– Ну и чё?
– Через плечо. Кончай хамить и приходи в себя. А то прошу на нары – там никто не нальет.
– А это еще за что? – Небольшая часть мозга худо-бедно функционировала.
– За убийство, товарищ. На этап и вперед – небо в клеточку и друзья в полосочку. Я не шучу. Поговорим?
– Ну заходи, гостем будешь… – прохрипело похмельное создание и ввалилось к себе в квартиру.
Теоретически можно было перелезть. Но подобные упражнения без острой необходимости майор Платов не практиковал.
– Помощь нужна? – спросил Белинский.
– Отставить, – ухмыльнулся Никита. – Этот кент в квартире, кажется, один. Уж справлюсь с одиноким синяком.
Перед уходом он заглянул в холодильник на кухне, извлек початую бутылку французского коньяка. Много чести, но другого не было. Подобную практику майор применял редко, собственность граждан, даже мертвых, неприкосновенна. Он спустился по лестнице, дошел до соседнего подъезда, поднялся на тот же этаж. Звонок не работал, из-под дерматина вываливалась вата. Пришлось дубасить минут пять – предполагаемый свидетель успел уснуть. Он открыл с осоловевшей рожей, вытаращил глаза.
– Ты кто?
– Конь в пальто. Не зли меня, товарищ.
Майор решительно отстранил квартиросъемщика и прошел в квартиру. Жилец, что-то ворча, тащился следом. Квартирка, в отличие от той, что за стенкой, была тесновата, но мебель почти отсутствовала, поэтому пространство имелось. Видимо, в минуты алкогольного воздержания жилец догрызал обои – их осталось немного. На кухне – шаром покати, только запахи. Такая публика практически не ест, добывает калории из водки. Но все же интересно – сколько водки надо выпить, чтобы наесться? Когда он вернулся в «зал», фигурант уже свернулся на облезлой тахте и заливисто храпел. Пришлось стаскивать его, допуская минимальный контакт. Гражданин что-то вякал, бился об углы. Никакой пользы для общества это существо уже не представляло. Никита раздражался. Добренькими стали, много позволяем собственному населению. Спиваются, мрут как мухи. Репрессии нужны – принудительное лечение, трудотерапия, изоляция от общества и магазинов, чтобы мысль о выпивке даже в голову не приходила! Похмелье было ужасным, беднягу мутило и полоскало. Он мог и отравиться, некоторые симптомы на это указывали. Но в принципе початый коньяк товарища заинтересовал. Он потянулся к бутылке, как младенец к соске, но майор поставил заслон: только в обмен на беседу.
– А ты кто? – изумился алкаш.
Это становилось не смешно. Никита повторно показал удостоверение. Визави всматривался, сбив глаза в кучку, потом задал неожиданный вопрос:
– Бить будешь?
– Буду, – кивнул Платов, – и коньяк сам выпью. Держи, – он поставил на стол мутный стакан, плеснул на полтора пальца, – пей и отвечай на вопросы. Ответишь правильно – еще налью. Нет – поедем в ЛТП.
Упоминание лечебно-трудового профилактория ввергло гражданина в тихий ужас. Он скорчил жалобную мину, вылакал пойло, да еще и сморщился. Денатурат, видать, получше будет. ЛТП был отнюдь не санаторием – фактически зоной с драконьими правилами и жестким распорядком дня – хотя и находился под эгидой Минздрава. Пожалуй, единственное учреждение в стране, где людей меняли на корню.
– Зовут как? – спросил Никита.
– Меня? – изумился выпивающий.
– Нет, соседа. Давай без дураков, пока я добрый.
– Так это… – Человек задумался. Последняя стадия, когда с трудом вспоминается собственное имя. – Тимофей я… Тимофей, как его… Шаховский.
– Разобрались, – кивнул Никита. – С кем пил вчера, Тимоха?
Ответы приходилось вытягивать клещами. Тимофей таращился на коньяк и облизывался. Последние крохи разума подсказывали, что драться с офицером КГБ не дело.
– С этим, как там его, забыл… А, с Брунькой пил… Ну, точно, с Брунькой, он две поллитры принес, закуску еще какую-то…
Час от часа не легче. Бруньки – это почки березы, которые срезают весной и сушат в подвешенном состоянии. Говорят, незаменимое лекарство от множества болезней. Но майор не проверял. Множество болезней – это в будущем.
– А другое имя у этого Бруньки есть? – терпеливо выспрашивал майор. – Вспоминай, Тимон, не то осерчаю, и поедем делать из тебя человека – и учти, коньяк там тебе уже не предложат.
– Да бес его знает, есть, наверное, имя… Не помню. Брунькой его назвал – и баста…
– И часто этот товарищ посещает твои апартаменты?
– Чего? – Тимофей осоловело хлопал глазами. – А-а… Ну да, раза три уже был… Четкий мужик, выпить всегда приносит, закусить… Пришел как-то, улыбается, дескать, я с братишкой твоим в одной армейке служил, наказывал заглянуть к тебе в гости, проведать, как я тут… Я Сашку уж лет пятнадцать не видел, разбросала судьба, даже не знаю, где он сейчас, жив ли… Брунька говорит, что жив, живет во Владивостоке, передает горячий привет…
Никита лихорадочно размышлял. Если лет пятнадцать не виделись, то врать про брата можно что угодно, лишь бы знать, что таковой в природе существует. То есть некто под предлогом нагрянул к Тимофею, зная, что соседняя лоджия принадлежит семейству Лисовец. Будет вникать алкаш в подробности? Приходит добрый человек, поит, кормит, что еще надо? Мир не без добрых людей. Напоил Тимофея, тот вырубился – и делай что хочешь. За стенкой лоджии по вечерам курит Лисовец, и если заказчик вооружит шприцем, а у тебя есть элементарные навыки… Но почему так сложно? Можно в темной подворотне подойти, в подъезде столкнуться… Значит, есть причины. «Брунька» мог и не таиться от Лисовца, поговорить с ним – почему бы и нет? Возможно, Евгений Борисович и не чувствовал исходящей из-за стены угрозы… Мог ли Лисовец передавать секретную информацию? Снова же – почему бы и нет? Убийства Гаранина и Лисовца объединяет укол в шею. Это что, «фирменный знак» гражданина Старчоуса? Нет, причастность к этому делу Старчоуса пока не доказана…
Никита плеснул в стакан и продолжал задавать вопросы. Брунька появился вчера под вечер, выставил на стол аж два фуфыря, высыпал из авоськи горку плавленых сырков. Выпили. Вернее, Брунька лишь сделал вид, что выпил, и все это сокровище досталось Тимофею. Кажется, выпил все – как ни крути, рекорд. С такой дозы недолго и ноги протянуть. Возможно, на это гость и рассчитывал. Но рекордсмен выжил всем смертям назло, «железный» организм справился. Как и когда уходил его гость, Тимофей, разумеется, не помнил. Он выдул третью порцию коньяка и пока пребывал в «ремиссии».
– Брунька оставил? – кивнул Никита на распечатанную пачку «Столичных».
Мог и не спрашивать, не сам же купил. Он осторожно за уголки взял пачку, вытряхнул содержимое на стол, а пачку убрал в целлофановый кулек. Не в перчатках же Брунька ходил по дому. Тимофей без эмоций наблюдал за его действиями.
– Что знаешь о своем новом дружке?
Как и следовало ожидать, ничего. Одно лишь – мировой парень! Не то что эти голоштанные алкаши во дворе! Возраст… да хрен его знает, товарищ майор. Возраст как возраст. Тридцать, сорок, может, больше. Он же не археолог, чтобы возраст определять? Внешность… И в этом вопросе Тимофей безнадежно пасовал, жаловался на плохую память, на садящееся зрение. Еще бы не садилось от таких возлияний! Лицо как лицо, волосы как волосы. Но не патлатый, это точно.
– А, говорит он так смешно, – вспомнил Тимофей.
– Что значит – смешно? – насторожился Никита.
– Да хрен его знает, начальник, смешно, и все… – Тимофей начинал клевать носом. – Ну, не знаю, как объяснить, наши так не говорят…
Тимофей отрубился – рухнул носом в стол и безобразно захрапел. Никита уныло его разглядывал. Песенка зазвучала в голове: «Окончен бал, и ты упал лицом в салат, а за окном привычно вянет листопад…»
Ждать появления загадочного Бруньки, видимо, не стоило. В отличие от Тимофея, у него с мозгами все в порядке. Свидетель из соседа был, мягко говоря, неважный. Размышляя, Никита покинул квартиру, спустился во двор. Надо опросить местных жителей – могли видеть незнакомого мужчину. Машина с операми стояла во дворе. Хорошая работа у парней, главное, голову не надо загружать. Он подошел к машине, переговорил с капитаном Шамановым. Тот помолчал, впитывая скудную информацию, кивнул: сделаем, товарищ. И за квартирой ненавязчиво последим, и с людьми пообщаемся. Во дворе все было тихо, никакого ажиотажа. Подрастающее поколение на детской площадке, редкие прохожие. Возникло ощущение, что за ним наблюдают. Никита украдкой осмотрелся. Ничего необычного, мирная жизнь заурядного советского двора. Кусты, бойлерная, заросли криворуких кленов – масса мест, где можно стоять и не отсвечивать. Преступник вернулся на место преступления? И зачем ему это нужно? Убедиться, что дело сделано и можно отчитываться о проделанной работе? Труп ведь еще не увозили. Завиральная какая-то книжная версия…
Эксперт Корчак еще не уехал, сидел на подоконнике между этажами и дожевывал дежурный бутерброд, мурлыча под нос песенку. Увидев майора госбезопасности, сокрушенно вздохнул, и челюсти заработали активнее.
– Приятного аппетита, Роман Карлович. Все на бегу да на бегу… Держите. – Он вынул кулек с сигаретной пачкой и передал эксперту. – Проверьте на пальчики, может, повезет. Сомневаюсь, что они есть в картотеке, но чем черт не шутит. Отпечатки пальцев Тимофея Шаховского, в квартире которого я только что был, к делу прикладывать не надо. Пусть капитан Шаманов вызовет своего эксперта, и тот с кисточкой пройдет по квартире.
– О, в деле появился подозреваемый? – удивился Корчак. – Быстро работаете, Никита Васильевич, мои поздравления.
– Не без вашего посильного содействия, Роман Карлович. Но давайте без шума и суеты. Не надо будоражить обывателей.
– Понял. – Эксперт начал сползать с подоконника. – Все сделаем, коллега, ведь покой нам только снится, верно? Хотя, признаюсь по секрету, не помню, когда он в последний раз снился. Тело долго будете мариновать? Или мне самому вызвать работников специализированного учреждения?
– Не утруждайтесь, Роман Карлович, мы все сделаем сами. Гражданин Лисовец на нас не обидится.
…Члены группы маялись от безделья в чужой квартире, иногда высовывались в лоджию – проверяли, не сбежал ли потерпевший. Зинаида стояла у застекленного серванта и задумчиво разглядывала коллекцию фарфоровых статуэток.
– С возвращением, Никита Васильевич, – приветствовал начальника Белинский. – Рассказывай. Вижу по глазам, что сходил не зря. И, извини, не пора ли вызывать труповозку? А то уже как-то неприлично…
Они слушали, не перебивая, проявляли интерес.
– Бруньки какие-то березовые… – хмыкнул Яранцев. – Это он убил Лисовца, товарищ майор, точно он, и к бабке не ходи. Почему так сложно – вопрос правомерный, надо разбираться. Запутано все, убийцы разные, но орудие преступления такое же… Подождем заключения экспертов, но держу пари, его прикончили тем же препаратом… Звоню в морг, товарищ майор?
– Не гони…
Терзало что-то неясное. Еще этот взгляд во дворе… Он выглянул в лоджию. Тело лежало, укрытое простыней. Лоджия имела сравнительно высокое ограждение. С подъездной дорожки не увидишь, что происходит в лоджии. Можно отойти во двор, подальше, но вид закроют тополя с еще не облетевшей листвой. Наблюдатель во дворе, если таковой присутствует, точных выводов не сделает. Никита вернулся в квартиру, посвятил коллег в детали сумасшедшего плана. У Зинаиды от удивления вытянулось лицо. Она пробормотала: «Только без меня» и стала как-то таять в тумане. Смутился Олежка Яранцев, начал коситься на «тающую» Зинаиду.
– Стесняюсь спросить, Никита Васильевич, – пробормотал Белинский, – ты, вообще, в порядке? Человек умер, мы не можем выдать его за живого… Считаешь, что этот тип находится здесь? Даже если так… Почему он должен поверить? Двенадцать часов прошло, надо быть полным кретином, чтобы на такое купиться…
– Мы что-то теряем? – резко спросил Никита. – Да, безумие, недостойное нашей уважаемой организации. Логики и правдоподобия нет, совершенно верно, но давайте оставим эмоции и дадим шанс чуду. Не случались подобные вещи? Бывало, и в гробу оживали люди и в сознание приходили через тридцать лет летаргического сна. Главное, оживление, нездоровый ажиотаж, понимаете? Мне плевать, что о нас подумают! Если есть хоть маленький шанс… Нужен четкий план, расставить людей, связаться с Седьмым управлением…
Глава четвертая
Это было форменное сумасшествие. Как пошутил Олежка: заканчиваем, и все в психдиспансер – за справками. «Он живой!» – крикнули на лоджии. Захлопала дверь, замелькали головы. Минут через пять раздался вой сирены. Во двор вкатила машина «Скорой помощи», встала неподалеку от подъезда. Суетились люди в белых халатах, вытаскивая носилки. Останавливались прохожие, проявляли интерес. Носилки втащили в подъезд, женщина-врач с суровым лицом несла медицинский чемоданчик. Люди спрашивали у водителя: к кому приехали, в какую квартиру? Водитель лениво пожимал плечами. Бригада вторглась в квартиру, где им популярно объяснили задумку. «Товарищи, вы не охренели?» – ужаснулась врач «Скорой помощи». Ей шепотом объяснили, что «охреневшие» – сотрудники КГБ. Услышанное не впечатлило. Как будто сотрудники КГБ не могут охренеть! Она возмутилась, пообещала пожаловаться в горздрав. Почему она должна участвовать в каком-то дурнопахнущем спектакле? В городе полно людей, которым реально требуется медицинская помощь! Пусть каждый занимается своим делом! Пришлось прибегнуть к «профессиональному» убеждению. Женщина стушевалась, присмирела. Зинаида украдкой посмеивалась: а ведь гражданка права, Лисовец уже помер, а другие – еще нет… Представление в принципе удалось. «Больного» на носилках вынесли из здания. С головой не укрывали – вроде «живой», не положено. Мертвец был в кислородной маске, лица почти не видно, а то, что бледный, – так не бывает розовощеких больных… «Осторожнее несите», – покрикивала врач, она семенила рядом, держала капельницу. Пациента оперативно погрузили в машину. Подходили зеваки, интересовались, кто такой, из какой квартиры? Довериться оперативникам в эту минуту не могли, отогнали подальше. Сотрудники Комитета тоже не лезли, могли спугнуть потенциального преступника. Собралось не меньше дюжины зевак.
– Так это же Евгений Борисович из восемьдесят девятой! – ахнула женщина средних лет, похоже, местная общественница. – Господи, что с ним? В какую больницу вы его везете?
– Гражданка, отойдите, не мешайте! – сказала доктор. Ей было смешно, она насилу сохраняла серьезность. – Гражданину с трудом запустили сердце, думали, что он мертв, но есть слабые признаки жизни… Все, закрывайте! Сергей Афанасьевич, заводите машину, нельзя терять ни минуты!
– Куда вы его везете? – снова спросил кто-то.
Врачиха отмахнулась: пока сама не знает. В машине свяжется с диспетчерской, определят ближайшую больницу, где смогут принять тяжелобольного пациента…
Никита из окна кухни наблюдал, как «Скорая» уезжает со двора. Кучка людей осталась на тротуаре, вскоре они стали расходиться.
– Занавес, товарищи, – пробормотал Никита, отходя от окна. – Посходили с ума, и будет. Покидаем квартиру по одному, через пять минут все сидят в машине за домом. Дождемся докладов от «семерки» – и за работу. Пуcть милиция работает по гостю Тимофея. А мне вот стало интересно: где находился и чем занимался гражданин Лисовец в годы войны.
– Логично, – кивнул Белинский. – По возрасту он может сойти за залегшего на дно агента абвера.
Через несколько минут вся группа сидела в машине, стоявшей на задворках. Нервный смех переходил в нервную икоту. Олежку Яранцева пробило на черный юмор. «Сестра, ну, может быть, в реанимацию?» – «Нет, доктор сказал – в морг, значит, в морг». Многоканальная рация, встроенная в приборную панель, ожила через несколько минут.
– Старший лейтенант Чеплыгин, Седьмое управление, – донесся сквозь треск эфира голос. – Держимся на удалении от «Скорой помощи». Направляемся в сторону центра. За медиками следует легковая машина – светло-серые «Жигули» второй модели, государственный номер: 8621МСШ. Выехала из соседнего двора и безотрывно следует за «Скорой помощью». Но я бы особо не праздновал, товарищ майор – улица широкая, крупных ответвлений пока не было, здесь многие едут. Следуем, похоже, в городскую больницу номер четырнадцать. Была еще одна машина: «Москвич?408» сиреневого цвета, регистрационный знак: 2974МСД. Мелькала несколько раз, обогнала машину «Скорой помощи», затем отстала, свернула в переулок. Водитель вел себя странно.
– Что с пассажирами?
– В каждой машине только водитель. Минуточку, товарищ майор… кажется, «Москвич» опять появился…
Спустя четыре минуты Чеплыгин снова вышел на связь.
– «Скорая» въезжает в ворота 14-й больницы, товарищ майор. Решетчатая ограда по периметру… «Москвич» сиреневого цвета притормозил – словно водитель хотел убедиться, что «Скорая» точно туда заезжает… И двинулся дальше по улице. За ним следует наш второй экипаж, старший лейтенант Урганов. «Жигули» тоже здесь. Проехали больничную ограду, переулок, остановились у жилого дома. Водитель открыл капот и подливает масло в двигатель. Это мужчина лет тридцати пяти, на нем безрукавка, кепка, очки… Мы наблюдаем за обоими, товарищ майор. Ждите доклада от Урганова. Других подозрительных машин не было. Данные о госномерах уже переданы в оперативную часть, устанавливаются владельцы авто.
Нервозность усиливалась. Яранцев перестал травить анекдоты, размышлял вслух: может, курить начать? Говорят, успокаивает. Вон, Белинский курит – и хоть бы хны. Снова докладывал Чеплыгин: мужчина в кепке и безрукавке – по-видимому, гражданин Огарев Николай Алексеевич. Невзирая на фривольный вид, трудится ведущим инженером в организации, принимающей подряды от Метростроя. У него жена, трое детей. Он загнал машину в гараж недалеко от дома на Фрунзенской набережной, зашел по дороге в булочную и уже несколько минут находится в своей квартире на четвертом этаже. За домом установлено наблюдение.
Следом вышел на связь старший лейтенант Урганов. Он работал не один, коллега держал связь с управлением. Владельца сиреневого «Москвича» пока не установили – шла работа. Машина миновала Сокольники, взяла курс на Останкино. Водитель остановился на автозаправочной станции, залил бензин, рассчитался. Это был мужчина среднего роста без особых примет. Волосы скорее светлые, чем темные, обычного телосложения. Лицо скорее мрачное, чем жизнерадостное. Завершив заправку, он проехал полквартала, остановился у телефонной будки. Таксофон был занят – в будке щебетала смешливая девчонка лет семнадцати. Фигурант угрюмо на нее смотрел. Девчонке этот взгляд не понравился, скомкала беседу, фыркнула и убежала. Мужчина вошел в будку, закрылся. Старший лейтенант Урганов был уже тут как тут, мялся возле таксофона, выказывал признаки нетерпения. Фигурант повернулся к нему спиной, понизил голос. Различались лишь отдельные слова, вырванные из контекста. Потом субъект заспешил к машине, Урганову пришлось зайти в будку – в итоге чуть не упустили объект. Когда Урганов сел в машину, «Москвич» уже сворачивал за угол. Он ехал в район Бескудниково. Вскоре стало известно: владелец машины – некто Лацис Бруно Янович, уроженец Латвии, переехавший в Москву несколько лет назад. Работает по снабжению на одной из мебельных фабрик, семьи нет, четыре года назад уволился из армии в звании капитана. В Москве на улице Краснолиманской приобрел кооперативную квартиру, куда, судя по всему, сейчас и направляется…
– У него сильный акцент, товарищ майор, – поведал Урганов. – Я слышал, когда он по телефону говорил. Слова произносит гладко, но с таким забавным прононсом… Мы в Бескудниково, товарищ майор. Улица Краснолиманская, дом 29. Объект поставил машину у среднего подъезда и сейчас в него входит… Он здесь живет, товарищ майор. Что нам делать? Стоим в том же ряду, что его «Москвич»…
– Урганов, дорогой, а теперь не оплошай… – Голос срывался от волнения. – Это он, это тот, кого мы ищем… До квартиры провожать не надо, пусть уходит. Почует слежку – все сначала придется начинать… Минуты через три просто войдите в дом и убедитесь, что в подъезде отсутствует черный ход. Если он есть, отправляй туда напарника. Будьте на связи, мы выезжаем… – Он отключил рацию. – Виктор, заводи. Коротким путем – в Бескудниково…
Трясло, как на лютом морозе. Неужели сработало и все эти безумные представления – не такие уж безумные? «Смешно говорит»… Всего лишь прибалтийский акцент. А Тимофей допился до такого, что не понимает элементарных вещей! «Возраст как возраст, внешность как внешность…» Тут он прав, фигура без харизмы. А вот русское слово «брунька» – действительно смешно. Нет в его имени ничего русского. Разве только адаптировать – а потом забыть, как звучало изначально. Не чересчур ли самоуверенный товарищ – представляться настоящим именем? Не предугадал, что выйдут на эту квартиру? Значит, ума не такая уж палата…
– Ну ты даешь, товарищ майор… – восхитился Белинский, выводя служебную «Волгу» из дворовых лабиринтов. – Снимаем шляпу, как говорится. Ты уже не такой сумасшедший, как час назад.
– А что, гениальная идея – выдать мертвого за живого… – захихикал Олежка. – Все ведь гениальное сначала выглядит безумным?
Зинаида с уважением посматривала на начальство. В самом деле, от смешного до великого – один маленький шаг… «Волга» пробивалась на север столицы лабиринтами запутанных улиц. Широкие проспекты сменяли узкие проезды. Алела наглядная агитация. «Все, что наметила партия, – выполним!», «Наш девиз – работать качественно, эффективно!» Бесконечные лозунги на красном фоне стали украшением улиц – за неимением других украшений. Старший лейтенант Урганов на связь не выходил, значит, Бруно Лацис сидел дома.
«Волга» красиво вписалась в поворот, въехала во двор. Здесь было два проезда: ближний, вдоль соседней пятиэтажки, и дальний, за сквером с детской площадкой – вдоль здания, в котором проживал гражданин Лацис. «Волга» отправилась к ближнему проезду, медленно ехала по асфальтированной дорожке. Напротив второго подъезда Белинский прижался к краю полосы. Личный автотранспорт был доступен далеко не всем гражданам, мест хватало. Пассажиры дружно повернули головы. Теоретически (если окна выходили во двор) фигурант мог их засечь. Но в реальности вряд ли – закрывала зеленая зона. На площадке резвилась детвора – цветы чьей-то жизни. Из всех присутствующих лишь Белинский имел сына, да и тот учился в суворовском училище, неделями не видя родителей. Сиреневый «Москвич» стоял на обратной стороне сквера – у входа в подъезд. Грязно-серые «Жигули» наружки – через пару авто. Мужчина вышел из подъезда, решительно зашагал к припаркованным машинам. Екнуло сердце – не видел никогда этого душегуба. Субъект со светлыми волосами, неплохо сложенный – он направлялся именно к «Москвичу». Выбрался из «Жигулей» невысокий сотрудник с темными волосами, окликнул Лациса. Тот встал как вкопанный. Вышел второй, обогнул капот, оба направились к предполагаемому преступнику. Первый предъявил удостоверение, начал что-то говорить. Видимо, предлагал проехать с ними. Это было ошибкой. Но кто же предполагал, что субъект играючи справится с обоими! Лацис сделал вид, что расстроен, опустил руки. И вдруг заработала мельница! Сотрудник получил в челюсть, отшатнулся. Второй попятился, стал вытаскивать табельное оружие из подмышечной кобуры. Лацис бросился к нему, ударил в живот, и парень мгновенно забыл, что хотел сделать. Мелькали конечности, брызгала кровь из рассеченной кожи. Сотрудников Седьмого управления учили не этому! Незадачливый работник повалился на землю, завыл от боли. Первый еще пытался что-то сделать, схватил за ногу Лациса – тот уже готовился к рывку. Преступник споткнулся, но устоял, вырвал ногу и ударил ею парня в бок. Тот застонал, свернулся в позу зародыша. Пассажиры «Волги» обомлели. Все произошло за считаные мгновения. Ахнула пенсионерка с сеткой, проходящая мимо. Сетка выпала из ослабевшей руки. Разбилась бутылка кефира, выпала и запрыгала по асфальту плетенка. Лацис со всех ног удирал к своей машине. У подъезда корчились и пытались встать оплошавшие сотрудники. Дрожащая рука одного из них вытаскивала пистолет, но он застрял. Олежка Яранцев, чертыхаясь, стал выбираться из «Волги».
– Куда? – спохватился Никита. – Сиди, не успеешь!
Но тот не слышал или плохо соображал. Служебный долг звал в дорогу. Олежка перемахнул бордюр, побежал наперерез, через сквер, сразу же увяз, поскользнулся на сырой земле.
– Всем оставаться на месте! – рычал Никита.
Не хватало еще остальных потерять. Преступник в несколько прыжков добрался до машины, ухитрился мгновенно ключом открыть дверцу. Отзывчиво завелся двигатель – за машиной явно ухаживали. Двое так и не смогли подняться – ладно хоть живы. Яранцев ломился через детскую площадку, пугая ребятню. Гавкала болонка, вилась кругами вокруг Олежки, норовила тяпнуть за ногу. Дружно гомонили дети и их родители. Момент был незабываемый. «Москвич» резко вывернул с парковочного места, едва не зацепив соседнюю машину, помчался, разгоняясь, сделал вираж на повороте, уходя за угол. Белинский по команде начал движение, закусил от напряжения губу. На заднем сиденье как-то сладострастно дышала Зинаида, тоже волновалась. Олежка Яранцев запоздало выбежал на дорожку, растерянно завертелся, потом бросился помогать Урганову. Но тот лишь отмахнулся – без тебя, мол, коллега, на душе паскудно. Яранцев что-то заорал, бросился бежать в конец дома, чтобы исправить свою ошибку. Его подбирать не стали, только время бы зря потеряли.
– Извини, приятель, – пробормотал Белинский, вписываясь в очередной поворот. – Кто не успел, тот опоздал…
Яранцев остановился, досадливо махнул рукой и пошел помогать пострадавшим коллегам. Не сказать, что отряд не заметил потери бойца, но беспокоило другое. Лацис петлял по межквартальным проездам, автомобиль вилял багажником, как виляет бедрами падшая женщина.
– Не пори горячку, Виктор, – процедил сквозь зубы Никита. – Он нас пока не засек. Он же не знал, что будет вторая машина. Держись подальше, но не упускай из виду. Проводим гражданина, куда он там собрался, потом по-тихому возьмем.
За параллельным проездом ушли влево, проехали вдоль кленовой аллеи и ограды детского сада. «Волга» пошла резвее, вписалась в очередной поворот. Осталась за бортом школьная хоккейная коробка, напротив – футбольное поле. «Москвича» закрыл фургон с надписью «Хлеб» – водитель пытался протиснуться по узкому проезду. Белинский поддал газу. «Москвич» потерялся из вида. Но снова возник – он шел на бодрой скорости мимо районной поликлиники. До выезда на дорогу, огибающую район, оставалась пара сотен метров. Лацис вел машину ровно – и немудрено: выезды на трассу изобиловали гаишниками.
– Не приближайся, – предупредил Никита, – «Волга» – не самая ходовая марка в нашей стране, простые смертные на них не ездят. Засечет – натворит беды на дороге…
Лацис явно ехал на Кольцевую, в направлении Дмитровского шоссе. Решил сделать ноги из столицы? Это было логично. Гудели, изрыгая чад, автомобили на широкой дороге. Шла колонна самосвалов, ехали пассажирские автобусы. «Волга» не отставала от объекта, их разделяли несколько машин. Вблизи стационарного поста госавтоинспекции Лацис пошел на хитрость – занял левую полосу, и тяжелый самосвал прикрыл его от бдительных взоров инспекторов. В принципе, разумно – пострадавший Урганов наверняка выслал ориентировку. Маневр удался, «Москвич» остался на левой полосе, поехал с ускорением. Белинский, нарушая правила, обогнал по правой полосе вяло ползущий тихоход – и тоже не стал перестраиваться. Вряд ли Лацис уделял внимание соседним полосам. Заработала рация. В эфире объявился старший лейтенант Урганов. Парень прерывисто дышал – ничто на земле не проходит бесследно.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71596636&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
