Что же касается грязной посуды, то её убирала невысокая девчушка в потрёпанном платьице. Она складывала всё в большое жестяное ведро и тащила его куда-то в дальний конец зала. Удивительно, как вообще поднимала такую тяжесть. Девочке было лет двенадцать, не больше. Она не поднимала взгляда и вообще вела себя как затравленный зверёк. Похоже, это моя местная сестра по несчастью. Я ощутил сочувствие и жалость. Увы, помочь бедняжке не получится, только огребу неприятностей на голову и себе, и капитану, а вот этого точно не нужно.
Вид девушки испортил мне аппетит, как и желание пить пиво. Я сделал ещё один глоток и отодвинул кружку от себя. Чухоня это тут же заметил:
– Не будешь допивать?
– Не.
– Ну а я допью. Небрезгливый, да и ты вроде не шибко слюнявый, – хохотнул уже явно захмелевший ушкуйник и опорожнил мою кружку.
Постепенно вместе с угасанием света за небольшими окнами зал заполнился до отказа. Посетители явно только входили во вкус разгула, а вот за нашим столом такой задор был урезан ровно наполовину – я вообще не пил, а Данилке хватило двух кружек. Капитан хохотнул и потрепал племянника по макушке, а затем повернулся ко мне:
– Стёпка, помоги Данилке. Наш номер двенадцать. Ты хоть считать-то умеешь?
– Умею! И читать тоже! – Хмель сыграл со мной злую шутку, и я ответил даже с каким-то вызовом, но быстро поправился и добавил в голос самонадеянной придурковатости: – До трёх десятков.
– О, да ты у нас цельный академик, – рассмеялся капитан, которому вторил Чухоня. – Значит, не заблудитесь, а если и заблудитесь, то получите пару раз по шее. Будет вам наука. Идите спать, а мы тут вспомним былые деньки.
Данила был чуть крупнее меня, так что повезло, что до третьей кружки он не добрался. Мне пришлось лишь направлять его, а не нести на себе. Разве что пару раз поддержал на лестнице.
Номер двенадцатый я нашёл без всяких проблем. Он был не заперт. В небольшой комнате стояло четыре кровати. Я сгрузил окончательно поплывшего парня на ту, что справа у окна, а сам решил лечь у двери. Что-то мне подсказывало, что капитану не понравится, если тоже лягу у окна. Спать с открытой дверью почему-то не хотелось, и я подошёл, чтобы рассмотреть замок. Неплохая вещь. Его можно было закрыть изнутри на защёлку, а тот, у кого был ключ, без проблем откроет снаружи. Ключ у капитана точно был.
Хмель уже практически выветрился, зато никуда не делась усталость, да и сытость клонила в сон. Так что я быстро разделся до исподнего, сложил вещи в шкаф на нижнюю полку и завалился на кровать, которая действительно оказалась очень мягкой. Засыпая, подумал, что не проснусь, даже если рядом кто-то выстрелит из пушки. Так что утром у капитана будут проблемы с моей побудкой.
Но всё оказалось ровно наоборот. Разбудил меня не гром небесный, а очень тихий звук. Лишь через пару секунду лежания в полной тишине и частичной темноте, которую разбавлял свет луны за окном, я осознал, что это простонал Данилка. И вроде что тут такого? Просто стонет подвыпивший парень. Голова у него наверняка больная. Но почему-то от этого тихого звука у меня не только мурашки по телу побежали, но и волосы на голове зашевелились.
Очень осторожно, чтобы, боже упаси, не издать ни малейшего звука, я повернул голову и посмотрел в сторону кровати, на которой спал племянник капитана. От того, что увидел, меня всего словно заморозило. На стене, прямо над головой Данилы, вверх ногами, как паучиха, раскорячилась та самая девчушка-замарашка. Платье, по которому я узнал ночную гостью, облепляло её тело словно мокрое, так что даже в такой позе оно не оголило ноги. А ведь совсем недавно вид девочки вызывал во мне жалость. Теперь же я не чувствовал ничего, кроме страха и омерзения.
Тут не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять – эта тварь что-то делала с Данилкой. Одной рукой она опиралась на изголовье кровати, второй цеплялась за стену, как и босыми ногами, а головой практически касалась головы Данилы.
Больше всего хотелось затаиться и дождаться, пока эта тварь не уберётся из комнаты, даже если это случится после смерти штурмана. Но что-то внутри меня противилось такому решению. Это неправильно – не до?лжно позволять нечисти губить душу брата во Христе. Вряд ли во мне заговорили остатки тёмного духа чужака, скорее сказались наставления отца Никодима. К тому же неожиданно вмешались неуёмные мысли, которые быстро привели к выводу, что непонятная тварь действует слишком уж осторожно. Она дождалась, когда все уснут, а значит, вполне может сбежать при малейшей опасности. Всё ещё сомневаясь, пересилил себя и резко встал.
– Пошла отсюда! – почему-то не во весь голос, а громким шёпотом сказал я. Затем зачем-то перекрестил распластанную на стене тварь и добавил чуть громче: – Изыди!
Да уж, бесогон из меня никакой, но реакция нечисти всё же воспоследовала. Она, как паук, засеменила по стене, подобравшись ближе к окну, зато оставила в покое мечущегося словно в бреду, всего вспотевшего парня. Но просто так непонятное существо уходить не собиралось. Изогнувшись, оно спрыгнуло на пол и, приникнув к нему, задрало голову так, чтобы я хорошенько рассмотрел его лицо. Детские черты, полускрытые сальными волосами, резко изменились. Точнее, на лицо девочки словно легла маска жуткого зубастого существа. Маска ощерилась, и послышался пробирающий до дрожи трескуче-шипящий звук. Стало страшно, но почему-то не так сильно, как раньше. Возможно, потому что я видел под маской монстра лицо ребёнка, которое было каким-то безучастным, словно спящим.
Тварь явно почуяла что-то неладное, потому что тут же подобралась и мячиком выпрыгнула в окно. Я подбежал следом и выглянул наружу, но внизу уже никого не было. На всякий случай высунулся дальше, чтобы посмотреть на стены по бокам и под крышу. Там тоже никого не обнаружилось.
Первым желанием, после того как плотно закрыл окно, было поднять шум, растормошить Данилу и вообще устроить настоящий переполох. Но решил не торопиться и всё хорошенько обдумать. Привычка новая, но, как по мне, от неё куда больше пользы, чем вреда. Дав полную волю неугомонным мыслям, я по большому счёту лишь следил за их почти хаотическим полётом и оценивал выводы, а они казались вполне разумными.
Вот что я скажу прибежавшим на шум работникам постоялого двора? Поверят ли они моему рассказу, особенно после того, как капитан сообщит всем, что Стёпка у нас дурачок со стажем. К тому же не факт, что услышанное вообще понравится владельцам заведения. Ведь возникают очень нехорошие вопросы. Как в поселении христиан с большой церковью посередине могла завестись нечисть и даже вселиться в девочку? А может, хозяин пригрел у себя тайную язычницу? Или же дурачку просто что-то приснилось и он несёт всякий бред, отвлекая серьёзных людей от важных дел?
Тут и гадать нечего, какой именно вариант будет выбран явившимися на шум людьми. Но как же тогда поступить? Вдруг эта тварь явится к кому-то другому и таки погубит христианскую душу? Та же часть меня, которая предлагала лежать на кровати и не шевелиться, сразу возразила, и теперь здравый смысл был уже на её стороне. Не похоже, что одержимая девочка кого-то убивала раньше, иначе об этом заведении ходили бы дурные слухи. Чухоня точно не преминул бы ими поделиться. Похоже, она тянет силы из подвыпивших гостей, а наутро всё списывают на похмелье.
Ещё раз всё обдумав, я всё же принял решение. Сейчас не стану ничего говорить, а как только доберёмся домой, сразу же пойду к отцу Никодиму и выложу всё как есть. В конце концов, церковь обязана защищать паству от всякой нечисти, и возможностей у неё для этого богоугодного дела очень много. Так что пусть решают эту проблему сами.
Определился я незадолго до того, как в номер ввалились пьяные капитан и Чухоня, так что не стал их беспокоить и вскоре имел сомнительное счастье слушать храп, исполненный дуэтом. Странно, что на ушкуе Чухоня так не храпел.
Как ни старался, уснуть не получилось. Новой, рациональной частью себя понимал, что тварь к нам точно не вернётся, но маленький внутренний и очень перепуганный зверёк заставлял прислушиваться к каждому шороху как внутри комнаты, так и за окном. В итоге до утра провёл время в какой-то полудрёме и после побудки выглядел немногим краше Данилы.
Капитан и Чухоня, явно привычные к похмелью, выпили принесённого вечером с собой кваса и быстро приободрились. А вот Данила выглядел скверно – бледный и весь трясущийся. Даже квас не помог. Капитана его вид не особо смутил. Он хлопнул племянника по спине, чем даже вызвал у того рвотный позыв.
– Да уж, молод ты ещё пить. Тут не только привычка нужна, но и сноровка. Ну, ничего, ещё привыкнешь.
Обнадёжив своего подопечного, дядька Захар погнал нас всех на судно. Завтрак Чухоня прихватил с собой в картонной коробке, так что отчалили мы, едва рассвело. Старый ушкуйник, кроме продуктов, принёс с трактирной кухни ещё и интересные новости. Я уже хотел сбежать с нашей долей завтрака к Гордею, но задержался.
– Переполох там у них случился. Пропала судомойка. Сиротка. Так-то никому до неё и дела нет, но ежели кто начал детишек малых скрадывать, то жди беды. Вдруг какая нечисть завелась неподалёку. Или же больной урод девочек убивает. Был у нас один такой в Пинске, ну ты помнишь, Андроныч?
– Да уж, тёмное было дело, – прихлебнув чай из кружки, солидно ответил капитан. – Тогда дьяк городового приказа испросил у князя подмоги дружинников. Олег Дорохов, тот, что по прозвищу Блискавица, случайно увидел убивца на старых складах, прямо над телом выпотрошенной девчонки. Думал он недолго и тут же влепил уроду пулю в его больную башку. Блискавица вообще стреляет раньше, чем думает, но ему за то от князя никакого порицания не было, только награда, причём немалая.
Разговор свернул на другие городские легенды, так что я всё же ушёл к Гордею и закончил завтрак в его компании. В присутствии немого, руки которого заняты едой, неплохо думалось, потому что никто не отвлекает.
Верно ли я поступил, не сообщив о бесноватой? Скорее да, чем нет, особенно учитывая то, что рассказал Чухоня. Вполне возможно, мысль о маньяке подбросили ему поварихи вместе с новостью о пропавшей посудомойке. А что, если бы все посчитали меня не только дурачком, но и больным на голову, да кинули бы в холодную, пока будут разбираться, не убил ли я девчонку. А потом начал выдумывать всякие небылицы, чтобы отвести от себя подозрения. Даже возник вопрос, стоит ли вообще говорить о ней с отцом Никодимом, но это решение я отложил до вечера. Неразумно оценивать священника по одним воспоминаниям тех времён, когда меня летающая по классу муха интересовала куда больше, чем личность учителя. Нужно посмотреть на него, так сказать, новым взглядом, пообщаться, оценить реакции.
Приняв решение, я успокоился и вновь принялся помогать Гордею, потому что «Селезень» набрал полный ход и даже сильно перегруженный довольно шустро устремился к Пинску. Казалось, что этой железяке тоже не терпится вернуться домой.
Время от времени сердобольной механик выгонял меня на палубу, а после обеда снова показал знаками, что мне не помешает отдохнуть перед разгрузкой. Не сказать, что я сильно устал, но совет действительно неплохой. Как раз вдали показался родной Пинск. Я замер на палубе, глядя на приближающийся город. И дело даже не в том, что теперь начал замечать многие детали, до которых мне раньше не было никакого дела. По большому счёту Пинск с этой стороны я видел второй раз в жизни. Да и то, когда мы уходили от города, а я был жуть какой уставший. Да и вообще раньше я не видел ничего, кроме припортового квартала, в котором жил с семи лет.
Сравнивать мне было не с чем, и поэтому город казался огромным, но при этом что-то внутри откликалось лёгким пренебрежением. И всё же назвать родной Пинск маленьким или захолустным не поворачивался язык. Весь берег Пины у слияния с Припятью заполонили серые крыши огромных складов. Порт находился выше по реке, но его территория тянулась на десятки вёрст. Справа, в глубине города, возвышались несколько семиэтажных домов и один десятиэтажный, но ещё не достроенный. Далеко впереди виднелись высокие трубы заводов, которые исторгали длиннющие шлейфы чёрного дыма. Чем дольше я смотрел на город, тем больше понимал, что ничего о нём не знаю. Придётся знакомиться заново, значительно расширяя круг своих интересов. Тем более что у меня появились дела, решить которые можно, лишь изрядно побегав по городу.
Пройдя слияние рек, мы двинулись вверх по Пине и уже через десяток минут приблизились к ощерившемуся множеством причалов речному порту. Ближнюю часть, у которой швартовались огромные сухогрузы, пришедшие сюда аж от Чёрного моря, мы миновали и встали возле дальних складов, чтобы не мешать речным гигантам. Они были способны перевозить намного больше, чем «Селезень», но утратили право называться ушкуями. И работающих там матросов никто не станет величать ушкуйниками. Тут же возник вопрос, а имею ли я право на такое звание? Вроде там должна быть какая-то бумажка, но, хоть убейте, не знаю какая.
Времени на размышления у меня уже не было, потому что началась суета разгрузки. Таскать грузы по пристани, отправляя их в склады, здесь имели право только биндюжники, и они готовы драться за эту привилегию буквально до смерти. Так что нам оставалось лишь загружать товар на поддоны, которые кран передавал в цепкие руки портовых грузчиков. Они, как муравьи, перетаскивали всё на свои подводы-биндюги и отвозили куда-то в дебри бескрайних складов. Надеюсь, дядька Захар знает, что делает, и его товар не исчезнет бесследно.
Если честно, я пока не понимал, что буду делать, когда закончится разгрузка и сойду на берег. До трактира тётушки доберусь даже без Осипа, но что будет дальше, совершенно непонятно. Принятие решения малодушно откладывал до последнего момента, но реальность свалилась на меня намного раньше в виде знакомого до боли голоса, заходившегося в истерическом крике:
– Осип! Осипка! Сыночек! Где мой сын?!
Такой тётушку я ещё никогда не видел. Она была сварлива и много ругалась, но в основном цедила слова сквозь зубы и шипела, а голос повышала, лишь когда серьёзно выходила из себя, но сейчас это был совсем другой человек. Она билась в истерике, размазывала по лицу слёзы и рвалась пройти на борт ушкуя. Её притормозили два биндюжника, а через минуту им на помощь пришёл сам капитан:
– Крепись, Варвара. Твоего сына больше нет. Он ушёл в реку как настоящий ушкуйник.
Если во время импровизированных поминок на постоялом дворе эти слова как-то успокоили команду, то у женщины они вызвали совсем другую реакцию.
– Как ты это допустил?! Почему не уберёг моего сына?! – Тётушка попыталась вцепиться ногтями в лицо капитана, но тот был настороже и перехватил её руки.
– Успокойся! Ты сама упросила меня взять его. Такая уж доля у ушкуйников.
Неизвестно, что именно ответила бы на этот довод убитая горем женщина, но тут её взгляд зацепился за меня:
– Это ты убил его! Тварь! Выродок! Ты убил!
Я и раньше был в лёгком шоке, но от подобного заявления вообще впал ступор и стоял на палубе, не в силах ни пошевелиться, ни хоть что-то сказать. Зато высказался капитан:
– Успокойся, кому говорю! При чём здесь Стёпка? Осипа утащила русалка. Парень и сам чудом выжил.
– Это он убил! Я знаю! Он… – дальше вопли тётушки стали совсем невнятными.
Подбежавший Кирьян, младший, а теперь уже единственный мой кузен, подхватил начавшую падать на землю мать. Меня он обжёг таким ненавидящим взглядом, что даже стало обидно.
Чего они на меня взъелись-то? Ответ на самом деле был прост, как мычание, и осознал я его ещё вчера. И кузен, и тётка знали, что должно произойти в этом походе. Они были уверены в том, что из нас двоих вернётся только один, правда, не предполагали, что это буду я. Так что вывод напрашивается сам собой, особенно для тех, кто не хочет чувствовать себя виноватым, – кто выжил, тот и убийца.
По-прежнему стоя на палубе солевым столбом, я никак не мог заставить себя сдвинуться с места и ошарашенно пялился на происходящее на пристани. А там собралось много людей из нашего района. Похоже, вести о гибели Осипа разбежались по окрестностям быстрее, чем мы закончили разгрузку. Вон даже отец Никодим пытается что-то втолковать тётушке, но та окончательно потеряла связь с реальностью.
Было ли мне её жалко? Конечно, родной ведь человек, пусть и никогда меня не любивший. Но в этой жалости была изрядная такая червоточина, и она с каждой секундой делалась больше. Эти уроды хотели моей смерти, и нужно ответить им тем же!
Казалось, что всё это время я не дышал и лишь теперь смог сделать глубокий вдох. Нет, так дело не пойдёт. Виринея говорила, что у меня светлая душа, так что тёмные мысли точно от мутного духа чужака, и нужно гнать их прочь. В голове загудел голос отца Никодима, читавшего нам Священное Писание: «Мне отмщение, и аз воздам». Нельзя копить зло внутри себя даже против тех, кто этого заслуживает. Нужно верить в Господа и его справедливость, тем более он уже воздал злоумышленникам прямо на этом свете, не дожидаясь прихода грешников на его суд.
Словно почувствовав, что я о нём думаю, священник повернулся ко мне и наградил строгим, но явно ободряющим взглядом. Стало легче. Злоба перестала душить. Правда, и жалость скукожилась. Теперь я смотрел на потерявшую сознание женщину как на совсем чужого человека, попавшего в неприятную ситуацию. На причале творилось сущее столпотворение, и это явно не нравится местным хозяевам – биндюжникам. Старший артели тут же отдал приказ, и плечистые парни оттёрли посторонних к широкому проходу между складами. Не стали делать исключения и для тётушки с кузеном, а вот отца Никодима тронуть побоялись. Он спокойно взошёл на борт «Селезня» и подошёл ко мне.
– Стёпа, ты как? – участливо, но в то же время сохраняя серьёзный вид, спросил священник.
Этот худенький, согбенный возрастом и невзгодами старичок, который совсем не походил на попов из центральных приходов города, всегда вёл себя сдержанно, говорил сухо, но все ученики приходской школы чувствовали его искреннее участие и заботу.
– Не знаю, батюшка. Не знаю.
Священник явно воспринял мои слова по-своему:
– Да уж, теперь тебе к тётушке точно нельзя.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71723413&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
