Глава 6
Сколько часов я так провела – отрешенно глядя на белизну за окном, – одним богиням ведомо. Я не представляла, что делать дальше, как быть… Как жить?
– Он был стар и слаб, Лара. Тэр готовился уйти вслед за тобой, – утешала настоятельница, похлопывая по плечу.
Час назад она объяснила, как пройти к усыпальницам, но я пока не решалась покинуть уютный домик и столкнуться с реальностью.
– Однако я здесь, – недоуменно развела я руками.
И уж точно не планировала остаться в Сатаре одна.
Боги, да я наше родовое имение в последние годы не покидала! Шелестела юбками от спальни до библиотеки и обратно, изредка забредая на кухню и пугая болезным видом кухарку. Почти не осознавала себя и мало что помнила из тех дней, слипшихся в единую серую массу.
Отсидев пятую точку, я принялась ходить по спальне, заламывая руки. Истерика прошла, первые слезы просохли.
Надо собраться, Лара… Ради папы. Ради себя.
Укутавшись в белую мантию, я вышла из дома и быстро дошла до старого кладбища. В проплешинах жухлой травы между сугробов и с каменными грибами закрытых склепов, выросших тут и там.
Попасть в усыпальницу можно было только по священным дням, ближайший такой – на пятую луну. Поэтому я просто постояла возле посеребренной ограды, поводила пальцем по папиному имени, высеченному в камне…
– Очнулась, болезная? – окрикнули сзади, и я обернулась.
Ворожка огромным деревянным веслом выбивала снег из замызганного ковра. Этим же веслом она подманила меня к себе.
Я сглотнула, изобразила вежливый книксен и осталась на месте: приближаться к старой виззарийке не хотелось.
– Не пугайся, птичка, я таких не ем, – осклабилась ведьма, демонстрируя черные зубы. – Отошел твой суеверный батюшка. А ты жива. Глупо слезы лить, хвали Сато за узелки спасительные, что выплела на твоем полотне. Нашел он, чай, тебе муженька в последний миг?
Я вытерла щеку колючей рукавицей и подошла к Ворожке.
– Нашел, – призналась ей тихо. – Только имени не оставил. Тэр велел приехать к нему, если выживу… А как теперь?
Их разговор в храме мне крепко запомнился. Такова была папина последняя воля – чтобы мы с мужем познакомились, и тот помог.
Кто б еще рассказал, в чем помощь бесценная заключается?
– А я погадать могу. На травках, – подмигнула Ворожка и откинула весло в сторону. Развернулась к дому и, покачиваясь речной толстобокой лодочкой, поплыла к двери. Добавила тихо: – На безопасных, сатарскими законами разрешенных.
– А вы и имя выведать можете?
– Даже цвет глаз. Это куда сложнее, – хрипло рассмеялась ведьма.
В ее лачуге пахло все так же неприятно: сыростью, плесенью, гнилью и дымком. Когда смуглая морщинистая рука подала мне чашку с черным взваром, я едва удержала тошноту внутри.
– Я не неволю, пташка. Хочешь, пей, не хочешь, уходи к папаше… Только там холодно, а тебе согреться надобно, да? – убаюкивающе покачиваясь, бубнила виззарийка.
Я послушно опрокинула в себя коричневую муть, которая цветом напоминала пряный гром, а вкусом – кисель из склизких жаб. Бррр! Меня передернуло. Ворожка села на табуретку, придвинулась близко, дыхнула зловонием изо рта и впечатала острые пальцы в мои щеки.
– Разве вам не надо… чаинки смотреть?
– Я читаю по лицу. Тише, болезная. Расслабься, дай поглядеть, пока он не видит.
Карие глаза обернулись двумя затягивающими болотами, и показалось, что чужое сознание проскальзывает внутрь. Холодным, неприятным шнурком, чешуйчатым, как змея.
– Ммм! – поморщилась от резкой боли в висках.
– Терпи, – велела ведьма. – Вижу, вижу…
– Что видите?
– Твое бремя горькое. Золото тяжелое, неподъемное. Сапоги высокие, с серебряными заклепками. Поцелуй, спасение темное. Яд оживляющий… и убивающий, – будто в трансе, шептала старуха. – Можно бы приноровиться, но… не протянешь долго, если с неловкой проблемой не разберешься.
– Какой проблемой?
Краем глаза я увидела, как из-под волос моих, серебряно-серых, тянется к ее грязным пальцам черная прядь. И ведь не было ее раньше, и не вился на виске этот странный локон…
– Ну уж о таком сраме не мне тебе рассказывать, – промычала Ворожка и вдруг резко отпустила мои щеки.
Она охнула сдавленно, отмахнулась, затряслась. Приложила ладони к глазам и завыла обиженно, как малое дитя.
– Что с вами? Ворожка… Эй, вы в порядке? – я привстала и попыталась ухватить женщину за плечи.
Ведьма крутилась волчком по всему коридору и подвывала.
– Не трогай меня… Прочь!
Она дернулась от моих рук, как от ядовитых змей, и я поспешно убрала их в карманы. Я догадывалась, что «темная ведьма» слегка не в себе, но чтобы совсем уж спятила…
– Вы имя хотели увидеть, – напомнила ей. – Моего мужа случайного.
– Увидеть? О, я теперь долго ничего не увижу! – разгневанно взрычала она и отлепила ладони от глаз. Они вместо карих прозрачными сделались, точно затянулись серой пленкой. – Не дал поглядеть… Хитрый морок. Что ж я так неосторожно-то?! Как ведьма младая, ни разу на полную луну не стриженая!
Она на ощупь двинулась в сторону кухни и принялась греметь железной посудой. От входа я видела, как виззарийка поднимает лицо к потолку и накладывает на глаза примочки из перемолотых травок, растертых в ступке с густым белым зельем.
– А мне что ж теперь делать? – прошептала я, в ужасе косясь на старуху. С бело-зелеными лепешками на смуглом лице она выглядела еще страшнее.
– Мужа ищи своего пропащего, пока сама жива… Пусть сотворенное исправляет, чтоб черная мерзость внутри тебя не убила, – процедила она недовольно. – Уж я его! Если увижу!..
Она погрозила кулаком полупустому шкафу и опять обиженно взвыла: пока не увидит.
– Ни имени, ни адреса, – вздохнула я и отошла к выходу, твердо решив вызвать к Ворожке телесного целителя и кого-то по другим хворям, душевным.
У настоятельницы Монтилье наверняка есть знакомые лекари. А одними травками тут делу не поможешь.
– Ступай за ним след в след и притопаешь, – брезгливо отмахнулась ведьма. – Сато для тебя один узелок заплела, заплетет и второй… Дорога ты ей, видно, птичка. Теперь уж не бросит. Богини в Сатаре сентиментальные.
***
Наш чахлый харпемейстер после папиной кончины забрал экипаж и уехал в Хоулден-Холл, чтобы сообщить прислуге горькое известие и привезти мне сезонных вещей по размеру.
Наверное, стоило дождаться его в приюте. А затем отправиться домой и принять управление имением: больше Хоулденвеев в Сатаре не осталось.
Но все внутри противилось идее. Приехать в Хоулден-Холл одной? Бродить по серым обветшалым коридорам без отца, отдавать прислуге приказы, будто я там теперь хозяйка?
Состояние наше сильно уменьшилось с тех пор, как заболела матушка и папа отошел от придворных дел. Серебряные саты рекой лились в карманы целителей и шарлатанов, златые монеты щекотали ладони аптекарей… Просторный замок пришел в запустение, по стенам расползлась паутина. Сад, веками служивший пристанищем желтым лоури, зачах, как наша искра.
Осталось несколько верных слуг, дородная кухарка Бесси с нерасторопной помощницей, четыре тощие харпии, слабый маг-бытовик, подслеповатый садовник да дряхлый харпемейстер… Теперь я в ответе за их жалование.
Зажмурившись, я попыталась представить себя хозяйкой Хоулден-Холла. Степенной, горделивой, в пышном платье замужней дамы. Но ничего не получилось. Я не строила планов на будущее, и теперь была ошеломлена… Стукнута по голове окаменелой сосулькой!
***
Оставив лачугу Ворожки позади, я вышла с территории приюта и побрела к окраине Вандарфа, повторяя свой путь трехнедельной давности. Священная гора, увенчанная полуразрушенным храмом, ледяной доминантой выступала из частокола коренастых домов.
Весь недолгий путь я поражалась, как изменился город. Люди больше не боялись зимы. Они приняли ее, приоделись, разрумянились, приветствовали друг друга с хохотом и желали счастливого правления Триксет.
Беда забылась. Сугробы сияли на солнце тысячами стеклянных осколков, белизна слепила глаза, веки слезились от света…
Харчевню я нашла без труда. Сейчас в ней было тихо и уютно, за столиками чинно восседали взрослые тэры, переговариваясь негромко. Я поспрашивала юную тэйру за прилавком, и хозяйку, и служку у загонов для харпий, даже на кухню всунулась тайком…
Никто не помнил гостя в черном плаще и с темной аурой, сочащейся с дрожащих пальцев. А когда я заводила речь про высокие походные сапоги с заговоренными заклепками, собеседники фыркали так, что пыль поднималась.
В ту ночь в харчевне было не протолкнуться. Кто только ни заходил – пьяные, трезвые, в плащах и без. Одни искали экипаж, другие – свободную комнату, иные просто стояли у стен и пытались согреться.
Жреца тут знали, но он, как выяснилось, несколько дней назад уехал в Сандер. Сразу после ритуального отпевания «какого-то высокого тэра». Видимо, моего папеньки…
Лишь рябой мальчишка в длинном белом переднике вспомнил, как нашел свежую харпию для незнакомого мага. Угрюмого, как смерть, и облепленного снегом по самые брови.
Да, верно, тот мужчина собирался в Пьяналавру. Теперь и я вспомнила, как он искал харпию и жаловался на снежные завалы. На нем висела ответственность, и он торопился в столицу к рассвету.
– Харпию вернули?
– Привезли с двойной платой, – покивал паренек, взбивая рыжие вихры под приплюснутой шапкой служки. – Я сам принимал. Только другой маг прибыл, в форме такой… с эмблемой…
– Военный? Из сатарской армии? – прошептала я, окончательно запутавшись.
Мой муж приезжал на Рубежи. Он был магом. Боевым, служивым?
– Нет, там другая… Как вот у академии в Пьяни. Золотистая загогулина, студенты на лацканах такие носят, – помялся служка и почесал затылок. – Но то не студент был, постарше. Младший маг или вроде него.
Значит, харпия прибыла в столицу и добралась до академии… И уже оттуда вернулась с другим наездником в Вандарф.
Информации – сущие крохи. Что муж делал в академии? Учился, работал? Был магистром или просто заскочил по делам короны?
«Ступай за ним след в след», – вспомнилось брезгливое от темной ведьмы.
Выходит, в Пьяналавру? В Академию?
Круги на воде, не иначе. Призрачная ниточка, что рассыплется от неосторожного прикосновения.
И все-таки чутье подгоняло вперед. Искры щекотно разбегались по жилам, подталкивая меня к неизвестности. Вернуться в Хоулден-Холл я всегда успею, а вот академия…
Об учебе я могла лишь мечтать. Да и кто бы позволил хворой аристократке постигать магическую науку?
Я мечтательно зажмурилась. Академия… Слово-то какое. Приятное, сочащееся восторгом и вдохновением.
Акаде-е-емия.
– Чего встала посреди дороги?! – рявкнули над ухом и бесцеремонно отпихнули меня в сторону. Чей-то грубый локоть прошиб ребро под тонкой мантией, и я скривилась от неожиданной боли. – Не прозрачная!
Я всплеснула рукавом – да что же это делается? – и сердито поглядела на спину прошествовавшего мимо тэра. Не так уж много места я занимала на широкой дороге, чтобы он обойти не смог.
В Хоулден-Холле никто не посмел бы толкнуть юную леди. А нынче меня еле ноги держат – с непривычки и от усталости.
И так горько стало – от боли под ребром, от обиды, – что я чуть не расплакалась. Не придумала ничего лучше, чем сдернуть рукавицу и погрозить горбатой спине кулачком. Что еще может слабая леди противопоставить наглому тэру?
Что-то да может…
Черная призрачная плеть сорвалась с ладони, прошелестела по снегу смоляной змеей, ошпаривая дорожку до пара, прожигая длинную извилистую дыру. Подкатилась к тэру, оплела блестящие сапоги и намоталась на голенища так, что мужик запнулся, ахнул и носом полетел в сугроб.
Ох, Судьбоносица!
Привиделось… Морок, морок. Это не мое, чужое!
Не оборачиваясь, тэр поднялся, отряхнулся и пошел дальше своей дорогой. Благо, свидетелей его падения не было и гордость пострадала меньше, чем нос.
Оцепенев от случившегося, я покачнулась и шлепнулась задом в рыхлый снег на обочине.
– Не может быть, что это я, – прошептала вслух, разглядывая голый кулак.
Бледное запястье оплетал черный жгутик. Как причудливый браслет, выточенный из жидкого обсидиана. Только ни снять, ни смыть я это украшение не могла: оно въелось под кожу.
И все-таки я.
Кошмар!
Рассказать о таком – не поверят. А то вовсе целителя-душевника вызовут, и не для жуткой Ворожки, а вполне себе для меня.
В смятенных чувствах я вернулась в приют Монтилье. Дрожащими пальцами собрала папин саквояж. Под тугие кожаные ремни уложила смену белья, теплые чулки и расческу, в тканевый карман просунула запасную сорочку и тонкую вязаную кофту.
На затянутые ремни кинула отцовский блокнот, письменные принадлежности, альбомы для зарисовок, миниатюрный сборник «Молитвы пяти сезонов» – подарок от сотого шарлатана, заезжавшего в Хоулден-Холл.
В папином плаще нашла бархатный кошель, побрякивающий серебряными сатами. Монет немного, но на поездку в городском экипаже и пару ночевок в столичной гостинице хватит, а там…
