Оборачиваюсь и встречаюсь с ним взглядом.
– Что я могу сделать, чтобы ты перестала себя уродовать? – спрашивает он.
– Ничего, – криво ухмыляюсь я, – смирись.
Захлопываю дверь перед его носом и сбрасываю туфли, смотрю в зеркало и присвистываю. Да, похоже, я опять слетаю с катушек, как несколько лет назад. Мое лицо выглядит каким-то совершенно неземным, глаза с расширенными зрачками сейчас кажутся не голубыми, а черными. Я инопланетянка.
Чем это всё кончится? Я не знаю. Да и, честно говоря, мне наплевать. В пустоте достаточно трудно найти чёткий ориентир, и нет никакого желания смотреть по сторонам: всё равно ничего нового не увидишь, кроме безликой размытой серости.
Что бы я сейчас сделала, если бы у меня был личный телефон Шмелёва? Наверное, позвонила бы и сказала ему всё, что о нём думаю – что он самоуверенный высокомерный ублюдок и что задолбал уже постоянным присутствием в моих мыслях.
Стою, уткнувшись лбом в холодную плитку, и вожу по ней подушечками пальцев. На какое время я так зависаю – не знаю. Очухиваюсь, когда из-за двери доносится взволнованный голос:
– Ди, с тобой всё в порядке?
Молчу, потому что на выдохе как-то странно не хватает воздуха. На вдохе и того хуже.
– Диана…
– В порядке! – рявкаю я так, что горло обжигает внезапной болью. – Отвали! Хотя бы на десять минут отвали!
В какой момент руки сами собой сжимаются в кулаки так, что ногти до крови впиваются в ладони, я не замечаю.
– Отвали, – еле слышно повторяю я, хотя прекрасно знаю, что за дверью уже никого нет. Из зеркала на меня смотрит сумасшедшим взглядом моя Дориана Грэй, и я криво улыбаюсь ей. Мы всегда были на одной стороне, но в такие моменты, как сейчас, мне безумно хочется расколотить зеркало, только чтобы не видеть этой смазливой ублюдочной физиономии.
Обычно после таких переподвывертов я спасаюсь шоппингом. Когда куча пакетов, половину из которых я даже не разбираю, оказываются в руках, меня ненадолго отпускает. Вот и сегодня вечером меня почти отпускает, но, проходя по этажу молла к лифтам, я вижу Олесю. Ту самую Шмелёвскую секретаршу. Она закупается чем-то в отделе с бюджетным бельем.
В этот момент все, что меня отпустило, как-то разом снова переклинивает. Во-первых, я вспоминаю пронзительный синий взгляд, полный непробивамой снисходительности. Во-вторых, наш разговор. В-третьих, наш первый разговор. Только когда я нажала кнопку вызова, меня посетила очередная гениальная мысль. Кто знает о Шмелёве многое? Правильный ответ: секретарь.
Ты решил, что можешь безнаказанно меня поиметь? Окей. Мне просто надо дождаться того момента, когда этот непробиваемый хрен расслабится настолько, чтобы я смогла к нему подобраться, а потом… потом посмотрим, кто кого, Андрей. Когда я доберусь до той информации, которая покажется мне интересной, я всерьёз займусь твоим вопросом и поимею тебя так, что мало не покажется. Ради такого даже стоит потратить время и использовать некоторые человеческие ресурсы, в данном случае – Олесю. Пока Пашковский загадочно молчит. Надо будет его набрать, кстати.
Я ухмыльнулась открывшимся дверям лифта и развернулась на сто восемьдесят градусов.
Олеся как раз выходила из отдела, проверяя, все ли убрала в сумку. Я сделала вид, что просто иду ей навстречу, уткнувшись в пакеты, ускорилась, и…
– Ой! – вскрикнула она, когда мы друг в друга врезались. Из ее рук выпала и сумка, и простенький пакетик. С трусами за сто пятьдесят рублей, я увидела ценник.
– Простите, пожалуйста… – начала было я. Выкуси, Ники, Астахова Ди еще как извиняется. Особенно если для дела надо.
Мы столкнулись взглядами, и Олеся широко распахнула глаза.
– Диана Дмитриевна… – пробормотала она.
О Боже. Где ж вас таких делают.
– Просто Диана, – сказала я.
Она моргнула. Как будто не могла поверить в то, что услышала.
– Олеся, я не кусаюсь, – сказала я. – И, поскольку уж я в тебя врезалась, с меня кофе.
– Не думаю, что это будет удобно…
Неудобно – это ходить, когда в заднем проходе что-то застряло. Вслух же я говорю совершенно другое:
– Неудобно будет мне, если я оставлю тебя без кофе после такой интересной встречи, – сказала я. В подтверждение своих слов даже опустилась на корточки, подняла ее пакетик и сумку. – Вот. Держи.
Она продолжала на меня смотреть большими глазами, я же свои мысленно закатила. Нет, я понимаю, что такие как я таких как она никуда не приглашают, но должно же у нее в голове крутиться хоть что-то. Например, что с такими как я, дружить выгодно.
– Не бойся. Андрей Николаевич ничего не узнает.
– Я не боюсь. – Олеся поудобнее перехватила сумку, а потом кивнула. – Хорошо. Давайте выпьем кофе.
– Давай, – сказала я. – Дианой Дмитриевной и на вы меня будут называть чуть попозже. Я надеюсь.
Олеся невольно улыбнулась, а я мысленно поставила себе зачет. Тем более что мы вдвоем уже шли в направлении фудкорта.
Олеся оказалась такой патологически простой, что меня начало от неё тошнить еще до того, как кончился кофе. Как-то мы завели тему человеческой наивности с Никитосом, и, как я и предполагала, наши мнения кардинально разошлись. Он говорил, что многие люди до определённого возраста живут в искусственно созданном родителями мире, поэтому при столкновении с реальной жизнью для них возникает много сюрпризов. Какое-то время Мелехов пытался убедить меня в том, что наивность не является синонимом глупости, потом махнул рукой. С моей точки зрения, термин «наивность» применим к любому человеку максимум до двенадцати лет. С двенадцати и до восемнадцати – это глупость, а всё, что выше восемнадцати – хронический идиотизм, коррекции не поддающийся.
Одна из моих так называемых школьных подружек называла таких «ископаемое». В гробу я видела таких ископаемых: чисто теоретически они либо полные идиоты, либо пропитанные собственным ханжеством неудачники. Если дамочка до двадцати пяти не устроила свою жизнь с кошельком на ножках, всё начинают списывать на порядочность и отсутствие корысти. Хрена с два. Подсуньте этой порядочной принца на белом гелике и посмотрите, куда денется вся порядочность через пару дней. На эту тему хорошо высказались Ильф и Петров в «Двенадцати стульях». Перефразируя их бессмертное творение с поправками на конкретную ситуацию: «Олеся была хронической идиоткой, и её возраст не позволял надеяться, что это поправимо».
Сначала я подумала, что это её фишка – стиль поведения такой, изюминка. Должна же у женщины быть своя изюминка. Увы, ближе к концу кофе, я начала подозревать, что она не притворяется, и мне стало грустно. Насколько понятие грусти вообще ко мне применимо. Одно дело общать современную умную девчонку, у которой есть своя цель в жизни. Другое – святую невинность, у которой в прошлом два поцелуя и первая неразделённая любовь, вспоминая о которой, она до сих пор плачет под дорамы. Памятуя о ее начальстве, точнее, о его характере, мне было трудно представить, каким образом эта девушка вообще попала к Шмелёву.
Впрочем, цель была у меня, и вполне конкретная: поиметь Андрея Николаевича Великолепного. Сначала физически, а потом и морально – для этого я готова была потерпеть десяток Олесь, даже учитывая возможность того, что она выест мне мозги своей правильностью. Если бы не Шмелёв, ни за что не стала бы тратить время на эту дуру.
Перед выходными у нас с ней состоялась та самая памятная встреча в молле, на вторник я пригласила ее посидеть где-нибудь после работы, поэтому была искренне рада грядущим выходным и понедельнику (то есть дням без Олеси). Но, как частенько бывает, надежда на хорошие выходные была похерена явлением Дмитрия Семеновича Астахова. То есть открывая дверь квартиры, я не додумалась посмотреть в глазок, потому что ждала Никиту, а пришел он.
Папаша собственной персоной, в сопровождении своих двух неизменных телохранителей: Валерия и Димона. Шкафоподобные бугаи отличались богатырской силой, способностью закрыть папашу от пуль, как щитами капитана Америки, а еще мозгами ископаемых. Но мозги им, в общем-то, и не требовались, только животные инстинкты. Мозгом там был Пашковский, который с какой-то радости решил сбрасывать мои звонки.
– Чем обязана? – поинтересовалась я, когда эти трое ввалились в просторный холл.
Ладно, отец вошел. Он двигался, как хищник: плавно, но при его виде обосраться хотелось.
– Дверь закрой, – скомандовал Дмитрий Семенович Шкафу номер один, после чего повернулся ко мне без предисловий. – Ты что опять устроила?
– Я? Ты сейчас о чем?
Я правда понятия не имела, о чем он. Что ему конкретно в этот раз не понравилось. Вместо ответа отец достал смартфон и продемонстрировал ролик, на котором я весело пинала мужика-насосалу рядом со своей машиной.
– Ты хоть представляешь, сколько стоит убрать это видео из сети? А из записей ментов?
– Полицейских, – поправила я. – Дети вообще дорогое удовольствие, ты не знал?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71778097&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
От английского bestie – лучшая подруга
2
ЛА – Лос-Анджелес, город в США
