Мое лицо было напряженным, ноги бесконтрольно тряслись.
– Ты доберешься домой сама? Или тебя нужно немного проводить? – Он, конечно же, заметил мое состояние.
Я помотала головой.
– Нет, все будет хорошо, я доеду до дома.
Поблагодарила ли я его? Не уверена. Думаю, я как-то забыла.
– Ладно, тогда будь осторожна.
И он ушел. Сел в свою машину, и летняя ночь поглотила его.
***
Я не знаю его имени. Я ничего о нем не знаю. Был ли он из хилтопской банды, а может, он был адвокатом, проповедником или продавцом? Все, что я действительно знаю, – он ехал по трассе I-5 в районе полуночи. Был ли он уставшим? Торопился ли куда-нибудь? Человек ехал и увидел развернутый внедорожник с аварийными огнями. Мог ли он разглядеть меня внутри машины? Если да, то лишь на секунду. Большинству проезжающих едва хватало времени, чтобы успеть отклониться и объехать меня. Но в тот промежуток времени, когда он увидел мою машину и остановился, он принял невероятное решение: попытаться спасти мою жизнь. Для этого он остановился на аварийной полосе на противоположной стороне, пробежал около пятнадцати метров через четыре полосы одной из самых загруженных трасс в штате Вашингтон, в темноте ночи, – и все это, чтобы добраться до меня. Понимал ли он, что делает, хотя бы на секунду, когда смотрел на пролетающие мимо легковые автомобили и грузовики? Если и так, он не уступил страху.
И он снова испытал удачу, целых два раза: когда садился на водительское место и когда отгонял машину из слепой зоны, пересекая все полосы эстакады. Незначительный просчет или неудачное стечение обстоятельств могли привести его – и меня – к преждевременной гибели. И все-таки он совершил этот поступок. Он сделал это, чтобы помочь девушке, которая посчитала его внешность отпугивающей, и даже не смогла собраться, чтобы элементарно его поблагодарить. Он явно был способен на великую храбрость, и это был пример выдающейся самоотверженности. Не может быть, чтобы он рассчитывал на какую-либо награду – даже на упоминание в короткой заметке газеты Tacoma News Tribune. Он не сказал мне свое имя, и никто никогда не узнает, что? он сделал. Он был героем во всех смыслах этого слова, и я по сей день сожалею, что не могу сказать ему об этом и поблагодарить за свою жизнь.
После той ужасной ночи меня мучили страх и сожаление: как у меня получилось не столкнуться ни с одной машиной, пока мой внедорожник вращало по всей трассе? Что бы случилось со мной, если бы незнакомец не приехал? Лежала бы я в отделении интенсивной терапии в больнице Хилтопа? Была бы я мертва?
Мой желудок скручивало всякий раз, когда я думала о собаке, с которой началась вся эта цепочка событий. Испуганное, беспомощное существо… Я также думала о глупости своих действий – хотела спасти жизнь собаке, но убила ее. Могла ли собака выжить? Надеюсь, что нет. Я не могла выбросить все эти мысли из головы. Недели спустя я все еще видела пучки шерсти, вдавленные в асфальт, когда проезжала по мосту над рекой Пуйаллап.
С течением времени у меня развился новый вид мучений. Не столько эмоциональных, сколько интеллектуальных. Я снова и снова прокручивала в голове вопросы о моем спасителе и о невероятности того, что он сделал.
Конечно же, он такой не один. Героические спасения происходят везде и постоянно. Фонд героев Карнеги ежегодно награждает десятки людей. Все слышат в новостях истории о том, как кто-то прыгнул в реку, чтобы спасти тонущего ребенка, или ворвался в горящее здание, чтобы вызволить пожилую женщину. Но эти истории обычно какие-то отдаленные и блеклые. Слушая их, мы недооцениваем риски и боль, которую спасители могут испытывать – ледяная вода реки, жар пламени, – и нам трудно представить их ощущения. Для большинства людей, даже тех, кто способен максимально реалистично представить такие сцены, недоступно то, что происходит в голове у спасателей в эти минуты. Что они чувствовали? Были ли испуганы? И если были, то как они противостояли страху и действовали так смело? Трудность осмысления риска, страдания и смерти ради незнакомца заставляет задуматься над тем, что сознание героев имеет ряд принципиальных отличительных черт.
В моем случае я оказалась в той же ловушке: я не могла представить, как это – принять решение, которое принял мой спаситель, как это – рискнуть своей жизнью ради незнакомого человека, причем сделать этот выбор за доли секунды. Я начала думать об этом, и это был замкнутый круг, проблема без видимого решения, даже без намека на то, где вообще может находиться решение.
Но случилось так, что в моей жизни произошли изменения, которые и направили меня по пути к долгожданному ответу. За год до случившегося я поступила в колледж на медицинские подготовительные курсы. Это не было моей мечтой – я поступила туда по инерции, и это было ужасно. Я быстро обнаружила, что активно борюсь с собой, чтобы не уснуть на биологии. Чтобы взбодриться, я приносила с собой протеиновые хлопья «Чириос» и каждые пару секунд съедала горстку. Это работало, но я понимала, что моя учеба – это большой провал. Что я только ни делала, чтобы выучить темы, которые были мне скучны до невозможности.
Но мне повезло – в этом же семестре я поступила на курс введения в психологию. И с первой же пары меня зацепило. Мы разбирали вопросы о том, что значит быть личностью, причем кое-что приходило мне в голову и раньше, а о чем-то я даже не задумывалась. Что такое сознание? Как мы видим цвета? Почему мы что-то забываем? Что такое сексуальное влечение? Где зарождаются эмоции? Я все еще помню впечатляющую фигуру моего преподавателя, похожего на Дамблдора, – Роберта Клека, шагающего вниз и вверх по проходам нашей аудитории и задающего вопросы типа: «Правда ли, что высокие люди добиваются в жизни большего, чем низкие?» После драматической паузы следовало: «Ну так что?» – и я отчаянно думала, напрягая все свои извилины. (Это действительно так.)
Я тонула в книгах, украшая их закладками, оставляя пометки, ставя восклицательные знаки и звездочки почти на каждой странице. На одной из отмеченных страниц речь шла об обучении обезьян языку жестов, и во время чтения я поняла: психологические исследования – это то, за что люди действительно получают деньги, этим действительно можно зарабатывать. Я захотела стать таким человеком.
***
В 1999 году я решила осуществить свою мечту. Я переехала в Сомервилл, штат Массачусетс, чтобы начать учебу по докторской программе в области социальной психологии в Гарвардском университете. Обучение по программе (ранее ее курировал Департамент социальных отношений) проходило в самой настоящей башне из слоновой кости – шестнадцатиэтажный белокаменный маяк в океане поведенческой науки под названием «Уильям Джеймс Холл»; это здание возвышалось над всеми другими в Кембридже. Свое имя башня получила от учредителя департамента, которого также считают основателем современной психологии. Среди его студентов были Теодор Рузвельт и Гертруда Стайн. Джеймс был первым из многих видных психологов, работающих в Гарварде; среди других можно отметить Б. Ф. Скиннера и Тимоти Лири, лидера исследований влияния психоделических веществ, прежде всего ЛСД, на человека, которые он проводил в 1960-е годы, во времена контркультурных движений. Не все «дети Гарварда» прославили свое имя благими исследованиями. Например, Генри Мюррей, в 1950–1960-е годы проводил серию унизительных экспериментов, чтобы изучить реакцию человека под влиянием стресса на допросах (по некоторым версиям, его исследования спонсировало ЦРУ). В числе двадцати двух студентов Гарварда, которые добровольно согласились стать «подопытными» Мюррея, был Тед Казински, рассылавший взрывчатку по почте выбранным жертвам.
Однако все это происходило задолго до того, как я приступила к своей выпускной работе. Мне помогали два консультанта, Налини Амба-ди и Дэниел Вегнер, оба были крупными специалистами в сфере социальной психологии.
Вегнер, не лишенный тщеславия, претендовал на славу, и он был способен ее добиться оригинальностью своих идей. Например, одна из них сыграла важную роль в моем понимании если не самого альтруизма, то хотя бы того факта, почему альтруистов так сложно понять остальным и почему мы склонны ставить их в психологические рамки, которые как раз уводят нас от сути их реального опыта и личностей.
Со своим учеником, Куртом Греем, Вегнер исследовал феномен, который они называли «моральная категоризация типов». Суть феномена заключалась в том, что мы бессознательно распределяем людей по двум категориям: моральных «агентов» и моральных «пациентов». «Агентами» являются те люди, совершающие моральные или антиморальные поступки: спасают или грабят. А «пациенты» – это те, на кого направлены эти поступки: спасенные или ограбленные. «Агенты» – актеры, а «пациенты» – статисты (или актеры второго плана).
Так как моральные «агенты», неважно, хорошие или плохие, – это те, кто предпринимает какие-то действия, мы обращаем внимание на их способность к планированию и самоконтролю, то есть считаем их более развитыми в этом отношении. В нашем представлении спасающие – это те, кто может лучше и быстрее планировать, лучше управлять собой и мыслить масштабнее, чем среднестатистический человек. То же касается и грабителей. Результаты их действий разные, но общее между героями и антигероями то, что они высоко организованные и деятельные люди.
Категоризация работает и в обратном порядке. Те, за кем замечен потенциал к планированию и самоконтролю, выделяются и моральными способностями. Взрослые больше способны к проявлению моральных качеств, чем дети, и это является причиной, из-за которой мы считаем честным наказывать взрослого человека жестче, чем ребенка, если были совершены схожие преступления.
Обратная сторона обладания большей степенью морали состоит в том, что «агенты», по Вегнеру и Грею, обладают меньшим опытом таких эмоций, как страх и радость, и таких ощущений, как боль или голод. Скорее всего, потому, что мы воспринимаем категории моральных «агентов» и «пациентов» непересекающимися и неизменными… и приписываем груз опыта «пациентам». «Пациенты» – это те, с кем случилось что-то хорошее или плохое, и мы обращаем внимание на страх и облегчение спасенного, на разочарованность и ярость владельца ограбленного магазина. А чувства героя, который мгновенно спланировал и реализовал спасение, или преступника, который ограбил магазин, остаются для нас за рамками.
Такое бинарное восприятие мира через призму моральных «агентов» и «пациентов» было признано еще Аристотелем, который типизировал героических спасателей как людей сильной воли и с большими способностями к контролю, но меньшим потенциалом к чувствам.
Эти стереотипы прекрасным образом отражаются в мультфильмах и боевиках, где герои мужественны и бесстрастны. Супергерои типа Человека-Паука или Бэтмена, даже герои номинально человеческого происхождения из «Бондианы» или серии «Миссия невыполнима» иногда могут задумываться над своими поступками, но мы, конечно же, не считаем, что они могут глубоко чувствовать и быть уязвимыми для таких эмоций, как страх, даже когда бросаются со зданий или уклоняются от летящих пуль. Это их работа – исключить смерть и мучиться от травм, еле заметно морщась. Мы не можем представить Бэтмена или Джеймса Бонда кричащими и в ужасе убегающими.
Так являются ли верными эти фильмы или наши собственные стереотипы? Разве быть реальным, живущим в этом мире героем значит быть неподверженным таким эмоциям, как страх и паника? Ответ, разумеется, «нет».
Вот пример. В 2012 году, когда Кори Букер, сенатор, был еще мэром Ньюарка, однажды вечером возвращался домой с двумя сотрудниками службы безопасности. Подъезжая к дому Букера, мужчины увидели, что горит дом ближайших соседей мэра, – дым валил через окно третьего этажа. Во дворе стояла пожилая женщина, Жаклин Уильямс, и кричала, что ее дочь Зина оказалась запертой на третьем этаже.
Как потом сказал Букер, он действовал инстинктивно: выпрыгнул из машины и помчался по двору в дом со своим телохранителем, детективом Алексом Родригезом, который не отставал от шефа ни на шаг. Внутри воздух был густым от дыма. Задыхаясь, Букер и Ро-дригез поднялись по лестнице на третий этаж, где была кухня. Пламя уже перекинулось на стены, когда они попали туда. Что-то взрывалось. Для Родригеза это было слишком, ведь его работой было оберегать мэра. Он схватил Букера за ремень и начал тянуть его назад из кухни. Но Букер не останавливался. Родригез кричал на него:
– Я не могу позволить тебе идти, это моя работа! Я должен оберегать тебя!
– Отпусти меня! Если я не войду, эта женщина умрет!
Букер вырвался. Он осмотрел кухню, но не увидел Зину.
– Я здесь! Я здесь! – раздался слабый голос из соседней комнаты.
Мэр бросился на голос. Воздух от дыма был такой густой, что Букер едва мог дышать и видеть. Легкие разрывались. Мэр понял, что может умереть, но это его не остановило. Он вслепую кружил по комнате, пока не нашел Зину. Она едва осознавала, что происходит, и не могла двигаться, пришлось нести ее на себе. Букер взвалил сорокасемилетнюю женщину на плечи и, пошатываясь, двинулся в сторону кухни, которая теперь была полностью охвачена пламенем; другого пути не было, так как рядом с кухней находилась лестница. К счастью, ему помог Родригез. Они вдвоем вынесли женщину и уже на улице рухнули на землю. Мэр задыхался. Его быстро погрузили в машину скорой помощи и повезли в больницу, где он довольно долго лечился от повреждения легких дымом и ожогов второй степени на руках.
Социальные сети взорвались. Все были восхищены поступком мэра. В твиттере его изображали образцом мужества. Не обошлось и без иронии:
Кори Букер, его обожженные руки обмотаны бинтами, он морщится, услышав, как репортер называет его «супергероем»»; за ним детектив Родригез.
Когда Чаку Норрису снятся кошмары, Кори Букер включает свет и сидит с ним, пока тот снова не уснет.
Кори Букер не боится темноты. Темнота боится его.
Но что в реальности пережил Букер? Во всех интервью он откровенно говорил:
«Это был очень страшный опыт для меня».
«Когда ты слышишь, как кто-то зовет тебя на помощь, и видишь комнату, охваченную огнем, – это очень, очень страшно. Знаете, люди говорят о храбрости, а я чувствовал страх».
«Честно говоря, было страшно оглядываться назад и не видеть ничего, кроме огня, поворачиваться вперед и видеть только черноту».
«Я не ощущал никакой храбрости – только ужас. Это был очень пугающий момент… казалось, я не смогу вернуться и пройти через то, откуда пришел».
«Когда я увидел, насколько сильным было пламя, и почувствовал жар… Это было очень, очень страшно».
Страх. Страшно. Пугающий момент. Очень, очень страшно. Букер не мог выразиться яснее. В страшной ситуации даже тот, кто ведет себя героически, все равно чувствует страх. Забудьте фильмы, выкиньте из головы все стереотипы, не обращайте внимания на щебетание в твиттере и сопротивляйтесь типизации. Героев от обычных людей отличает не то, что они чувствуют, а то, что они делают, – они идут к источнику страха, а не бегут от него, а идут потому, что кто-то нуждается в их помощи.
На первый взгляд этот вывод не похож на большой скачок в понимании феномена. Но, как оказалось, он был огромен.
Глава 2
Герои и антигерои
И героизм, и антигероизм в конечном счете Исводятся к страданиям. Что такое героизм, если не облегчение или предотвращение страданий другого человека? И что такое злодейство, если не причинение этих страданий? К сожалению, это значит, что для лучшего понимания источников добра и зла, сострадания и бессердечия необходимо, чтобы кто-то страдал. Для меня осознание этого далось тяжело, в самом прямом смысле. Где-то в середине моего первого года обучения по избранной специальности на меня напал незнакомец. Этот инцидент стал причудливой противоположностью моему спасению. Конечно же, я не рада тому, что это произошло, но, без сомнения, этот случай позволил мне более полно представить человеческие способности к черствости и жестокости.
Позвольте рассказать. Это было незадолго до того, как часы должны были пробить полночь между двумя тысячелетиями. Головокружительный момент, когда миру предстояло осознать, что его существование не закончится с глобальным системным кризисом, который позже назовут «проблемой миллениума». Я с моими друзьями детства из Такомы собиралась отпраздновать это событие на Лас-Вегас-Стрип. Возможно, это было неразумно. Стрип, где находится больше всего казино, гостиниц и ресторанов, загружен даже в спокойную ночь, а в канун Нового года, да еще знаменующего начало нового тысячелетия, загруженность невозможно было описать. Это был хаос, бесконечное море кипящего, пьяного, хриплого человечества, простирающегося на многие километры во все стороны.
Я и мои подруги – нас было шесть, всем по 22–23 года – коллективно решились на еще одно неразумное действо: мы выбрали тематикой вечера «блестки». Блестящие платья, топы, макияж. Ну и ко всему прочему, глупые картонные шляпы, разукрашенные под новогодний Нью-Йорк, и маскарадные очки. Мы стремились к гламуру и попали «в масть», благо стандарты Стрипа не так уж высоки. Когда в начале вечера мы вывалились из лифта на этаже казино в отеле, все присутствовавшие там взорвались неожиданными аплодисментами. Мы слышали, как они кричали «Ву-хуу!», и думали, что выглядим феерично. Такое начало вечера нам понравилось.
На протяжении большей части времени до полуночи было что-то вроде бала. У всех – отличное настроение. Телевизоры в казино передали, что в Австралии уже наступил 2000 год и мир не сошел со своей оси. Ни компьютерных кризисов, ни прогнозируемых сбоев в городских энергетических системах. Все, кого мы встречали, были очень возбуждены. Люди покупали друг другу напитки, делали групповые фотографии (тогда еще пользовались «мыльницами», а не телефонами, как сейчас) и вообще проявляли редкостное дружелюбие.
Но по мере того как вечер набирал обороты, наши блестки стали опадать, а поведение людей – портиться. Мужчины начали распускать руки. Сперва это выглядело невинно – кто-то, как могло показаться, случайно дотрагивался до твоей руки. Но градус возрастал, и вот уже стали хватать за грудь и пятую точку. На мне были кожаные штаны, в отличие от моих подруг в платьях, так что мне удалось избежать части унижения, но мои бедные ягодицы здорово пострадали.
Честно говоря, в начале вечера это нам казалось смешным. Мы, как все, выпивали, и нам вскружило голову. Стрип был залит ярким светом и окружен полицейскими, вокруг полно других мужчин и женщин – мне и в голову не приходило, что может случиться что-то более ужасное, чем просто лапанье задницы.
А потом я увидела смерть.
Молодой парень. Возможно, ему хотелось окинуть взглядом весь Стрип, возможно, он хотел впечатлить своих друзей, а может, просто напился. Неважно, какой была причина, но он взобрался по металлическому столбу светофора, коснулся рукой проводов, находившихся под напряжением, и упал на тротуар. Даже если бы его не убило током, он бы умер от падения. После я прочитала, что он ударился головой. В ту ночь я лишь видела человека на столбе, а затем, через секунду, его падение и замершую толпу. «Погиб мужчина, погиб мужчина», – понеслось по площади. Мы еще не знали, было ли это правдой, но в оттенках той ночи появилось что-то зловещее.
Лапанье стало бесить, алкоголь испарялся, я устала, из-за тесных сапог все ноги были в мозолях. Помню, что я бормотала себе под нос, пока ковыляла: «Если еще хоть один придурок схватит меня за задницу…» Я даже не успела закончить фразу, как это произошло.
Я развернулась и посмотрела на парня. Он с гордостью усмехнулся – мускулистый тип с широким лицом, зализанными и намазанными гелем светлыми волосами. А еще он был низеньким, его по-идиотски ухмыляющееся лицо было почти на одном уровне с моим. Я не знаю, повлияла ли его ухмылка, или гель, или то, что это был последний раз, когда я могла стерпеть, но я дала ему пощечину. Довольно увесистую.
Его ухмылочка дрогнула, сменилась раздражением, и еще до того, как я сумела осознать или уклониться, его кулак полетел в меня и с жестокой силой врезался в лицо. Мир плыл и тускнел, по мере того как моя голова запрокидывалась назад; я врезалась в бетон, кровь хлынула из сломанного носа. Вокруг меня тут же собралась перешептывающаяся толпа. Я была ошеломлена и к тому же смутно видела: удар выбил из моего глаза одну из контактных линз. Моя подруга Хизер бросилась ко мне. Она прижала меня к себе, и кровь из носа испачкала ее одежду.
Пока Хизер помогала мне встать, к нам подошли двое полицейских. Между ними был мужчина, которого они тащили, – человека, чье лицо, охваченное паникой, я никогда не видела. Они трясли его за плечи.
– Это он? – прокричал один из них. – Это он ударил вас?
Футболка парня была не того цвета. Он был слишком высоким. Это не мог быть он, никаким образом.
Я потрясла головой:
– Нет, не он.
Они отпустили парня, и он пропал в толпе. Нападавший, понятно, сделал то же самое, причем сразу. Найти его в этом бушующем море людей было невозможно.
Мы уже собирались уходить, когда я почувствовала похлопывание по плечу. Рядом со мной стояла женщина с пылающими глазами. От нее пахло пивом. Она наклонилась ко мне и проговорила низким и довольным голосом:
– Я не уверена, знаете ли вы, что произошло. Куча парней увидели, как этот урод вас ударил. Они пошли за ним. Теперь он просто грязное пятно на тротуаре.
***
Вся эта ситуация заставила меня мучиться. Я даже склонялась к тому, чтобы признать, что мне все это приснилось, если бы не черные синяки, распустившиеся на моем лице, и тот факт, что мой нос был изогнут и был в три раза больше своего нормального состояния.
По многим причинам я могу считать свою жизнь счастливой. В интеллектуальном плане я сознавала, что был совершен акт насилия. Мой родной город Такома был криминогенным в восьмидесятые – девяностые годы, и в местных новостях постоянно передавали о стрельбе, поножовщине и грабежах. Более того, в городе в те годы орудовал не один серийный убийца. Но мне лично никто никогда не наносил серьезного вреда. Поэт Джон Китс говорил правильно: «Ничто никогда не станет реальным, пока не будет пережито». Действительно, невозможно найти чего-то, что в точности бы воссоздавало ощущение удара по лицу, чтобы осознать в глубине себя: в мире есть люди, которые могут реально навредить незнакомцу ради своих жестоких целей.
Мой спаситель на дороге помог мне поверить в существование истинного альтруизма. Более того, его действия осветили остальную часть человечества, чьи способности к самопожертвованию еще не были протестированы. Может быть, пришла мне идея, тот мужчина на дороге был лишь одним из огромного количества людей, которые также были способны на великое сострадание. Но то, что произошло со мной в новогоднюю ночь, с этим не состыковывалось. Это ужасное событие преследовало меня везде, куда бы я ни пошла, грызло меня, шептало мне, что я, скорее всего, пересмотрю свою веру в природу человека. А вдруг мой спаситель был лишь аномалией, а напавший на меня – одним из многих? Кто знает, сколько людей, мимо которых я прохожу каждый день, обладают способностью сделать то, что сделал этот коротышка? Каждый мужчина из тех, кого я знала, пытался меня переубедить, что ни при каких обстоятельствах он бы не ударил женщину по лицу, независимо от того, ударила ли она его, и несмотря на то, сколько он выпил. Но факт оставался фактом: толпа других незнакомых мужчин жестоко наказала моего обидчика. Может ли жестокость, неважно, по какому поводу она проявлена, просто спать во многих или даже в большинстве людей? На всякий случай я записалась на курсы по самозащите.
Мои исследования в сфере психологии не дали мне утешения. Я училась в университете, который мой профессор Роберт Клек, подмигивая, называл «центром интеллектуальной вселенной». Я была погружена в эмпирические исследования, отчасти направленные на выявление лучшего в человеческом восприятии и поведении, однако реальность скорее была со знаком «минус». Я узнала о печальном случае Китти Дженовезе, проживавшей в районе Квинс в Нью-Йорке; ее жестоко убили прямо на улице у ее дома, в то время как (по рассказам) тридцать восемь свидетелей просто стояли и смотрели, и ни один не попытался прийти на помощь. Выводы из последующих исследований, проведенных Биббом Латане и Джоном Дарли, подтвердили существование «апатичного свидетеля». Из их трудов я узнала об известном в негативном контексте эксперименте Филиппа Зимбардо под названием «Стэндфордский тюремный эксперимент». Суть его в том, что студенты из Стэндфордского университета буквально за одну ночь превратились в группу жестоких охранников-садистов, просто потому, что они надели выданную униформу и благодаря ей вжились в роль. Так много исследований, казалось, доказывало одну и ту же ужасную способность людей к жестокости и бессердечности!
Например, Стэнли Милгрэм провел очень противоречивый опыт, который в конечном счете стоил ему работы в Гарварде. Психолог, словно бы обладавший даром предвидения, Милгрэм (он умер в 1984 году) до сих пор не утратил своего влияния (если быть точным, он занимает 46 место среди самых влиятельных психологов). Это он доказал, что теория шести рукопожатий действительно существует.
В 1963 году Милгрэма переманили из Йельского университета в Гарвард, вскоре после того как он завершил серию экспериментов, в основе которых было применение электрошока в психологических исследованиях. Как и все, я узнала об этих опытах еще на студенческой скамье (и о той жестокости, которую они продемонстрировали). И как бо?льшая часть психологов, я изначально сделала неверные выводы из этих экспериментов.
В 1961 году Милгрэм опубликовал объявления в газетах Нью-Хэйвена и Бриджпорта, штат Коннектикут, пригласив молодых мужчин поучаствовать в научном эксперименте, целью которого было изучение влияния наказания на процесс обучения. Как только доброволец приходил в лабораторию Милгрэма, ассистенты провожали его в тестовую комнату, где знакомили с неким мистером Уоллесом, который, как объясняли добровольцу, был случайно выбранным человеком. Добровольцу требовалось только диктовать мистеру Уоллесу длинный список словосочетаний типа «медленный танец» или «богатый мальчик». Довольно просто.
Ассистент разводил добровольца и мистера Уоллеса по смежным комнатам, соединенным переговорным устройством. Но еще до этого добровольцу давали посмотреть, как мужчину привязывают за предплечья к ручкам кресла длинными кожаными ремнями – для «ограничения движения».
Можно только представить, что думали добровольцы в этот момент. На видеозаписях видно – приходили пышущие здоровьем парни с прическами по моде шестидесятых. Они согласились поучаствовать в исследовании, чтобы помочь науке и подзаработать немного денег, а тут какой-то сумасшедший ученый привязывал незнакомца среднего возраста к стулу! Но, может быть, так надо?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=53663638&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
