Алекс Ключевской (Лёха) "Тёмный маг. Книга 3. Перепутье"

Я передал это письмо матери, для ознакомления.

На второе письмо я долго смотрел, не решаясь его вскрывать, и даже хотел отложить подальше, но Гвэйн неожиданно тихо заскулил.

Погладив волка по голове и решительно вскрыл письмо, пришедшее мне от Романа Гаранина.

«Дима, я приношу свои искренние соболезнования по поводу твоей утраты. Это большая потеря для всех нас. Я не могу представить ту боль, которую ты сейчас испытываешь. Не хочу тревожить тебя пустыми словами, просто хочу попросить о встрече. Нам нужно поговорить. Мне нужно с тобой поговорить. Прошу, не игнорируй меня. Сообщи о своём решении в письме, или по телефону. Номер указан на обороте. С уважением, Роман».

Во мне боролись странные чувства. Зачем ему со мной говорить? О чём? И почему именно сейчас? Ведь почти через неделю мы встретимся с ним в школе?

Посомневавшись ещё некоторое время, я молча поднялся на ноги и прошёл в кабинет отца, где стоял один из стационарных телефонов поместья. Почему-то мне не хотелось, чтобы кто-то слышал мой разговор с Романом. Гвэйн тихо прокрался следом за мной и лапой закрыл за собой дверь, отчего я вздрогнул и решительно снял трубку, набирая написанные на обороте письма цифры.

Минуты две я слушал длинные гудки. Когда уже хотел положить трубку, на той стороне раздался шорох.

– Слушаю, – тихий голос Романа немного сбил меня с толку. Он был немного хриплым, я даже его не сразу узнал.

– Ром, это Дима, – сразу же проговорил я, сжимая трубку. Мне почему-то казалось, что этот разговор был крайне важен. Хотя ещё некоторое время назад, я вообще сомневался, стоит ли отвечать на это письмо.

– Дима, – Гаранин выдохнул. – Спасибо, что перезвонил. Мне нужно с тобой встретиться.

– Что случилось? – прямо спросил я.

– Это не телефонный разговор. У меня, хм, сейчас некоторые проблемы, с которыми помочь справиться можешь только ты, – быстро проговорил он.

– Ты знаешь, где я живу? Сможешь приехать?

– Знаю, но я по какой-то причине не могу переступить порог твоего поместья. Твой отец говорил, что это связано с какими-то защитными чарами, ещё несколько веков назад наложенных на дом, – с некоторой заминкой ответил он.

– Ты был у меня дома? – эта новость, по правде говоря, сбила меня с толка.

О том, почему он попасть в дом ко мне не смог, было понятно и так. Всё-таки Лазаревы и Гаранины в своё время не мирно расстались. От этих психов всего можно было ожидать, поэтому предки перестраховались, чтобы никто из членов этой кровожадной семейки не смог без ведома Лазаревых в дом проникнуть.

– Об этом я и хочу с тобой поговорить. Я смогу приехать в Тверь через три дня.

– Хорошо. Давай встретимся в Твери в кофейне «Лисана» в шесть вечера, – назвал я первое вспомнившееся мне заведение.

– Спасибо. Я постараюсь не опоздать.

Я повесил трубку, глядя на явно заинтересованного Гвэйна.

– Понятия не имею, что происходит, – тихо проговорил я. – Надеюсь, я не пожалею, что согласился на эту встречу.

Глава 2

Мама решила не откладывать поход в банк, а мне было всё равно. Машины в поместье были. Водители тоже. Правда, начальник гаража сообщил, что через пару дней им нужно будет уехать, чтобы перезаключить договор. Так что, нам скоро придётся столкнуться с некоторыми неудобствами. Но и на это мне было плевать. Тверь была недалеко, и я вполне мог дойти до неё пешком, как делал не раз. В крайнем случае человечество уже очень давно придумало такси.

Уже на следующий день, после снятия купола и получения приглашения, мы с мамой сидели в небольшом кабинете и разглядывали расположившегося напротив мужчину. Выглядел он очень представительно. Высокий брюнет, хорошо сложенный, с внимательным взглядом зелёных глаз, кажущихся при искусственном освещении очень неестественными.

Костюм, который на нём был надет, стоил небольшое состояние. Это было понятно, даже мне. Хотя я не разбираюсь в подобных тонкостях. Глядя на него, я рефлекторно одёрнул рубашку, в которую был одет, впервые в жизни ощущая себя в такой простой одежде не совсем комфортно.

Стиль разговора этого мужчины был очень интересным, а голос вкрадчивым. В общем, после минутного общения с ним, мне показалось, что он мысленно отобрал у меня последнее, причём на совершенно законном основании.

– Моё имя Артур Гаврилович Гомельский, я являюсь поверенным господина Наумова уже много лет. Могу ли я начать?

– Простите, – перебил я его, чтобы сразу разъяснить некоторые вопросы, возникшие у меня в голове, как только мы переступили порог монументального здания этого элитного банка. – Как Александр Наумов стал клиентом вашим клиентом? Насколько я помню, просто так это не сделать. Особенно когда большая часть капитала находится в другой стране.

– Вы неплохо осведомлены в подобных нюансах, – ответил Артур Гаврилович. – Об этом я хотел поговорить с вами после оглашения завещания, но раз вы сами подняли этот вопрос, то начнём с него. Александр Юрьевич Наумов, после того как официально вас усыновил, стал, Дмитрий Александрович, вашим опекуном официально, а неофициально – консортом Семьи Лазаревых. Разумеется, это не та информация, о которой пишут в газетах. – Он пристально посмотрел на меня.

– Я понимаю, – пробормотал я.

– Очень хорошо, тогда продолжим. Счетами Семьи, в своё время занимался ваш биологический отец Казимир Артёмович Пастель. Официально эти счета принадлежат роду Пастель, а не официально… Вы понимаете, – я согласно кивнул. Конечно, понимаю, что же здесь непонятного. Но… счета Семьи? Серьёзно? – Согласно договору банка с императором Василием Лазаревым, счетами семьи может распоряжаться либо глава Семьи, достигший совершеннолетия, либо консорт при несовершеннолетнем главе Семьи, как в вашем случае. Мы сами связались с Александром Юрьевичем в своё время и предложили перенести все вклады рода Наумовых в наш банк, чтобы мне, как поверенному Семьи Лазаревых, было проще ими управлять. Разумеется, я также предложил Александру Юрьевичу свои услуги в качестве поверенного, опять-таки для того, чтобы счетами было удобнее управлять. Господин Наумов согласился без возражений и стал почётным клиентом нашего банка, – улыбнулся Гомельский, глядя на меня, не мигая. Я же готов поспорить на что угодно, что он эриль, и далеко не слабый. Даже не знаю, почему мне это в голову пришло, я ведь даже не пытался нити его дара рассмотреть.

– Счета Семьи, которыми в своё время распоряжался Казимир. Мне не послышалось? – спросил я, повернувшись к матери. Она лишь недоумённо пожала плечами. Похоже, и правда не знала ничего об этом.

– Разумеется, вам не послышалось. У Семьи были значительные накопления, и Казимир Артёмович вполне мог ими распоряжаться, как глава Семьи Лазаревых.

– Неофициально, – ядовито добавил я.

– Естественно, – невозмутимо ответил Гомельский. – Деньги с основных счетов Семьи он никогда не снимал, довольствуясь лишь средствами от процентов по вкладам. У него на самом деле были весьма скромные запросы. Вы можете ознакомиться с этим. – Он протянул мне довольно увесистую папку. Открыв первую страницу, я пробежался взглядом по исписанному листу. После чего поднял глаза на Гомельского.

– Это что?

– Хм, – он встал, вышел из-за стола и заглянул на лист, который я всё ещё держал в руках. – Конкретно это – счёт, открытый Казимиром Артёмовичем, куда начислялись проценты по вкладам.

– Да откуда столько денег? – не выдержав, воскликнул я, после чего прикусил язык.

– Ваши предки были очень обеспеченными людьми и держали большую часть своего состояния в нашем банке. Наша многовековая репутация основана не на пустом месте. Ни единый медный рубль не пропал со счетов Семьи, несмотря на падение империи, – не скрывая гордости, проговорил Гомельский, занимая своё место напротив нас.

– Почему тогда Казимир пытался вынести из дома некоторые вещи? – тихо спросила мама. – Например, портрет неизвестной, датированный пятым веком Тёмной империи? Это чудовищно ценная вещь, а он, получается, продал её за бесценок.

– Казимир Артёмович не продавал эту картину. Он её проиграл, – ответил ей Гомельский, а я закатил глаза. Мой папаша ещё и игроком был. Я в восторге от этой новости!

– А разве игры ведутся не на деньги? – довольно вяло спросил я.

– В основном, да. Но, полагаю, Казимир Артёмович решал проблему таким образом, чтобы не привлечь наше внимание. Чтобы мы не могли вмешаться. – Гомельский поджал губы. – В итоге, я всё равно узнал и уговорил Казимира Артёмовича больше так не делать. Мы выкупили картину, к счастью, её не успели пустить на аукцион. Сейчас она находится на хранении в депозитном сейфе, как и большинство Тёмных артефактов Семьи. Дмитрий Александрович, вы можете ознакомиться с полным перечнем вот здесь.

Гомельский протянул мне очередную стопку бумаг. У меня не в первый раз возникло впечатление, что он маму попросту игнорирует. Я автоматически взял всю стопку и положил в карман. Потом ознакомлюсь. Может даже картину эту верну на стену в галерею поместья. Сдаётся мне, что она не одна пылится в депозитном сейфе.

– Почему после смерти Казимира Артёмовича вы ничего не сказали о наследстве? – тихо поинтересовалась у него мама.

– Потому что распоряжаться счетами может только глава Семьи или консорт при несовершеннолетнем главе Семьи, – терпеливо повторил Гомельский.

– А…

– А вы – всего лишь мать главы Семьи. Женщина не может стать консортом несовершеннолетнего главы Семьи Лазаревых. Мне очень жаль, Анна Александровна, но таков закон. Несмотря на падение империи, никто не догадался его отменить, поэтому он продолжает действовать. – Гомельский продолжал отвечать ровно. – Я могу продолжить?

– Да, – вместо меня ответила мама, сжав губы. Похоже, тот факт, что её не поставили в известность о моём наследстве, выглядел не слишком ободряюще. Мне даже показалось, что она так до конца и не поняла, кем были на самом деле Лазаревы.

– Господин Наумов, согласно составленному завещанию, оставил всё своё состояние, включающее: наличные средства, драгоценности, артефакты, а также недвижимость и пакеты акций различных предприятий, как магических, так и не магических на общую сумму с учётом вычета налога… – я почувствовал, что отключаюсь.

Мне было неинтересно слушать про то, чем владел Саша. Безразлично. На меня вновь накатила апатия. В ушах загудело, а перед глазами встала пелена, через которую все предметы выглядели расплывчато. Я заметил, что в помещении начало становиться прохладнее, и делал всё, чтобы взять под контроль свою силу, которая уже готова была вырваться наружу. Сомневаюсь, что моему поверенному понравилось бы лицезреть то, на что способен не контролирующий себя Тёмный.

– Мне ничего неизвестно об этом, – как сквозь вату донёсся тихий голос матери. – Саша ничего не говорил, а я его совсем не знаю.

– Тогда я верну документы в мэрию, если вы не возражаете, – я глубоко дышал, и пелена перед глазами начала отступать. – Но, учтите, согласно завещанию, все средства от продажи акций поглощённых предприятий, перечисленных здесь Родов, будут поступать на специальный счёт в нашем банке, к которым доступа у вас не будет, если вы не завершите эту сделку.

– Я… Мне кажется, что это было дело Саши, – сделав глубокий вдох, я повернулся в сторону матери, голос которой звучал нерешительно. – Пускай всё останется так, как есть. К подобному я не готова.

– Хорошо, тогда я подготовлю документы. – Кивнул он, забирая очередную папку из рук растерянной матери. Потом узнаю, что повергло её в такой шок. Не говорить же Гомельскому, что я всё пропустил, стараясь не спалить его кабинет вместе с ним и нами заодно. – Дмитрий Александрович, я прошу вас ознакомиться с тем, что переходит к вам. Правда, до момента вашего совершеннолетия всем вашим имуществом, доставшимся от господина Наумова, будет распоряжаться ваша мать, что также прописано в завещании. Средствами вашей Семьи, вы вправе распоряжаться самостоятельно, потому что достигли дееспособного возраста и являетесь главой Семьи. Но до совершеннолетия вы будете несколько ограничены в тратах. Если предстоят крупные сделки, то они должны проводиться только через наш банк при участии вашего поверенного. И я выражаю надежду на то, что и в дальнейшем буду занимать эту должность при вашей Семье. – Закончил он.

Так как я благополучно всё прослушал, чем я сейчас владею, мой изменившийся финансовый статус меня не взволновал. Какая разница, сколько на счетах денег, понятно же, что много. И это без учёта того, что осталось от былого величия Лазаревых. А судя по процентам, там осталось достаточно, чтобы Сашиным капиталам составить достойную конкуренцию.

Я провёл рукой по лицу, посмотрел на список, не видя расплывающихся перед глазами букв. Оставив пока идею что-то понять из написанного, я спросил:

– Где расписаться? – Гомельский сразу же протянул мне перо.

Я слышал о подобном артефакте. Практически во всех банках и при совершении крупных сделок пользуются подобными. Они оставляют не только обычную подпись, но и магический отпечаток, чтобы невозможно было подделать и оспорить документ.

Аккуратно обмакнув перо в чернильницу, я сразу же поставил на документе огромного размера кляксу. Странно, на уроках каллиграфии я уже давно обхожусь без этих безобразных пятен. Почти минуту я задумчиво смотрел, как растекается клякса по очень ценной бумаге. Артур Гаврилович глубоко вздохнул, но своего недовольства больше ничем не выказал.

Я моргнул и снова взялся на перо. В итоге я кое-как поставил свою подпись, только благодаря всем существующим богам, не изгваздав большую часть документа.

Скатав свой экземпляр завещания, я уложил его в специальный футляр, протянутый мне поверенным, и отдал его маме. Затем просто встал и пошёл к выходу. Никого не хочу видеть, не сейчас. Когда я уже подходил к двери, меня настиг голос Гомельского.

– Госпожа Наумова, я хотел бы сообщить кое-что ещё. Александр Юрьевич был здравомыслящим человеком, поэтому в полном варианте завещания было выставлено одно условие. Если его смерть наступит до того момента, как Дмитрий Александрович станет совершеннолетним, то его образование ложится на плечи нашего банка. Не бесплатно, разумеется, но эти нюансы не должны вас волновать, все выплаты обговорены заранее.

– Какое образование? – я резко развернулся, а в комнате заметно похолодало.

Люстра начала угрожающе раскачиваться, и тогда Гомельский с непробиваемой мордой, сунул руку под стол и переключил какой-то рычаг. Комнату словно накрыло полупрозрачным куполом. Зря я переживал. Похоже, в этом банке не понаслышке знают, как останавливать неуравновешенных Тёмных.

– Некоторые аспекты в плане экономики, юриспруденции. Этикет, разумеется. Возможно, что-то ещё. До следующего лета я постараюсь подобрать вам учителей, и тогда мы всерьёз займёмся вашим обучением.

Я просто кивнул. Ну, пусть попробует. Даже Гришка ничего со мной сделать не может. Сомневаюсь, что мои новые «учителя» смогут преуспеть в том, в чём оказался бессилен даже мой знаменитый предок.

– Так, пока я не ушёл, – я потёр лоб, стараясь разогнать головную боль. – Как насчёт чековой книжки или кредитной карты? Вы сами говорили, что я могу распоряжаться в разумных пределах средствами Семьи.

– Разумеется. – Кивнул он. – На ваше имя будет открыт специальный счёт, которым вы будете пользоваться до совершеннолетия. Я составил договор, и ваша мать сейчас его подпишет. Дмитрий Александрович, подойдите ко мне. Я должен активировать карту и чековую книжку, чтобы привязать их к вам.

Гомельский вытащил из стола книжку в очень дорогой кожаной обложке и почти самую обычную кредитку. Будто ждал нечто подобное и успел подготовиться. Я даже не удивился, когда он проколол мне палец и капнул кровью на специальную подставку. На этой подставке уже лежали искомые предметы. Вокруг книжки и кредиток возникло сияние, а когда оно потухло, поверенный кивком предложил мне их забрать.

– Вы не возражаете, если я к вам загляну через три дня? – спросил он меня. Я опять пожал плечами и покачал головой. Нет, не возражаю.

– Дима, ты куда? – мама встала и подошла ко мне, когда я сгрёб книжку с кредитками, рассовал их по карманам и снова пошёл к двери.

– Домой, пешком. Я хочу пройтись.

– Дим…

– Мама, я хочу пройтись.

Оставив мать решать какие-то вопросы, я покинул банк, расположенный в центре Твери.

Я шёл по широким улицам, не глядя вокруг и ничего не замечая. Внезапно моё внимание привлёк газетный киоск, стоящий у меня на пути. Вернее, не сам киоск. Подойдя ближе, я понял, что не ошибся. Почти со всех газет и журналов, кроме детских и для мужчин, на меня смотрел Саша.

Камера его любила, он был красив, отметил я про себя. Фотографии были в чёрных рамочках, над ними вились бессмысленные слова сожаления, а также то, что мир потерял такого замечательного человека, и не только мир. Биржи штормит, акции кренятся, и никто не знает, что делать, потому что наследник Наумова ещё сопляк. А дальше шёл закономерный вопрос: быть или не быть финансовому кризису?

Я попятился от киоска, в голове звенело, а где-то в районе солнечного сплетения начала скручиваться невидимая пружина. Внезапно я ощутил спиной какое-то препятствие.

– Осторожнее, пацан, – добродушно произнёс высокий, полный мужчина, на которого я наткнулся.

Я посмотрел на него невидящим взглядом, а потом побежал. Я бежал и бежал, и смог остановиться, только когда переступил порог дома.

Надо ли говорить, что так далеко я не бегал никогда. Уже попав в холл, просто упал на пол, не в состоянии протолкнуть воздух к горящим лёгким. В таком положении меня нашла мама.

– Дима, вставай и собирайся, – устало сказала она, проведя рукой по моим волосам.

– Зачем? – я не собирался вставать.

Не хочу, буду лежать так все три дня. А потом меня найдёт Гомельский, и мы будем выяснять всё про гипотетический кризис. Хотя нет, через два мне нужно будет встать и встретиться с Ромой. Но вот именно сейчас я совершенно к этой встрече не готов, больше в моральном плане.

– Мы уезжаем, – я распахнул глаза и сел. – Я больше не могу находиться в этом доме. Я устала. Я его просто ненавижу!

– А с этим мне что делать? – я потряс рукой, на которой был закреплён браслет.

– Школы есть во всех странах, пойдёшь во Фландрскую.

– Нет, – я покачал головой. – Я потерял слишком много и не хочу терять с таким трудом приобретённых друзей.

– Дим…

– Нет, мама, я никуда не поеду. Давай не будем скандалить, ладно? Ты поезжай. Со мной ничего не случится, правда. Мне через пять дней в школу возвращаться, Слава за мной присмотрит.

– Дмитрий…

– Мам, ты не сможешь меня переубедить, уезжай, я настаиваю, – и, поднявшись с пола, я побрёл в свою комнату.

Мама зашла ко мне, чтобы попрощаться, но мы так и не смогли сказать друг другу ни слова.

– Я позвоню.

– Хорошо, – я не смотрел на неё. Мне просто жизненно необходимо было остаться одному.

Она покачала головой и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь. А я так и остался сидеть на кровати, разглядывая дорогие обои, которые смотрелись так непривычно в моей небольшой комнате.