо не трогает, привыкли уже. А ей проступок так и не простили, до сих пор в деревню не пускают.
– А как же она живёт? – мне было искренне жалко женщину, у которой судьба и так не радостная, а тут ещё и селяне.
– Ну как? Коз разводит, огород имеет. А если что надо, то Фоньку отправляет. Да только захворала Малька, уже месяца три Фонька бегает, обезболивающее берёт. Мне не жалко, хоть и заставляю отрабатывать. Всё же я тоже время и силы затрачиваю, чтобы травы собрать. Ладно, это всё потом. Идём, познакомлю вас со старостой. Авось приглянешься ему.
Я настороженно посмотрела на травницу. Женщина усмехнулась и покачала головой:
– Думаешь, сватать тебя буду? Нет, не буду. Если понравишься Владимиру, то не позволит тебя шпынять. От слухов и косых взглядов не убережёт, а вот от козней защитит. Бери Янку и идём.
Я позвала дочь и двинулась за травницей, крутя головой по сторонам.
Утром мы вышли с заднего двора, так что увидеть саму деревню не вышло, только краешек. Всё же она разительно отличалась от той, что я видела в детстве, приезжая к бабуле.
Аккуратные домики стояли посреди ухоженных участков. Пусть и из тёмного, будто гнилого дерева, но ровненькие, а не косые, как мне показалось вчера. А главное, на каждом участке росли цветы, стояли скамеечки. Не было ни одного дома с нерадивыми хозяевами: поросшие травой и с покосившимся забором. Даже обычная дорога, посыпанная песком, ровненькая и аккуратная.
– Красиво здесь, – тихо сказала я, разглядывая местность.
– Да, – кивнула мама. – Благодаря старосте. Прошлый был ворюгой и пьяницей. А Владимир хорошо смотрит за деревней, не позволяет запустить дома.
– А почему они такие тёмные, словно пожар пережили или гниют? – мне хотелось подойти и поковырять дерево пальцем.
– Валежный дуб. Это такая разновидность дуба. Вода нипочём, не гниют. Жаль, горят. Но тут уж ничего не поделаешь. Мы пришли.
Я глянула чуть в сторону и удивлённо распахнула глаза, увидев животное за забором.
– Кто это? – Янка ткнула пальцем в это чудо, которое почему-то хрюкало.
– Хряк обычный, – хохотнула травница. – Порода такая – мангалица. Очень удобно. И мясо есть, очень вкусное и жирное, и шерсть на одеяла да подушки.
Я покачала головой и приблизилась к забору. Такое чудо я не встречала ни разу. Хотя слышала, что не то в Венгрии, не то в Англии такие водились. Правда, очень давно и вроде как вымерли.
– Бабушка Веся, здравствуй, – послышался густой баритон.
Я подняла голову и встретилась взглядом с высоким поджарым мужчиной. Невозможно было сказать, сколько ему лет, поскольку чёрная густая борода закрывала половину лица.
– Мама, это какой-то неправильный Дед Мороз, – пробормотала Янка, отодвигаясь за мою спину.
– У нас гости? – взгляд пронзительных синих глаз остановился на мне.
Я перевела растерянный взгляд на травницу.
– А, Владимир, здравствуй, – мама улыбнулась мужчине. – Вот, дочка с внучкой приехали, помогать будут. Сам понимаешь, стара я уже, пора знания передавать.
– Смену себе обучаешь, значит, – мужчина усмехнулся. – Идём, там свинью режут.
– В смысле? Прямо сейчас? – пискнула я и ошарашенно посмотрела на дочь.
– А когда? Завтра, что ли? – не понял староста. – Сейчас быстро и поделим. Я матушку твою всегда первой за мясом зову, единственная травница в деревне всегда ужинать досыта должна.
– Мама, подожди, – остановился я травницу. – А как же Яна?
– А что не так? – нахмурилась женщина.
– Там свинью резать будут, а Янка маленькая, – прошипела я так, чтобы Владимир не услышал.
– И что, что маленькая? – буркнула травница. – Ничего, свыкнется. Идём, и не спорь!
Я покорно кивнула и поспешила за женщиной. Шаг, ещё шаг.
А потом раздался визг. Настолько громкий, что казалось, я оглохну. Яна вцепилась в мою руку мёртвой хваткой, пискнув. Плюнув на всё, я остановилась и присела перед дочерью:
– Милая, ты не хочешь пока поиграть здесь? Мы с бабулей скоро вернёмся.
– Ты пойдёшь туда? – голубые глаза расширились от ужаса. – Мамочка, я боюсь!
– Тебе нечего бояться, – поспешила я успокоить дочь. – Помнишь, мы с тобой разговаривали про охоту?
– Да, папа охотился на зверей, чтобы принести домой мясо, – послушно повторила Яна мои слова.
Мне не нравилось такое объяснение, потому как дичь Ярослав домой не носил. В отличие от бедной хрюшки с мохнатыми ушами, жертвы мужа убивались ради развлечения.
Я не была наивной, да и далека от Гринпис, но увлечение мужа не поддерживала. То, что сейчас происходило во дворе старосты, было… нормальным.
– Свинку убили, чтобы нам было что кушать, – подбирая слова, заговорила я. – Но я бы не хотела, чтобы ты это видела.
