Михаил Дорин "Афганский рубеж 2"

Внимательно посмотрев на уставшую Галю, я понял, что трудотерапия прошла успешно. Ей теперь не до интима.

– Знаешь, Клюковкин, я устала. Плохая у тебя игра, – бросила стирать мою футболку Галя.

– Да, что-то не очень получилось. Может, в следующий раз лучше получится? – спросил я, когда Галя сняла фартук и начала собираться.

– Нет. Я же сказала, что устала! Больше никаких игр.

– Понял. Жаль, – прошептал я и вышел из ванны.

Собиралась Галина долго и тяжело. Рубашку смогла застегнуть только с пятой попытки. Ещё и ноги дрожали.

– Как после марш-броска, – выдохнула Галя.

Когда ж она его бегала? Час тряпкой поработала и уже на ногах не стоит.

– Не доиграли мы с тобой…

– Да ну, эти твои игры! Не знаю, что тебя в них возбуждает. Я устала только от роли уборщицы, – махнула рукой Галя и пошла в коридор.

Через минуту дверь хлопнула, возвестив об уходе гостьи. Думаю, что она больше не придёт. Возможно, найдёт себе другого парня «для встреч». Но уж точно никогда не будет в ролевые игры больше играть.

Наутро я облачился в парадную форму и вышел на улицу. Построение полка было назначено на 8.30. Для этого даже запланировали полёты в ночную смену сегодня. Неужели, из-за меня одного?

Пока шёл по улице, ловил на себе изучающие взгляды.

– Ты смотри! Красавец, Сашка! – сказала сидящая на скамье женщина.

– Ага! И медаль есть, – поддерживала её другая.

Галина Петровна поприветствовала меня с порога Военторга и попросила обязательно зайти к ней после построения.

– Сашка, я ж не знала, что ты орденоносец! Конфеток насыплю тебе, – махала мне Петровна, утирая платком слезу.

– Это медаль. Зайду обязательно.

– Внучку поможешь с докладом о литературе? – крикнула она мне вдогонку.

– Обязательно.

Кажется, я начинаю понимать, что такого в Саше Клюковкине находят женщины. Он всем помогал. Там починит, здесь подскажет, тут придержит. Плюс симпатичный и ласковый с девушками.

А вот на военную службу его не хватало. Не был он прилежным офицером. Отсюда и неудачи в полётах.

Через 15 минут я стоял в строю своего нового подразделения. В моей эскадрилье Ми-24 ещё совсем мало народа. Помимо комэска и начальника штаба, только я, два командира звена, три лётчика-оператора и несколько лейтенантов, прибывших с ускоренного выпуска. Думал, что их пришлют ближе к осени, но они уже стоят со мной в строю.

– Сань, медаль «За отвагу» за что получил? – спросил у меня командир одного из звеньев.

– В Панджшере операция была.

– Молодцом. Высокая награда. А сейчас какую дадут? – спросил он.

– Хорьков не сказал.

– Эх, везёт вам. Батыров вон и вовсе Героя получил. Может тоже напроситься в Афган?

– Из-за наград? – удивился я.

– Ну да. Ничего ж сложного там нет, верно?

– Абсолютно. Убить только могут, – ответил я.

Командир звена удивлённо посмотрел на меня. Будто я его пугаю и специально отговариваю ехать.

– В бой сильно рвёшься? Обычно в цинке таких привозят домой. Зато орден дадут. Сто процентов говорю тебе! – добавил к моим словам комэска.

Грубовато с его стороны, но смысл правильный. От войны не бегут, на неё и не просятся. Это изречение, к сожалению, очень часто забывают.

На плацу появился Хорьков и член Военного Совета Доманин. После доклада и приветствия, два полковника поднялись на трибуну.

– Товарищи, исполнение интернационального долга – наша общая обязанность, – начал говорить Доманин.

В своей речи он вспомнил и подвиги в Великую Отечественную, и уже новых героев, которые отметились в Афганистане. Упомянул и Батырова.

– Своим примером старший лейтенант Батыров показывает правильность борьбы за коммунистические идеалы. Важность помощи афганскому народу неоспорима, – продолжил Доманин вещать с трибуны.

Когда дело подошло к окончанию речи, член Военного Совета объявил о начале награждения.

На центр вынесли стол, где были разложены красные и серые коробочки. Похоже, не только меня будут награждать. Мой новый комэска шепнул мне, что несколько человек из инженерно-технического состава приехали домой вчера вечером в отпуск. Вот им и вручат здесь награды.

Доманин и Хорьков спустились с трибуны. Замполит полка достал папку и подошёл к микрофону.

– Указом президиума Верховного Совета СССР, за самоотверженные действия и мужество, проявленные при исполнении интернационального долга на территории Демократической Республики Афганистан, наградить лейтенанта Клюковкина Александра Александровича орденом Красной Звезды, – громко объявил замполит.

Я вышел из строя и направился для получения награды. Строевым шагом подошёл к Доманину и доложил согласно Уставу.

– Поздравляю, товарищ Клюковкин. Рад, что мы в Вас не ошиблись. Вы настоящий пример того, как человек служит Родине, – пожал мне руку член Военного Совета.

Доманин протянул мне открытую красную коробочку, в которой и лежал орден.

В груди слегка всё сжалось. Одно дело видеть этот орден на картинках и памятниках. Совсем другое – получать его за заслуги. Орден Красной Звезды представлял собой пятиконечную звезду рубиново-красного цвета. В середине ордена помещён щит с изображением фигуры красноармейца.

Хорьков стоял рядом с кривым лицом. Не очень он рад подобному поощрению в мою сторону. Рукопожатия я не ждал от него.

Только я собрался вытянуться в струнку, как меня остановил Доманин.

– Погодите, Клюковкин. Иван Николаевич вам ещё руку не пожал.

Как тут передёрнуло Хорькова, надо было снимать на камеру.

– Поздравляю, – сквозь зубы произнёс полковник.

Нехотя, но Иван Николаевич протянул мне руку.

– Служу Советскому Союзу! – ответил я.

Глава 6

Торжественное построение закончилось только через полчаса. Доманин не мог не произнести красивую речь. В ней он и призвал всех служить и работать на благо Родины. Будто до сегодняшнего дня мы это делали ради себя любимых.

– И готовимся! Враг не дремлет. Он уже рядом. Нельзя допустить создания проимпериалистического плацдарма военной агрессии на южных границах Советского Союза… – продолжал вещать с трибуны член Военного Совета.

Меня мотивировать было не нужно. Для себя я обозначил принципы ещё в прошлой жизни. Раз я принял присягу на верность Родине, то буду нести этот крест до конца.

Да, в данную минуту моя страна зовётся Советский Союз, а мой реципиент присягал на верность народу этой страны. Я же не отделяю от России ни одну из республик. Это всё русский мир.

Как только закончил говорить Доманин, я закончил размышлять о присяге. Ко мне подошли сослуживцы и поздравили с награждением. Многие удивлялись, что меня поощрили. Кто-то даже признался, что подумал о моём увольнении с сегодняшнего дня. Не все ещё привыкли, что Клюковкина могут поощрить, а не наказать.

Я пообщался с техниками и инженерами, которых сегодня тоже награждали. Интересно было вспомнить жаркие дни в Баграме. Хоть и не всегда они были приятные.

Работа у технического состава на аэродроме адская. Порой сам видел, как парни валились с ног от усталости. Что уж говорить – мы довольно часто помогали им готовить вертолёт к повторному вылету, поскольку надо было быстрее лететь на задачу. Люди в горах ждать не будут. Им нужны и боеприпасы, и еда, и вода. А кто, кроме нас это всё доставит?

– Саш, нам сказали, что ты на «крокодилы» пересаживаешься? – спросил у меня один из техников, натирающий платком свою медаль «За боевые заслуги».

– Да. Повышение! – улыбнулся я и гордо задрал голову вверх.

– Ты ж смотри, там в кабине Батырова не будет. Помогать некому, – заметил другой.

– Я и сам прекрасно летаю. Могу с собой в кабину взять, если не боитесь.

– Нет-нет-нет! То, как вы с Батыров летали в Афгане, никаких нервов не хватит. Я вообще удивлялся, как после стольких передряг и попаданий вы умудрялись до аэродрома долетать. Там не фюзеляж, а дуршлаг! – продолжал удивляться один из техников.

Похоже, у всех сложилось мнение, что всю работу в кабине выполнял Димон. Ничего в этом страшного нет. Зато никто не подумает, что у Батырова есть проблемы, а значит, и под сомнение не поставят награждение его звездой Героя Советского Союза.

– Лейтенант Клюковкин, ко мне! – услышал я зов Хорькова, который стоял рядом со служебным УАЗаом Доманина.

Я спокойно подошёл и доложился, как велит мне Устав. Замполит Доманин обрадовался моему появлению.

– Иван Николаевич, а что у лейтенанта теперь за должность? Вы же продвигаете по службе офицеров, выполнявших интернациональный долг?

– А Клюковкина тоже надо продвигать? – удивился Хорьков.

Доманин сощурился, всем своим видом показывая, что он шокирован услышанным.

– Вы что, не получали телеграммы?! Уже, как несколько месяцев имеется соответствующее распоряжение из Москвы. Служивших в Афганистане продвигать на вышестоящие должности в приоритетном порядке. Это выполняется у вас?

Иван Николаевич зашёлся долгим кашлем. Наверное, бумага такая ложилась ему на стол.

– Лейтенант Клюковкин назначен на должность командира вертолёта и сегодня убывает в Центр боевого применения и переучивания личного состава Армейской Авиации.

– Это хорошо. Командир вертолёта – это уже ступень выше. Справитесь, Сан Саныч? – положил мне на плечо руку Доманин.

Хорьков сжал губы от недовольства. Ответь я сейчас «конечно» и разговор можно заканчивать. Но пока есть возможность, нужно себя проявлять. Тем более, тут такие люди рядом!

– Товарищ член Военного Совета, ничего сложного для меня нет. Любая задача по плечу. Школа, пройденная за эти месяцы, поможет в освоении новой для меня техники. А вообще, боевой опыт надо бы и передавать. Сначала в экипаже, а потом…

– Зачем потом?! Сразу! Не надо медлить! – воскликнул Доманин и повернулся к Хорькову. – Иван Николаич, а правда, чего это Клюковкину в командирах вертолёта ходить. Надо проработать вопрос по назначению его и старшим лётчиком, и штурманом звена. Молодёжь пускай учит. Пример показывает.

Хорьков закашлял так, будто подавился костью слона. Согласен, что пример молодым такой бабник, как Клюковкин, может преподать знатный.

– Пример? Клюковкин? – запинаясь спросил Хорьков, продолжая попытки остановить кашель.

– Николаич, ты не заболел? Иди, дома отлежись. А то кашляешь всё утро, – справлялся Доманин о здоровье командира полка.

Член Военного Совета пожал мне руку и отпустил. Думаю, что «удочку» на ещё одно повышение я закинул.

В назначенный мне телеграммой день я прибыл в Тверскую область. Сейчас она называется Калининская, но сути это не меняет. Также всё здесь провинциально. Особенно это касается города Торск, где и находится недавно образованный Центр Армейской Авиации.

Выйдя на железнодорожной станции, я уточнил у местных, как мне проехать в воинскую часть. Мне указали на красно-белый автобус ЛиАЗ, который и должен был довезти меня в нужное место.

Из окна я рассматривал местные достопримечательности. Сразу бросилось в глаза, что это бывший купеческий городок.

Однако, есть ощущение, что дома растут из самых глубин. И так они вбирают из матери-земли все её прикрасы – мох, плесень и другую растительность. Далеко не везде, но часто попадаются на глаза такие домишки.

Повсюду старинные здания, напоминающие о торговом прошлом городка. Зелень и густые деревья кое-где пытаются скрыть обветшалые строения, которые никто не реставрирует. Жаль, ведь всё же это памятники архитектуры. Как и большое число церквей.

В Торске, куда ни посмотри, всюду часовни и храмы, колокольни и монастыри. И никакого ощущения, что здесь есть военные.

Мы проехали мимо интересного здания. На фасаде была табличка с изображением Пушкина. Вспомнил, что в этом городе Александр Сергеевич любил останавливаться по дороге из Петербурга в Москву и обратно.

– Не подскажете, что это за здание? – повернулся я к женщине на соседнем сиденье и указал на строение с плакатом о проводимых скоро поэтических вечерах великого поэта.

– Это у нас здание клуба имени Парижской коммуны. Вы знаток творчества Пушкина?

– Любитель.

– Приходите к нам, молодой человек. У нас очень насыщенная программа, – предложила женщина.

Ничего не имею против Пушкина и Парижской коммуны, но сомневаюсь, что меня занесёт на творческий вечер в честь великого поэта. Веская причина должна быть.

Проехали по мосту через реку Тверцу. Тут можно и увидеть главное развлечение местных пацанов. Кажется, они на спор заходят в воду. Течение у моста сильное, но когда это кого-то останавливало!

Прыгают в реку и плывут в сторону домов по сильнейшему течению. На первый взгляд им нужно преодолеть не менее километра. Представляю, какая у них радость. А ведь на дне могут быть и валуны, и камни. Так что «большой привет» коленкам.

Поднимаясь выше по склонам холмов, открывается вид на историческую часть города. Настоящая русская провинция! Настолько всё старинно и просто, что в душе ощущение родства с этими местами. Так и хочется выйти из автобуса и пойти на берег Тверцы. Посидеть на траве и просто покидать в воду камушки, вдыхая аромат зелени и сырости. Послушать, как жужжит какой-нибудь шмель и квакает лягушка недалеко от тебя.