Игорь дёрнул меня к себе так, что я упала на подоконник: обе моих руки скользнули по холодному камню и упёрлись в раму закрытого окна. Я задохнулась от неожиданности и грубости, а ещё от смеси нахлынувших смешанных чувств и болезненных ощущений, увы, совсем невозбуждающих.
– Пожалуйста… Игорь. – На этом месте мой голос постыдно дрогнул. – Только не так!
Абсолютно не слышал. Он рванул ворот платья. Ткань затрещала, и шов разошёлся до середины спины, обнажив острые лопатки. Несколько крошечных жемчужин запрыгали по подоконнику, другие – разлетелись в разные стороны.
Я закусила губу.
Интуитивно дёрнулась в сторону, но реакция Игоря была мгновенна: он схватил меня за шею и силой вернул обратно, снова поставив в позу «грудью на подоконник»; другой рукой он не без труда задрал ворох фатиновых юбок мне на спину.
Даже не снял, а немного приспустил мои трусики, особо не обращая внимание на отчаянное сопротивление изящного кружева.
Трогал. Рвал. При всём этом он старался касаться меня по минимуму.
От обиды и отчаяния слёзы всё же закапали из глаз. Нет, я не всхлипывала. Беззвучно терпела. Отстранённо наблюдая за своим и его отражением в тёмном оконном стекле.
Неужели он не заметил элегантный пояс для чулок и подвязки? Я ведь так долго их выбирала! Ажурный, с длинными регулируемыми пажами и атласными фиксаторами. Девственно-белоснежный, широкий, с игривым декольте и маленьким бантиком на талии. Даже не посмотрел… жалко.
Мысли о том, что происходило со мной прямо сейчас ускользали. Подсознание пыталось защитить психику. Логично. Хоть и странно это. Он меня членом собрался рвать, а я о нижнем белье переживаю!
– Запомни, жена, за все хорошее нужно платить. – Я услышала, как звякнула и расстегнулась пряжка его ремня. – За всё плохое – переплачивать. В том числе за исполнение желаемого.
Холодная дрожь пронеслась по спине, почти до удушения сжалось в груди.
А потом исчезло всё, кроме жаркого, агрессивного давления его члена. Игорь без всякого предупреждения на сухую врезался в меня одним жёстким толчком.
Он вошёл не полностью и даже не на половину, однако весь воздух вылетел из моих лёгких.
Боль адская. Мне показалось, что меня разорвало надвое.
Но это было только начало!
Несильным ударом он расставил мои ноги в стороны ещё шире, поудобнее устроился между ними и раскрытой ладонью припечатал мою поясницу к подоконнику, вынуждая меня прогнуться до хруста в позвоночнике.
Я скулила в кулак, прикусывая его до крови.
Почувствовала, как он вытащил член и провёл пальцами по моим складкам внизу, смачивая их своей слюной. А потом снова, подведя к ним крупную головку, раскрыл меня и вдолбился настолько сильным толчком, что из моего горла вырвался надсадный крик.
Ни с первого, ни со второго раза глубоко проникнуть ему не удалось, но он, несмотря на мое отчаянное сопротивление, едва отстранился и опять грубо вошёл.
Меня распирало изнутри огромным членом.
Внутренними мышцами я безотчетно старалась вытолкнуть его из себя, но, эффектом обратного действия только сжимала сильнее. Так, что спустя мгновение Игорь за моей спиной громко выругался и, подхватив меня под низ живота, приподнял кверху, натягивая на себя максимально. С размаха и на всю длину.
Мой стон нестерпимой боли диссонировал с его эмоционально-шипящим выдохом…
Толчок. Ещё один.
Я не знала, что это такое. Не понимала собственного одеревеневшего тела, но эти ощущения стали похожи на пытку, которую просто невозможно было терпеть.
Но я терпела изо всех сил. Проклятье! Вот только ни черта не получалось! Мои захлёбывающиеся вскрики оглушали всё чаще, по мере того, как Игорь наращивал темп и частоту безжалостных ударов своих бёдер.
Мощно. Жадно. Мучительно неприятно. Невыносимо долго.
Он даже не кончил в меня – вышел на пике, навалился сверху и, ритмично помогая себе рукой, эякулировал на моё свадебное платье.
Заплаканными глазами я уставилась перед собой, услышав, как была застегнута ширинка на мужских брюках.
– Имей ввиду, свой супружеский долг я отдал. – Дыхание Игоря было сбито, однако голос при этом оставался чудовищно безэмоционален: – И решил у тебя больше не занимать.
Глава 4
Сейчас
Меня всю трясёт. Слёзы текут по щекам. Жуткое ощущение неправильности становится настолько острым, что причиняет почти физическую боль: скручивает, как от наркотической ломки… разрывает на куски изнутри. Без анестезии. Невыносимо.
Совесть является единственным мерилом верности принятия решений, и вот она сейчас грызёт меня. Уничтожает.
К Игорю вопросов нет – ублюдок. Мог бы по-другому.
А вот к себе имеется – один-единственный: Зачем?
У меня же был выбор, а я терпела! Вот ЗАЧЕМ?! Кусая в кровь губы. Молчала и сама себя хотела обманывать.
Нельзя заставить человека полюбить тебя. НЕЛЬЗЯ. Тут все просто: либо любит, либо нет. Третьего не дано. Не помогут ни милое личико, ни папина должность и возможности, ни девственность, ни миллионные счета в банке. Хотя за миллионы, если быть честной, особо меркантильных купить можно, но и тех полюбить себя не заставишь.
Игорь Бессонов ни в связях, ни в деньгах не нуждался. Более того, нам с папой сам бы помог и занял!
Ситуация патовая. Ты можешь быть настоящей красавицей, нежной, хрупкой, умной и самой-самой, но какой в этом толк, если ты совершенно не умеешь выбирать нормальных мужиков?! А ещё ты никогда не заставишь полюбить того, кто ничего к тебе не чувствует. И не потому, что этот кто-то принципиально или из вредности не хочет. Нет. Просто так бывает.
И было ради чего? Была бы цель великая, так нет же, чёрт – во имя любви. А теперь душа в пепел!
Подтягиваю к себе колени и упираюсь в них лбом. Мне хочется выкричать боль, но получается лишь тихонечко скулить под пытками собственной памяти. Внутри меня бьётся в агонической истерике и муках та молоденькая наивная идиотка, которая была уверена, что сможет осчастливить другого насильно. Чувствую, как тело сдается и содрогается – желудок подбрасывает к горлу, и меня выворачивает. Тем, что есть – горькой желчью переваренного прошлого.
Вдох-выдох.
Вытираю рот рукавом. Встать нет сил. Поднимаюсь на четвереньки – единственное, на что меня хватает, и медленно ползу в направлении ванной.
***
Однако, утро я встречаю с улыбкой. Как и Ольгу, которая входит ко мне в спальню с высоким фарфоровым кофейником и кофейной парой.
– У вас сегодня хорошее настроение? – Не дожидаясь моего ответа, тут же добавляет: – Это радует, потому что погода просто удручающая. Бррр!
Она успевает красноречиво содрогнуться, оставить поднос на прикроватной тумбочке и одним резким движением одёрнуть в стороны тяжёлые плотные шторы.
Снаружи ветер с мелким дождём колотит в окно и таскает по территории осенние листья. Несмотря на это, кажется не холодно и грязи нет.
Я пожимаю плечами. Не знаю, кому как, а мне нравится.
Делаю глоток бодрости из ароматной арабики и закрываю глаза, слегка промычав от удовольствия.
– Вам уже лучше? – Говоря со мной, Ольга без лишних вопросов убирает моё свадебное платье в чехол, а тот назад в шкаф. Запирает его там вместе с моими негативными эмоциями и участливо интересуется: – Что-то вспомнили?
– Да, – киваю я, снова поднося фарфоровую чашку к губам. – Вспомнила. Что я очень привередлива в плане кофе и сырников. Это два объекта моей страсти, и я очень надеюсь, что ты тоже об этом не забыла. Так где они, Оля?
– Но вы же никогда… Я всё помню! Только чёрный горячий кофе с утра. Больше ничего.
Я смотрю на неё с серьезным выражением лица, но ямочки на щеках, как искорки веселья выдают меня с головой.
– Пфф!!! – Её глаза закатываются так, что, кажется, делают полный оборот внутри черепа. Она воодушевленно всплескивает руками и восклицает: – Ох, уж эти ваши шуточки!
Ольга осматривается по сторонам и переходит на таинственный шепот:
– Говорят, у Константина после вчерашнего до сих пор глаз дёргается!
– И это всё? – не то насмешливо, не то разочарованно (а может, и немного сочувственно) переспрашиваю я: – Разве ни у кого больше ничего не почернело и не отвалилось?
Сжав губы и сдерживая смех, Оля мотает головой. Я улыбаюсь.
Оказывается, что иногда любовь умирает так весело!
Так может это и есть мой шанс на новую жизнь?
Дожидаюсь, когда Ольга выйдет, и набираю в телефоне папин номер. Меня встречает длинный гудок, во время которого я пробую подготовиться к разговору. Второй, третий: «Абонент вне зоны. Абонент вне дома. Абонент на работе».
На всепонимающем выдохе, нажимаю отбой, но практически сразу принимаю входящий вызов.
– Да, Поля, – от звука родного мужского голоса теплая и приятная волна прокатывается по всему телу. Глубокий. Чуточку хриплый. Уверенный. Кажется, сухой и строгий, но это лишь при вынужденных обстоятельствах. – Тебе стало хуже?
От сквозящей родительской тревоги щиплет в носу. В горле и глазах. Везде и до слёз.
– Нет, пап, всё в порядке. Я просто соскучилась.
Мне слышно, как он прикрывает трубку рукой, извиняется и выходит.
– Ты не дома? – спрашиваю я. – Извини. Я не хотела тебя отвлекать.
– Позавчера пришлось уехать в Камбоджу, оттуда в Индонезию на Бали для участия в Восточноазиатском саммите. Ты не отвлекаешь. Деловая часть уже завершена, и мы с делегацией на обязательном ужине. Жуткая, я скажу тебе, местная традиционная кухня.
Я знаю, что он никогда не улыбается, но сейчас почти вижу, как чуть дёргаются вверх уголки его губ.
– А мама?
– На Алтае в каком-то модном Центре лечебного голодания, но, сдаётся мне, что в отличие от неё, я вернусь домой гораздо более похудевшим. – Он хмыкает, будто для него это факт. Ничего интересного. Затем спрашивает, словно уловив тонкий смысл моего самоистязания: – Поль, что случилось?
Глава 4.2
Рассказать ему?
Так я уверена, папа прекрасно осведомлён о том, что происходит в доме Бессонова. Так сказать, со всеми вытекающими безобразными деталями, но помогать он не будет. Больше не будет.
Он – человек старой формации и строгий цензор не только самого себя, но и окружающих. Принципиален и придирчив (к своим, кстати, более требователен, чем к посторонним), чем заслужил уважение среди подчинённых и главных чиновников страны. Часто от него я слышу фразу, что в конфликте всегда виноваты оба. Но правда заключается в том, что один действительно виноват больше. А в моём случае, мы с папой оба знаем кто.
Молчу и дышу в трубку. Сказать нечего.
– Хочешь спросить стоит ли идти по пути, который ты выбрала себе самостоятельно?
В его голосе слышатся нотки усталости. Многочасовые переговоры, а также постоянные перелёты, пусть даже в удобном кресле правительственного самолета, могут быть до крайности утомительными и негативно сказываются на состоянии здоровья. Мне становится невероятно стыдно за этот звонок. Прямо до боли.
Уши загораются, я спешу его закончить:
– И что ты скажешь?
Моё сердце пропускает положенный удар.
– Мы не можем изменить то, откуда пришли. Но мы можем выбрать, куда идти дальше.
***
Сидя на заднем сиденье такси, я снова прокручиваю в голове наш с папой короткий разговор.
Всё правильно: «Сама вляпалась – сама выкручивайся». И разберусь!
Он всегда прав.
Я росла папиной девочкой. И, нет, он никогда не делал всё, что я захочу. Это моё заветное желание со свадьбой было первое. Сейчас, как мне кажется, папа знал, что всё будет именно так (родители всегда знают чуточку больше), но один-единственный раз он нахмурил брови и пошёл на поводу у моих чувств.
Для того, чтобы наказать меня? Вполне возможно.
Тогда почему пострадал Игорь Бессонов?
Может это прозвучит странно, но с папой мы более близки, чем с мамой. Хотя не ведём долгих откровенных разговоров.
А ещё с раннего детства все самые интересные моменты в моей жизни происходили, когда рядом был папа. Для того папы и существуют, чтобы было что вспомнить! Именно он учил меня плавать, а я орала на всю реку, потому что боялась воды.
Папа приезжал за мной в садик с представительским размахом и машинами сопровождения, а маленькие одногруппники «зеленели» от зависти.
Самые классные и любимые вещи, тоже были куплены вместе с папой.
Мы с ним очень похожи, оба не приемлем полумер: не умеем быть на половину честными, злиться, ненавидеть, на половину любить и жить на половину.
