– Нет, – я поднялся, потёр глаза и глянул в окно. Город ещё совсем тёмный, рассвет не скоро. – У Олега был пистолет с особой, сделанной на заказ рукояткой, я это запомнил. А у Кузьмина был обычный макар, со спиленными номерами, он явно хотел его выбросить после дела. Так что оружие пропало.
– А второй момент? – поинтересовалась Ирина.
– А вот второй серьёзный. Сегодня, вернее, – я посмотрел на часы, – уже вчера мы говорили с Верхушиным насчёт вашего бывшего коллеги Рудакова, и он должен был выбить санкцию на арест у прокурора. Но зачем-то приехал к нему лично, и был убит прямо здесь.
– И о чём вы с ним говорили?
– Расскажу, но, может, – я ей улыбнулся, – в другой обстановке? С Олегом я говорил в чебуречной, но девушку я в чебуречную не поведу, а вот в кафе – запросто. Меня сейчас пару дней помурыжат, а потом всё равно сошлют в область на реабилитацию, теперь уж точно там закроют подольше. Но мы успеем познакомиться.
– Шутите всё.
– Просто дело в том, – я сказал это серьёзнее, – что эти сведения привели к смерти Верхушина. Поэтому раз дело перешло вам, вам и самой, Ирина, надо ходить осторожно, чтобы кто-то всегда провожал. А другая обстановка нужна, чтобы никто лишний здесь не подслушал. Здесь я скажу всё официально, про следы, выстрел и всё остальное, а вот неформально поделиться мыслями лучше в другом месте.
– Ладно, – она кивнула. – Давайте поговорим днём где-то ещё. Но надолго не теряйтесь.
Она ушла, я пошёл давать объяснения начальникам по поводу всего подряд. А в голове крутились мысли, что если Верхушин не сумел избежать гибели, то и за остальными мне надо присматривать особенно внимательно, ведь упрямая судьба всё равно хочет заполучить своё. Список, за кем стоит приглядеть, пополнялся, и я его не забывал.
Но это ничего, прорвёмся. Я сам жив, и многие другие живы несмотря ни на что, а это уже значит многое. Это значит – своего я добиться смогу точно, и другие случаи, так или иначе, уже не повторятся.
Глава 3
– Ну что, Пашка, – Устинов широко зевнул. – Так, остались мелочи. Ща Ирина допишет, хату опечатает – и поедем… а чего с кошкой-то делать? – вдруг всполошился он, глядя вниз, на чёрную кошку, что тёрлась о его ноги. – Жена-то у Рудакова переехала же в другой город, да и вряд ли она за животинкой приедет. Не на улицу же её.
– Возьми к себе, Василий Иваныч, дома скучно не будет, – я подошёл к нему. – А то на неё уже Ручка глаз положил, так и гладит, так и гладит…
– Ручка? На мою кошку?! Хрена с два ему, а не кошку! – он с кряхтеньем наклонился и подобрал пушистого питомца. – Ладно, дама, пока у меня побудешь, там посмотрим.
– Иваныч, ещё хотел один момент с тобой обсудить, – я прошёл в комнату, а Устинов двигался следом за мной с кошкой на руках. – Смотри, всё равно остались пробелы. Вот понять бы, меня сюда выдернул сам Верхушин или они у него номер взяли? Или что-то ещё? Не бьётся пока что-то, смотрю вот на комнату и понимаю, что не бьётся. Кто-то ещё должен был здесь быть. Давай-ка с тобой определимся.
У меня было подозрение, что должен быть кто-то третий, и чем дольше я находился в квартире Рудакова, тем сильнее оно росло. Следов-то постороннего человека почти нет, только намёки. Но Устинов на этом собаку съел. Он же опер старой советской закалки, его в своё время обучали фронтовики, которым довелось бороться с опасными бандами в тяжёлые послевоенные времена. Не хотелось бы, чтобы такой уникальный опыт пропал с его уходом, как вышло в моей первой жизни.
– А почему тебя что-то смущает? – протянул Устинов с таким хитрым видом, будто он с самого начала всё знал, как Коломбо.
– Мебель, следы и всё остальное, Иваныч, – я показал вокруг. – Я тут в голове картинку кручу и понять хочу, убили ли его в кресле или принесли откуда-то? Следов крови на ковре мало, и то, это Шухов всё натоптал.
Я отошёл и немного покружился по комнате, выискивая места, за которые цеплялся намётанный глаз.
– Ирина уже записала обстановку в протокол, но только по факту, как она сама всё это увидела, когда пришла. Да и тут уже всё переставили, народа столько было. А мне кажется, Иваныч, что здесь был кто-то ещё.
– Смотри, в таких делах, Пашка…
Устинов, продолжая говорить, прошёл к типичному складному столу, который стоял чуть ли не в каждой квартире. Одно крыло столешницы разложено, на нём стояла ваза, но пустая, без цветка. Ел Рудаков явно на кухне, и этим столом особо не пользовались, судя по тонкому слою пыли.
Но стулья вокруг стола ещё совсем недавно стояли не так, как нужно. И дело не в том, что их переставили мы.
– Надо понять, как всё было изначально, – Устинов, так и держа кошку в руках, посмотрел на ковёр и отошёл к шкафу, с высоты своего немалого роста он вполне мог заглянуть наверх, приподнявшись на носках. – Но то, что их было больше двоих, тут я с тобой не спорю.
– А у нас тут уже все посидели на этих стульях, по всем комнатам растащили, но кое-что я помню. Давай, пока Кирилл не уехал, сообразим, что тут было.
Криминалист как раз копался в коридоре, извлекая пулю, которая ушла в пол во время моей схватки с Борисом Кузьминым. Тела уже увезли, этим занялся Толик, а с ним уехал Руслан Сафин.
– Начнём, – сказал я. – Вот так должны были стоять стулья в обычное время, когда никакого убийства ещё не было.
Расставить их было несложно, потому что в комнате был импортный ковёр с пушистым ворсом, и на нём остались характерные глубокие следы от квадратных ножек. И на нём же видна едва заметная ложбинка от подставки для столешницы, когда стол раскладывают целиком и переставляют ближе к середине комнаты. Следы вообще хорошо на нём остаются, даже если мебель стояла там недолго.
Устинов с интересом смотрел, как я прополз по ковру, рассматривая следы, а после переставил стул в середину комнаты, напротив кресла, где я обнаружил убитого Верхушина. Сначала примерил, повернув стул к нему, а потом подумал и отвернул, чтобы спинка была ближе к креслу. Ножки встали в едва заметные следы почти идеально.
– А когда я вошёл сюда, – продолжил я. – Стул стоял здесь, вот, ворс едва примятый, на нём легко остаются следы. Стоял именно так, – я постучал по спинке стула. – Кто-то сидел верхом на этом стуле, прикрываясь спинкой. Ещё и руки на неё положил наверняка.
– Как раз сидели напротив друг друга, – Устинов уселся на стул сам и внимательно посмотрел на красное пятно, чётко видное на покрывале кресла. – И глядели друг другу в глаза.
– Верхушин сел в кресло, – сам я садиться в кровь не стал, но обошёл кресло сзади и встал за спинкой. – А кто-то сидел напротив него, смотрел на следака в ответ. И в этом момент кто-то выстрелил. Хм-м…
– А ты обратил внимание на угол вхождения пули? – Устинов так и смотрел на кровь. – Стреляли в упор, но чуть сверху. Но не в затылок, иначе бы тут всё забрызгало, пуля пошла вниз, разрушая мозг. А если бы просто пальнули в затылок или висок… Ты же сам, Пашка, проверил сегодня на практике, что бывает в таких случаях, если пуля выходит с другой стороны. Там весь подъезд уделан в кровяке, ёклмн, уборщица замучается завтра. А тут, можно сказать, аккуратно, кровь шла только из одного отверстия, видно по каплям. Его застрелили в кресле, когда он в нём сидел.
– Да, и пуля должна была остаться в теле. А вывод, – я посмотрел на него. – Убийца очень высокий, как тот, Борис Кузьмин, которого я подстрелил.
– Или как я, – Василий Иваныч хохотнул. – Но у меня алиби, если чё, есть. Я с Сафиным был в кабинете.
– Я ничего и не говорю про тебя, Иваныч. Мы работаем и обсуждаем, что думаем, – я почесал лоб. – Значит, Верхушин сидел в кресле, напротив него кто-то сидел на стуле и… знаешь, всё-таки я думаю, сначала Верхушин сам хотел допросить Рудакова, но поза Рудакова, сидящего на стуле, не похожа на позу человека, которого допрашивают.
– Угу, – он с надеждой посмотрел на меня. – И почему?
Он не просто задаёт вопросы, ему в кайф обучать, и в больший кайф, когда ученики показывают успехи. Вот, Василий Иваныч, ожидая от меня правильного ответа, аж заулыбался.
– Верхушин – человек опытный, он бы никогда не дал Рудакову закрыться спинкой стула. Это психологический барьер, такое сразу затруднило бы допрос. Человек на допросе должен чувствовать себя в уязвимой позиции.
– В точку! – Устинов щёлкнул пальцами. – Как раз хотел тебе сказать, а ты и сам знаешь. Значит, вывод прост – кто-то допрашивал самого Верхушина или отвлекал разговором, пока Борька…
Тут он замолчал и покачал головой.
– Знаешь, Пашка, Борька так-то хороший мужик был, опер грамотный. Но как-то, когда всё разваливаться началось, он всё хотел на коне быть. Говорил, что время сейчас как раз такое наступило, что ты или на коне, или в говне. В органах ещё несколько лет поработал всё-таки, но ушёл. И вот до чего докатился.
– А он сам ушёл? – спросил я. – Или, как говорится, «его ушли»? Отец ничего не говорил.
– Не подскажу, может, и вынудили, может, попался на чём-то, – Устинов пожал плечами и продолжил: – Короче, кто-то развлекал Верхушина беседой, а другой целился из пистолета ему в башку. И итог закономерный. Жалко, что это именно Олега стрельнули, он такие задачки любил щёлкать.
– Олег Верхушин мог думать, что Рудаков здесь один, и хотел его развести на откровенный разговор, – продолжал размышлять я вслух. – Но тут был Борис Кузьмин, который мог угрожать оружием.
Василий Иванович важно кивнул и спросил:
– Ещё заметил кое-что? Важная деталь, но я молчу.
Я огляделся – и заметил, про что он говорил, но не сразу.
– Вот, – я отошёл в угол, где была едва заметна пыль, лежащая правильной, почти квадратной формой. – Сам ковёр был чистый, имею в виду, до того, как его затоптали, пылесосили его регулярно. А здесь в углу куча пыли. Значит, кресло стояло именно здесь. Вот и следы от ножек, – я показал пальцем. – А оно тяжёлое.
Устинов, не говоря ни слова, попытался его сдвинуть, но вышло не очень, сразу начал съезжать ковёр, а на нём остались заметные следы, где ворс топорщился от прикосновения ножек.
Кошка с мурчанием запрыгнула на шкаф и теперь смотрела на нас оттуда.
– Зачем-то принесли на руках, – заключил Устинов. – Минимум два человека. И пыль не придавленная, значит, перенесли сегодня вечером. Знаешь, как-то слабо я представляю, чтобы кто-то заставил Олега Верхушина тащить кресло на руках. Такого не напугаешь.
– Рудаков и Борис Кузьмин?
– У Рудакова грыжа позвоночника была, – он цокнул языком. – Знаю, потому что с ним тогда в области лежали в одной палате, пару лет назад. Вот он тяжести и не носил с тех пор никогда.
– Был кто-то четвёртый? – уточнил я. – Его ещё не хватало.
– И не говори. Ёшки-матрёшки, нам этот четвёртый вообще ни к месту, лучше бы они на троих сообразили.
– Мужики, тут кровь! – раздался чей-то встревоженный голос из прихожки.
Я быстро пошёл туда, но встретил меня весёлый смех – это криминалист Кирилл хохотал сам над собой.
– Вот что называется – не выспался, – он щёлкнул «Зенитом» стоящий на тумбочке телефон с диском. Трубка была измазана красным.
– Это же кетчуп, Кирюха, – укоризненно сказал я. – Там на кухне бутылка «Анкл Бенса» стояла, можешь даже провести анализ… вкусовыми рецепторами, так сказать.
– Да я уже понял, Паха. Кто-то жрал и, не отвлекаясь, позвонил. Там участковый колбасу жрал, я его видел, вот он и звонил, точно он, и не протёр. Убийца бы тут вообще всё вымыл… Хотя всё равно, – криминалист отмахнулся. – Тут всё так лапано-перелапано, что пальчики не снять. Кстати… а это что? – он поправил очки и посветил фонариком.
Вездесущая кошка пролезла под тумбочку, и вскоре выпулила оттуда белый свёрнутый листок, перемазанный красным, тем же кетчупом, и начала им играть. Кирилл подобрал бумажку пинцетом и развернул. Лист тетрадный, в клетку, и с рукописным текстом.
– Почерк знакомый, – сказал я, присматриваясь к нему.
– И чей?
– Мой. Я днём Верхушину записывал свои цифры от пейджера. А фамилию он сам дописал, чтобы не запутаться потом, похоже. Он мог позвонить операторам прямо отсюда, чтобы прислали мне сообщение, думал, что тут всё в ажуре, – задумчиво произнёс я. – Или кто-то оставил сообщение вместо него, чтобы заманить меня. Надо будет запрос днём в пейджинговую компанию сделать.
– Угу, – Устинов закивал. – Ну, покрутимся тут, может, что-нибудь ещё найдём. Хорошо тебе, Пашка, – он широко зевнул. – Тебе хоть завтра на работу не идти. А я нифига не выспался.
– Да я-то, сам знаешь, тоже не отдохну.
Но зато смогу заняться делом спокойно. Есть серьёзное подозрение, что в квартире был кто-то четвёртый. Но кто он – вопрос хороший.
Пока же у меня в этом деле было две зацепки – пропавший Рудаков и та бригада мокрушников, но их будет колоть РУОП, не мы. Хотя отец подскажет, что и как, я к нему зайду завтра.
– Ну пошли, – Устинов подобрал кошку. – Пока в кабинет, потом домой. Только что бы тебе там дать? Ты же пиво не пьёшь, да?
– Не пьёт, – ответил я за неё.
* * *
Как и думал, перед тем, как отправить меня в область, начальство сперва вызвало «на ковёр», едва я появился в ГОВД.
– Ты у меня туда уедешь! – угрожающим голосом говорил Шухов. – Ты уедешь в область и будешь лежать на этой реабилитации, пока силком оттуда не выгонят! Ё-моё, Васильев! Ты уже сегодня должен был быть там, а не здесь! Что опять за дела у тебя тут?
– Работу я бросить тоже не могу, – парировал я. – Надо же все дела передавать. А вот если бы уехал, и представьте, что двойное убийство стало бы тройным – ведь Кузьмин бы сбежал и ещё бы кого-нибудь подстрелил.
– Ты как Чак Норрис, – сквозь зубы проговорил начальник ГОВД Федорчук. – Вот у Устинова за столько лет службы, за весь этот солидный срок – всего два применения табельного с летальным исходом! А у тебя уже второе только за этот месяц! Учись у лучших, студент. Наша работа – это не палить во все стороны, а долгая и кропотливая работа личным сыском.
– Вот, и я про что! – вставил Шухов угодливым голоском. – Рэмбо, блин…
– Вот и буду учиться, – невозмутимо сказал я. – А пока готов выполнять приказ уехать на реабилитацию.
– Уедешь, – проговорил Федорчук. – А мы в регистратуру позвоним и узнаем, там ты или нет. Раз положено, то езжай уже! Хватит вола тянуть за яйца! Вчера ещё надо было ехать!
– Обязательно позво?ним! – на наш местный манер выкрикнул мой шеф. – Каждый день лично звонить буду. Два раза в день…
– Ладно, – Федорчук выдохнул. Говорил он хрипло, сегодня мучался давлением, судя по лицу густого красного цвета, почти как борщ. – Тут с главка справлялись о тебе, сам генерал Хорьков интересовался этим случаем, он, кстати, сам сюда едет из-за следака. Короче, велел не казнить, а миловать. Коллеги со смежного направления хвалили тебя, аж из Москвы звонили. Так что, крутой Уокер, вали-ка на свою реабилитацию, пока ещё кого-то не застрелил.
– И что насчёт этой темнухи с квартирами… – начал было Шухов, но Федорчук его прервал:
– Да устроили вы мне тут с этой серией, я на пять лет постарел! Как вернёшься, чтобы взял ноги в зубы и чтобы землю пахал, пока не откопаешь всё. Уже столько трупаков, мать моя, как можно-то?… Отказные поотменяли, а подозреваемых кто искать будет?
– А если справишься, – Шухов заулыбался. – На концерт Майкла Джексона в Москву отправим, во второй ряд… оцепления! Ха-ха, слыхал анекдот, Емельяныч! Руоповцы сегодня травили.
– Нет, – мрачно ответил Федорчук, не оценив шутку.
А я всего-то зашёл подписать авансовый отчет в бухгалтерию, где меня начальники и выловили. Короче, надо из ГОВД валить, а то я знаю их, сейчас опять к чему-нибудь припрягут, потом ещё сам виноват будешь, что не уехал вовремя в область. Да там и Руслан Сафин при виде меня замахал руками, мол, вали отсюда по-хорошему, пока не вспомнили.
В общем, сегодня в областной госпиталь, где я должен проходить реабилитацию, ляжет рыжий чекист Женя, а у меня самого много дел. Даже непривычно, что не давит грузом рутины необходимость срочно что-нибудь заполнять, отчитываться и строчить очередной рапорт о проделанной работе или справку в оперативно-поисковое дело. А вместо всего этого я буду заниматься своими делами. Не личными, конечно, а служебными. Но всё равно – своими.
Мужики из моего отделения будут держать меня в курсе последних новостей и ответов на запросы. Особенно меня интересовали результаты лабораторных исследований по всяким мелочам, которые собрал Кирилл, и ответ пейджинговой компании по сообщениям на мой пейджер и пейджер убитого Кузьмина.
Вообще-то, у меня сейчас два важных дела, первое – покушение на отца и связь с «квартирной» серией. Второе – Орлов и его парни, надо держать всё на контроле, потому что цепочку их конфликта с братвой я целиком не знал. Поэтому и старался чаще перед ними отсвечивать, чтобы они мне верили. Даже если дойдёт до крайности, я смогу до них достучаться.
А пока впереди две встречи: со следачкой Ириной и с Турком, надо послушать, что он расскажет по этому делу. С него и начну. И вот, понимая, что для окружающих я выгляжу как чудак и понторез, я прошёл мимо телефонов-автоматов и достал мобилу.
Туркин ответил сразу.
– Говори! – торопливо выпалил он.
– На улице Чапаева есть пельменная, – я как раз увидел вывеску. – Дуй туда, разговор есть, по поводу вчерашнего и остального. Пожрём заодно.
– Я тоже с тобой поговорить хотел! – ещё быстрее прокричал Турок. – Рядом, скоро буду!
И отключился, разговор длился чуть больше десяти секунд. Турок экономит деньги своей Конторы, не иначе. Я убрал телефон и пошёл по улице. Пельменная мне тоже не помешает, я пошёл туда не просто так.
Недавно пробивал, что в ней в последние пару месяцев работал Федюнин, мой собственный убийца, который в этой жизни на скользкий путь так и не ступил. Хотелось бы проследить, что так оно и останется, и сам он киллером никогда не станет.
Он там числился официально техником, но, скорее всего, работал не только с оборудованием на кухне, а занимался всем подряд. Толком не знаю, чем именно, я же никогда, по сути, и не был с ним знаком настолько, чтобы спросить напрямую. Может, он хорошо лепит пельмени или отличный повар, или умеет что-то ещё?
