Затем Рози вернулась к своему ноутбуку и вбила в поисковую строку “Эдвард Сен-Сир”.
В Википедии значилось, что Эдвард родился в 1946 году и был единственным внуком десятого барона Манди. Вырос в семейном поместье Сен-Сиров, в 1970?х годах недолго пробыл в Греции, Лондоне и Калифорнии, где основал две провальные рок-группы, затем перебрался к матери в небольшое поместье под названием Эбботсвуд, к югу от Кингс-Линн, где организовал пару скандальных рок-концертов, а позже и второй по популярности литературный фестиваль в Норфолке. Был женат и разведен трижды, вторая жена была няней детей от первого брака. В этом месте в статье давались ссылки на газетные заметки о скандале, их Рози проигнорировала. Эдвард входил в советы различных благотворительных организаций, две из которых боролись с наркотиками, а одна поддерживала беженцев в Греции.
Раз уж она начала, Рози почитала и про нынешнего лорда Манди. Хью был сыном Ральфа, одиннадцатого барона, который, в свою очередь, был племянником деда Эдварда, десятого барона, умершего без наследников мужского пола. То есть Хью и Эдвард Сен-Сир приходились друг другу двоюродными братьями. Сэр Саймон снова оказался прав. Рози подумала о собственной семье. У нее было множество двоюродных и троюродных братьев и сестер, некоторые жили в Нигерии, некоторые в Техасе и Нью-Йорке, а некоторые в Пекхэме, на юге Лондона. Благодаря социальным сетям и бесчисленным семейным чатам, созданным ее мамой и тетушками, она не могла не знать, кто чем занимается: “отличники” (одной из них была Рози), “плохие парни”, пасторы, финансовые вундеркинды, технические гуру поколения Z, молодые родители (“Вот видишь, Рози?” – говорила мать) и те, кто, к тихому отчаянию ее матери, пытались наладить собственную жизнь, прежде чем плодить новых Ошоди. Конечно, это не то же самое, что “древняя норфолкская аристократия”, но большая семья – да, об этом она знала не понаслышке. И да, если бы что?то случилось с одним из них, ее мама обязательно хотела бы знать.
Последующий поиск по картинкам выдал фотографии высокого стройного мужчины с кожей цвета чая с молоком, острым носом, румяными щеками, прямыми густыми бровями и глазами такими же голубыми и пронзительными, как у королевы.
На более ранних фотографиях молодой Эдвард меланхолично подпирал белые стены, увитые бугенвиллеями: босой, в джинсах клеш и выцветших футболках, в сопровождении женщин в мини-юбках с прическами а-ля Брижит Бардо. Позже, запечатленный с вереницей стройных блондинок в облегающих платьях, он, похоже, отдавал предпочтение розовым и фиолетовым пиджакам, балансирующим на грани китча.
Судя по последним снимкам, Эдвард затем перешел на более непринужденный деревенский стиль: вощеная куртка поверх джинсовой рубашки, потертая шляпа трилби и хлопковый шарф с бахромой, подчеркивающий цвет глаз. Благодаря выдающимся бровям и крупному носу его лицо могло бы выглядеть устрашающе, но когда Эдвард демонстрировал яркую, белоснежную, небританскую улыбку, его харизма мгновенно привлекала внимание, даже на фотографиях, где полированная медь волос выцвела до бледного золота.
На самой свежей фотографии, которую Рози удалось найти, он стоял у капота старого лендровера “Дефендер”, выкрашенного в розовый, а у его ног сидели три собаки. Сен-Сир облокачивался на открытую дверь автомобиля, и на мизинце левой руки отчетливо виднелся перстень с печаткой. Рози передернулась.
Глава 3
Королева поужинала в столовой со своей фрейлиной, а затем Филип позвонил ей из постели.
– Мне сказали, что Неда Сен-Сира кто?то порубил на кусочки. Что, черт возьми, произошло? – В его голосе слышалось потрясение, но ему явно стало лучше.
– Не совсем так. Пока нашли только один кусочек. – Королева наслаждалась вечерним виски в салоне с фрейлиной, перед тем как отправиться в постель.
И кто ему сказал? Сплетни распространялись среди слуг со скоростью лесного пожара и имели тенденцию мутировать, как при игре в испорченный телефон. Бог знает, о чем судачат сейчас в служебном крыле.
– Помнишь Белый бал, который они с Патриком закатили здесь для твоей матери?
Королева помнила. Это было в начале шестидесятых, когда они с Недом еще виделись регулярно. Неду, вероятно, было не больше двадцати, но он и его дядя Патрик уже были партнерами по организации мероприятий для высокого общества примерно в пяти графствах. Идея бала в Сандрингеме выросла отчасти из “Черно-белого бала” Трумена Капоте в Нью-Йорке, а отчасти из портретов принцесс кисти Франца Винтерхальтера, который изобразил женщин в романтической манере: в белых платьях с открытыми плечами и с роскошными кринолинами. Напротив стула, на котором сейчас сидела королева, висел такой портрет молодой королевы Виктории. В тот вечер мама блистала, словно кинозвезда, в нескольких слоях тюля цвета слоновой кости. Нед приложил огромные усилия, чтобы украсить дом цветами из знаменитого белого сада в Ледибридже, а также искусными бумажными орнаментами, которые смастерил сам и развесил в каждом зале. Ночь была волшебной… пока перепившего гостя не стошнило в один из роялей, но едва ли в этом можно винить Неда.
– Тот рояль несколько месяцев не могли потом настроить, – проворчал Филип. – Или лет. Нед вечно во что?то встревал. Он ведь мертв, я полагаю?
– Я поднимусь, – сказала королева.
Это был не телефонный разговор, тем более здесь, когда ее внимательно слушала фрейлина, а у двери стоял лакей.
По пути наверх она представляла мать Неда, роскошную Джорджину – старшую сестру Патрика, – спускающуюся в тот вечер по этой самой лестнице в бархатном платье от Диора. В пятидесятые и шестидесятые годы Джорджина была частым гостем в Сандрингеме. Она была одного возраста с королевой, звезда своего звездного поколения. Джорджина ездила верхом, занималась фермерством, поддерживала сад в соответствии с международными стандартами, коллекционировала современное искусство (она одной из первых заметила потенциал молодого художника по имени Дэвид Хокни), выглядела одинаково модно в парижском кутюре и в кардигане с кармашком для секатора. Однажды она остроумно объединила несколько своих увлечений и решила позировать для портрета в бальном платье верхом на своем любимом скакуне в гостиной Ледибриджа. Нед, единственный ребенок, обожал ее безмерно, а Джорджина была очень вовлеченной в процесс воспитания матерью. Королева пыталась следовать ее примеру, но частые разъезды оставляли меньше возможностей уделять внимание детям, поэтому иногда она немного завидовала их отношениям.
Филип сидел, приподнявшись на подушках. Выглядел он гораздо менее серым, чем сегодня утром. Деревенский воздух уже пошел ему на пользу.
– А, здравствуй, Капустка. Итак. Как я и говорил, мы предполагаем, что его нет в живых?
– Трудно представить другое развитие событий, – согласилась она.
– Удивительно. Нед был одним из самых живых людей, что мне доводилось встречать.
Королева подошла и присела на край кровати, но у нее заныло бедро, и она согласилась на предложение Филипа занять соседнее кресло.
– Разумеется, мы знаем, кто за этим стоит, – сказал Филип.
– Разве?
– Кто?то из родни.
– Мммм, – откликнулась королева, как обычно в тех случаях, когда была не совсем согласна.
– Яснее ясного. Кстати, дать тебе платок? Нос у тебя светится, как маяк на скалах.
– Нет, спасибо. Я справлюсь.
– Дело всегда в родне, так или иначе. Мне было жаль его женушек. Понятно, почему никто с ним не остался. Нед задрал половину юбок в этой стране. – Герцог задумался. – Или задолжал кому?нибудь. Ему нравилось создавать впечатление, что он кормится с земли, но Эбботсвуд абсолютно безнадежен в плане сельского хозяйства. Слишком много лесов и болот. Я иногда задавался вопросом, как он платит за обогрев своей чудовищной розовой виллы. Мы пролетали ее сегодня утром, ты обратила внимание?
– Да. Мне она всегда казалась довольно симпатичной, – призналась королева.
– Розовый – саффолкский цвет, – возразил герцог. – Видела оленей на газоне?
– Да, весьма неожиданно.
– Прямо к дому подошли. Наверняка сжевали все на своем пути. Одному богу известно, что они там делают. Наверняка очередное безумное начинание Неда. Помнишь рок-концерты? Коммуну? А тот треклятый книжный фестиваль, из?за него еще пробка была на половину графства, пока совет[6 - Британские графства управляются выборными советами.] не прикрыл эту лавочку. Его имя вечно мелькало в газетах из?за какого?нибудь очередного нарушения. Не знаю уж, что он опять пытался сделать и кто хотел ему помешать. Я… – Тут Филипа разобрал кашель и какое?то время он трясся на подушках.
Но королева заметила, что, когда муж пришел в себя, взгляд его уже затуманился, и не только болезнь заставила его сделать паузу, прежде чем продолжить:
– Боже, Лилибет, человека расчленили. Как скотину, – герцог будто только сейчас осознал происходящее. – Что же с ним сделали?
В гардеробной Кларенс-хауса недалеко от Букингемского дворца, где он просматривал предложения своего камердинера по вечернему платью, принц Уэльский поприветствовал лакея с телефоном (он не признавал мобильников) и принял звонок от принцессы.
– Чарльз у телефона, – объявил он твердым голосом.
– Кто же еще, – подобно их отцу, принцесса Анна не терпела глупых формальностей. – Послушай, ты уже знаешь про руку с пляжа?
– Нет. Какого пляжа?
– В Снеттиншеме. Нашли вчера, сегодня утром опознали. Только что передали в новостях. Нужно подбодрить маму. Только этого ей не хватало.
– Что за рука?
– Неда Сен-Сира. Сына Джорджины Сен-Сир. Того ужасного мальчишки, который гонял тебя вокруг обеденного стола в Сандрингеме.
– Ничего он не гонял, – запротестовал Чарльз.
– Еще как гонял. В любом случае, он мертв. Или, по крайней мере, лишился одной из конечностей.
– Известно, как он погиб?
– Полагаю, есть какая?то связь с тем, что ему отрубили руку, – язвительно ответила Анна. – Если верить новостникам, он пропал несколько дней назад. Бедная Астрид будет раздавлена.
– Какая Астрид? Почему? – уточнил Чарльз, еще не успев усвоить новости. Анна, как всегда, была на десять шагов впереди и замедляться не планировала.
– Астрид Вестовер. Невеста Неда, она сообщила о его исчезновении.
– Он снова собирался жениться? – Чарльз много лет не видел Неда и имел самое смутное представление о его семейных обстоятельствах.
– Да. В третий раз. Знакомая Зары. Занималась конным спортом. Хорошая посадка, но руки ни к черту. Мы с ее матерью вместе были в “Пони-клубе”, миллион лет назад, – объяснила Анна. – Интересный персонаж эта Астрид. Ей еще нет и сорока – она младше старших детей Неда. Зара говорит, что она инфлюенсер, что бы это ни значило.
– Хотелось бы думать… кто?то вроде меня. Возможно, – предположил Чарльз, понимая, что они уходят от темы.
– Поверь мне, ты уж точно не инфлюенсер и никогда им не станешь.
– Точно?
– Будь уверен, этот титул тебе не светит. Зара объясняла что?то про инстаграм, фильтры и фотографии завтрака.
– Завтрака? И это кому?то интересно? – Чарльз вспомнил съеденное утром вареное яйцо. Может, они пишут натюрморты с завтраками? Любопытно.
– Очевидно, это было интересно Неду. Хотя Астрид больше по лошадям. Когда?то давным-давно он пытался зазвать меня на свидание, представляешь? – задумчиво добавила принцесса.
– Неужели?
– Говорил, увезет меня на Корфу и покажет настоящую жизнь. Секунд на тридцать я даже задумалась. Нед водил “порш-спайдер” и думал, что он Джеймс Дин. При нужном освещении они были даже, пожалуй, немного похожи.
– Но ты отказала?
– Разумеется! Я один раз села в тот “спайдер”, клянусь, думала не переживу эту поездку. Фамильная черта.
– Разве?
– Конечно. Вспомни его бедного дядюшку Патрика в “кобре”. В общем, мама наверняка жутко расстроена. Как я и сказала, надо ее подбодрить. Не стоит упоминать о Неде, просто быть рядом. Подумала, стоит тебя предупредить.
– Спасибо. – Чарльз сделал мысленную пометку быть повнимательнее с матерью. – Кстати, что думаешь про расшитое шервани[7 - Шервани – длинный пиджак, который ассоциируется в основном с индийской аристократией. В современном виде этот предмет одежды возник в Британской Индии.] на после обеда? Шелк и кашемир. Выглядит статусно, к тому же очень удобно.
– Ужасная идея. Папа устроит тебе кромешный ад. Не стоит.
Чарльз с сожалением посмотрел на мерцающую перед ним ткань глубокого синего цвета. Наверное, Анна права. Когда он будет командовать в Сандрингеме, в дресс-коде произойдет революция, которой позавидовал бы сам Бо Браммелл[8 - Джордж Брайан “Бо” Браммелл (1778–1840) – английский светский лев, известный денди эпохи Регентства.]. Чарльз рассеянно положил трубку и вернулся к делам.
В тридцати милях от Сандрингема дочь нынешнего барона Манди, Флора Осборн, созерцала результаты своих трудов в комнате для цветов Ледибридж-холла. Она потянулась через корзинку с несколькими длинными веточками остролиста и пучками свежесрезанной омелы, чтобы ответить на звонок, – телефон лежал подальше от брызжущего во все стороны крана.
– Валентин! Все в порядке?
– Ты занята? – спросил брат, и Флора прижала телефон к уху плечом.
– Немного. Как раз заканчиваю с композицией для Длинной галереи. Всегда в итоге оказывается нужно в шесть раз больше зелени, чем я рассчитывала.
– Слышала про кузена Неда?
– Нет, а что? Объявился? Я уже начала волноваться.
– И не зря.
Лицо Флоры омрачилось, когда она услышала новости о руке. Она положила остролист, который держала в руках, и вся обратилась в слух.
– Они знают, где ее сбросили в воду? – голос был низким, во рту пересохло. Флора не понимала, радоваться ли тому, что полиция пока знает совсем немного.
– Я вот думаю… – запнулся Валентин. – Должен ли я им сказать? Про нас? Я имею в виду, что это выглядит довольно…
– Нет, – отрезала Флора. – Их не касается, что и где мы делаем. Совершенно.
– Ну, если ты так говоришь.
– Я уверена.
– Если полицейские спросят, – нерешительно начал он, – наверное, я могу просто сказать… Ну, то есть… скрывать нам нечего.
– Конечно, – согласилась Флора. – Но они не спросят, с чего бы? Я только в июне с ним познакомилась. Да и ты тоже, полагаю.
– Это да, но я…
– Ничего не говори, – настаивала Флора. – Не нужно делать работу за полицейских. А теперь давай перейдем к более приятной теме. Ты же поедешь с нами тридцатого, да? Останешься здесь на ночь? Точно не хочешь приехать на Рождество к нам? Мы всегда рады, ты же знаешь. Вам обоим.
На том конце провода раздался лающий смешок:
– Нет, не думаю, что мы приедем. У Роланда на меня планы. У нас забронирован столик в “Клэридж”. Роланд говорит, у него для меня сюрприз.
– Думаешь…
– Я ничего не думаю, Флоретт. Если будут новости, я сообщу при встрече. Ладно, иди развлекайся со свей зеленью. “Пока Бирнамский лес не выйдет в бой на Дунсинанский холм…”[9 - Здесь и далее перевод М. Л. Лозинского.]
Флора нахмурилась:
– Разве Макбет не погибает в следующей сцене?
– Я скорее про эстетическую сторону. Масштаб твоих проектов всегда поражает.
– Валентин? – Впервые голос ее не был полон уверенности. – Как думаешь, ничего, что мне полегчало? Я только что поняла. Я что, дурной человек?
– Ничто на свете не сделает тебя дурным человеком, – откликнулся брат. – Передавай девочкам привет от меня. Как наш старик, кстати?
– Все еще не очень. Из него будто весь дух вышибли. Сегодня еще хуже. Просидел в часовне целую вечность. Честно говоря, про Рождество мне и думать страшно.
В голосе Валентина звучала нежность:
– Уверен, тебе удастся всех развеселить. Мама оставила рецепт. Осталось только добавить твою собственную изюминку.
