. Такой тревожный всплеск не объясняется более высоким уровнем диагностики сегодня. На самом деле, когда ученые оценивают психическое здоровье молодых людей, они не опираются на диагнозы. Так как многие подростки с симптомами ментальных расстройств не проходят обследования, национальные данные о проблемах психического здоровья у тинейджеров основаны на других критериях. Эксперты стараются выяснить, сталкивались ли подростки с эмоциональными или поведенческими проблемами, которые значительно нарушали их нормальную повседневную жизнь на протяжении 12 месяцев и дольше и требовали сторонней помощи
. Недавние исследования, основанные на этих параметрах, показали, что к 17 годам более трети девочек переживают по крайней мере один эпизод «большого депрессивного расстройства» за последний год своей жизни, сопровождающийся ощущениями «никчемности и вины»
. Это состояние не похоже на временный приступ тревоги. Под эпизодом большого депрессивного расстройства понимают период в несколько недель (часто дольше), в течение которого человек испытывает постоянную грусть и беспомощность, утомление, нарушения сна, потерю интереса к деятельности и продолжительные суицидальные мысли.
Ежегодно расхождение между уровнями депрессии и тревоги у мальчиков и девочек сохраняется. С 2018 по 2019 год этот разрыв увеличился на 14 %
. В период с 2016 по 2020 год у девочек диагностировали депрессию в среднем на 48 % чаще, а их заболеваемость тревожными расстройствами повысилась на 43 % по сравнению с мальчиками того же возраста
. Ощущение повседневного благополучия у девочек также отличается от такового у мальчиков: почти 50 % девушек сообщают о десяти днях плохого психического самочувствия за последний месяц, по сравнению с 28 % молодых людей
.
Хочу пояснить: современным мальчикам тоже трудно. Безусловно. Зачастую тревожные расстройства у них могут проявляться в виде нарушений поведения или проблем с вниманием, и их часто путают с чем-то другим или просто упускают из вида. Мальчики, страдающие депрессией, чаще девочек совершают самоубийства. Но проблемы мальчиков и девочек нередко имеют разные причины, и игнорирование данного факта может навредить нашим детям.
Более того, сегодняшняя эпидемия самоубийств среди подростков указывает на растущее отчаяние именно среди девочек. Разрыв в статистике суицидов у мальчиков и девочек сокращается: за последние двадцать лет число самоубийств среди девушек увеличилось в три раза, включая девочек в возрасте от 10 до 14 лет
. В 2021 году количество попыток суицида среди девушек-подростков выросло на 51 % по сравнению с 4 % среди парней
.
Статистика подсказывает, когда этот кризис впервые начал усиливаться, даже несмотря на то, что долгое время он оставался незамеченным. Если изучить имеющиеся данные, то можно увидеть поразительную тенденцию: сегодняшний стремительный рост уровня тревожности и депрессии наблюдается только у тех, кому еще не исполнилось 25. Исследование Journal of Abnormal Psychology показало, что за 2019 год частота эпизодов большого депрессивного расстройства увеличилась на 52 % среди подростков в возрасте от 12 до 17 лет и на 63 % среди девушек и парней в возрасте от 18 до 25 лет. При этом подобная динамика отсутствует у молодых людей в возрасте 26 лет и старше
.
Безнадежность, беспокойство, никчемность и суицидальные мысли значительно чаще наблюдаются у людей моложе 26 лет, чем у достигших этого возраста и старше. У девочек и девушек эпизоды большого депрессивного расстройства и эмоционального дистресса[4 - Дистресс – негативная форма стресса, которая характеризуется длительным течением и хроническим стрессовым состоянием. (Прим. ред.)] встречаются намного чаще, чем у мальчиков и парней той же возрастной категории. Беря во внимание все факторы, авторы исследования полагают, что это говорит о «поколенческом сдвиге в эмоциональных расстройствах и суицидальных исходах».
Такой спад в благополучии девочек, который начался задолго до COVID-19, стал особенно заметным после длительного влияния стресса, вызванного пандемией. По данным ученых Мичиганского университета, почти половина родителей сообщают о том, что они заметили ухудшение психического здоровья их детей во время пандемии. Приблизительно у трети девочек появились новые или усугубились имевшиеся симптомы депрессии или тревоги против менее чем каждого пятого мальчика
. За 2020 год, когда начался карантин, количество обращений в отделение неотложной психиатрической помощи для подростков увеличилось на 31 %, причем этот рост оказался гораздо более резким среди девочек
.
СОВСЕМ НЕДАВНО УЧЕНЫЕ и исследователи общественного здравоохранения приступили к изучению причин, которые стоят за этим тревожным феноменом. Авторы исследования Journal of Abnormal Psychology ссылаются на «культурные тенденции» середины 2000-х годов, ускорившие отрицательную динамику психического здоровья девочек-подростков. В дополнительных аналитических работах эксперты указали конкретный год, когда состояние ментального здоровья девочек впервые начало катастрофически ухудшаться, – 2012-й
. И все же только с 2016 года (тогда Национальные институты здравоохранения США попросили учитывать половые различия при разработке доклинических исследований и изложении их результатов) ученые стали внимательнее рассматривать половые различия мужчин и женщин в качестве биологического обоснования того, как, когда и почему депрессия и тревога развиваются в ответ на проблемы и стресс[5 - На протяжении десятилетий в лабораторных экспериментах, связанных с мозгом, наблюдения проводились почти исключительно над животными самцами. Доклинические исследования по нейробиологии начинаются с результатов опытов над животными. Затем данные распространяются на клинические испытания на людях и изучаются в них. В 2016 году Национальные институты здравоохранения США попросили учитывать половые различия в разработке исследований животных и составлении отчетов по ним. Ранее, независимо от того, какой аспект ментального здоровья изучался под микроскопом (как стресс влияет на мозг; как меняется мозг при депрессии, тревоге или ПТСР; то, каким образом при психических расстройствах взаимодействуют мозг и иммунная система), исследования женской биологии редко включались в эксперименты над животными или доклинические работы. В конечном счете научные открытия и предположения искажались в силу своего появления в рамках моделей исследования животных особей мужского пола.]
.
Шокирующие результаты, полученные учеными, указывают на причину страдания наших девочек, а также позволяют лучше понять всю сложность их взросления сегодня. Проще говоря, наука утверждает, что хронические стрессоры влияют на мозг женщины совершенно иначе, нежели на мозг мужчины, и, хотя эти изменения начинаются в период раннего развития, чаще всего они достигают своего пика в подростковом возрасте и, как правило, имеют негативное значение. По сути, упомянутые научные открытия показывают нам, что происходит, когда девочек осаждают бесчисленные стрессовые факторы, как эти трудности проявляются в ощущениях подростков и их психологическом благополучии и почему эти стрессоры обладают большей мощностью в формировании пути каждой девочки, чем мы прежде полагали.
Научные данные утверждают, что хронические стрессоры влияют на женский мозг совершенно иначе, нежели на мужской, и, хотя эти изменения начинаются в период раннего развития, чаще всего они манифестируют в подростковом возрасте и, как правило, пагубным образом.
ЧЕТЫРЕ ОБЛАСТИ ДЕТСКОГО СТРЕССА
Стресс – простое слово, которое большинство из нас произносит ежедневно, но помимо этого стресс – термин, который вводит в заблуждение. Когда мы говорим о стрессе, что конкретно мы имеем в виду? Большая часть того, что мы знаем о влиянии стресса и невзгод на детское благополучие, вытекает из целого комплекса исследований под названием «Исследование неблагоприятного детского опыта» (НДО; ориг. «Adverse Childhood Experiences» (ACE)). Данные НДО состоят из более чем двух тысяч хорошо воспроизведенных исследований за последние 25 лет. Результаты показали: воздействие на ребенка различных пагубных факторов до достижения им 18 лет повышает у него вероятность развития проблем с физическим или психическим здоровьем во взрослом возрасте.
Такие стрессоры, или источники стресса, возникают в четырех широких областях. Первые, домашние стрессоры, – это трудности, с которыми ребенок сталкивается в своем собственном доме. Например, когда он растет с родителем либо опекуном, страдающим от психического расстройства, алкоголизма, наркотической зависимости, хронического физического заболевания; переживает расставание или развод родителей; теряет родителя до достижения зрелого возраста либо разлучается с одним из родителей. Кроме того, к этому относятся плохое обращение со стороны родителя или основного опекуна, например постоянная критика или унижение; физическое пренебрежение, например отсутствие обеспечения медицинской помощи во время болезни; эмоциональное пренебрежение, например ощущение, что семья не защищает или не заботится о ребенке, наблюдение насилия в доме или травля со стороны братьев и/или сестер; физическое и сексуальное насилие.
Вторая область источников детского стресса и проблем – средовая. Она охватывает стихийные бедствия и потрясения от таких климатических кризисов, как ураганы, землетрясения, лесные пожары и оползни, воздействие токсинов, инфекций и загрязнений, а также стресс, вызванный пандемией COVID-19.
Также детские травмы возникают в широкой сфере нашего сообщества: взросление в условиях бедности, столкновение с дискриминацией, расизмом и жестокостью в обществе; отсутствие нормального жилища; посещение школ, не соответствующих стандартам; переживание терактов в школе либо даже возможная угроза их возникновения.
Последняя группа стрессоров – социальная. Это эмоциональные либо межличностные конфликты, с которыми дети обычно сталкиваются в социальном окружении, внутри компаний в школе или по соседству. Однако, поскольку подростки все больше живут онлайн, в социальных сетях, и пытаются совладать с лайками и дизлайками, критикой и вездесущей угрозой буллинга либо насмешек, хронический стресс в данной области становится более серьезным и превращается в новый тяжелый источник беспокойства.
Если сделать шаг назад и взглянуть на основные проблемы четырех сфер жизни подростков, можно заметить определенные общие знаменатели. Во-первых, данные проблемы постоянны и непредсказуемы; никто не знает, когда они повторятся. Они вселяют в ребенка чувство, будто он находится под своего рода угрозой, а это подрывает его базовое ощущение безопасности в мире. Во-вторых, стресс из-за этих ситуаций может проявляться на эмоциональном уровне – в виде страха, тревоги, стыда, беспокойства, одиночества или подкрадывающегося ужаса. Или на психологическом уровне, как скрытое напряжение, наличие которого ребенок может даже не осознавать в теле. Иногда стресс проявляется более открыто – через панику, характерную учащенным пульсом, дискомфортом в животе и ощущением замирания сердца в груди. Все эти переживания незащищенности могут погрузить ребенка в умеренное либо острое состояние «бей-беги-замри», в котором тело и мозг готовятся защититься от воспринятой угрозы, убежать от нее или замереть на месте с целью остаться незамеченными. Со временем подобное повышенное чувство беспокойства относительно того, что ожидает за углом, ведет к усилению выработки в организме веществ, вызывающих воспаление, а это, в свою очередь, способно запустить изменения в функционировании иммунной системы и структуре формирующегося мозга.
БОЛЬШИНСТВО ПЕРЕЧИСЛЕННЫХ СТРЕССОРОВ отражаются на мальчиках и девочках одинаково. Теперь уже все дети и подростки пережили смертельно опасную эпидемиологическую ситуацию, и многие потеряли членов семьи в связи с пандемией. Согласно исследованию Центров по контролю и профилактике заболеваний США за 2021 год, опубликованному в The Lancet, к лету 2021 года на каждых двух взрослых, умерших от COVID-19, пришелся один ребенок, лишившийся родителя или другого опекуна, например бабушки или дедушки, живших вместе с ними
.
Тревога по поводу пандемии ложится поверх иных хронических стрессоров, включая стрельбы в школах и другие массовые теракты. Недавнее исследование Центра Пью выяснило: почти 60 % учеников боятся, что их школа станет следующей мишенью в бесконечной веренице расстрелов в учебных заведениях
. Дети старше шести лет регулярно участвуют в учениях по самозащите против потенциальных вооруженных злоумышленников.
Помимо этого, нынешнее поколение детей сталкивается с последствиями изменения климата в режиме реального времени, которые не переживало ни одно поколение до. Наши дети растут в условиях наводнений и беспрецедентного количества оползней и ураганов, страдая от небывалой жары и засух или бушующих лесных пожаров. Или же они наблюдают за этими событиями через СМИ и интернет 24/7. Они становятся свидетелями того, как внешние силы разделяют общества, провоцируют усиливающиеся политические разногласия и агрессию. Они живут в условиях ужасающей расовой несправедливости, неправомерного поведения полиции и массовых кризисов, связанных с ситуацией с беженцами, по всему земному шару. Добавьте сюда 17 млн детей в США, ложащихся спать голодными, и 2,5 млн детей, вовсе не имеющих своих кроватей
. Неудивительно, что преподаватели Колумбийского университета ведут курс под названием «История конца света».
Такого рода стрессоры взрослые обычно берут на себя и справляются с ними. Только они приложили недостаточно усилий для совместного искоренения данных проблем. Дети не чувствуют себя в безопасности, поскольку знают, что они не в безопасности. Они сталкиваются с массой экзистенциальных угроз, для ликвидации которых мы, взрослые, не предложили хороших средств. Несмотря на страх детей относительно того, на какое будущее они вообще могут рассчитывать, от них ожидают слишком многого: раннего достижения больших успехов в учебе; размышления о высшем образовании, когда они еще совсем маленькие; определения собственной идентичности, зачастую при взрослении рядом с чрезмерно опекающими либо перенапряженными родителями, работающими на нескольких работах. И подростки пытаются совладать со всем этим, одновременно понимая: в не столь отдаленном будущем им придется самим справляться с надвигающейся карьерной и экономической неопределенностью.
ПРИ РАССМОТРЕНИИ МНОЖЕСТВА невзгод, с которыми сталкиваются наши дети, может показаться, будто какие-то виды хронического токсичного стресса опаснее, нежели другие. Однако по большей части это неверно – все формы постоянных стрессоров способны воздействовать на мозг и биологию ребенка. Нейробиологи из Университета Колорадо выяснили, что нервная система может реагировать на эмоциональный стресс так, как «если бы имело место клеточное повреждение»
. Эмоциональные и биологические стрессоры воздействуют на одни и те же цепочки в мозге, приводя к запуску воспалительных факторов, которые, если их не контролировать, начинают постепенно влиять на состояние здоровья на протяжении всей жизни. Но эмоциональный стресс становится травмирующим, только если ребенок воспринимает его как каким-то образом пагубный или угрожающий его психологической либо физической безопасности в мире.
Нам может быть трудно понять данную концепцию, так как нас научили думать о нашем психическом здоровье как о чем-то отдельном от нашего физического здоровья. Но наше благополучие строится изначально и прежде всего (в том числе с самых ранних этапов жизни) на непрерывном, прочном чувстве безопасности. Это не «я думаю, следовательно, я существую». На самом деле это: «Я думаю и чувствую, следовательно, я существую».
Тело и мозг ребенка постоянно считывают и обрабатывают сигналы из окружающей среды. С момента начала вашей жизни в утробе матери и на протяжении детских и подростковых лет ваш мозг является смыслообразующей машиной. Он всегда участвует в сложном интерактивном танце с каждой деталью вашей среды. Все ваши органы чувств – обоняние, осязание, вкус, зрение, слух – посылают в мозг сообщения о том, находитесь вы в безопасности или нет. Мониторинг, оценка и подготовка вас и вашего тела к новым поступающим угрозам – задача номер один для вашего мозга. В то же время он 24/7 ведет беседы с иммунной системой, решая, сигнализируют ли едва уловимые послания от внешнего мира о неминуемой опасности.
С этой целью в течение всего детства мозг и тело начинают накапливать напряженные или травматические переживания, – на деле записывая их для использования в будущем. И в этом танце мозга с окружающей средой хронический стресс детства и подросткового периода выступает своего рода инструктором, который обучает нервную, иммунную системы и мозг такими способами, которые закладывают основу того, как мозг и тело будут реагировать на стрессовые переживания всю дальнейшую жизнь. Вот почему результат в виде двух баллов и выше в исследовании НДО (ACE) считается значительным с точки зрения влияния на будущее физическое и психическое состояние ребенка[6 - Несколько слов о баллах НДО (ACE). Первоначальный опросник НДО (ACE), составленный исследователем «Kaiser Permanente» Винсентом Фелитти, M. D., и эпидемиологом Центров по контролю и профилактике заболеваний США Робертом Анда, M. D., и опубликованный в 1998 году, предлагал взрослым рассмотреть десять типов переживаний детства, таких как физическое либо эмоциональное насилие или пренебрежение со стороны опекуна, сексуальное насилие и иные формы дисфункциональности в доме. Однако данными десятью вариантами все виды проблем, с которыми сталкиваются дети, не исчерпываются. Миллионы детей страдают от дискриминации, нищеты, расизма, сексизма, а также средовых и социальных стресс-факторов. Поэтому, когда я ссылаюсь в книге на баллы НДО (ACE), то имею в виду оригинальный опросник. Тем не менее стрессоры сообщества, среды и социума тоже негативным образом серьезно сказываются на благополучии ребенка и взрослого человека. (Прим. автора)].
ГЕНДЕРНЫЙ РАЗРЫВ
При обращении к нейробиологии, которая изучает, почему растущий уровень стресса влияет на здоровье девочек таким явным пагубным образом, мы узнаем, что большая часть ответа лежит в новом понимании того, что происходит с девочками в период пубертата и как их развивающийся мозг воспринимает токсичные стрессоры. На самом деле у женщин именно в период полового созревания хронические личные и окружающие стрессоры начинают проявляться в виде психологических издержек.
Во многом это объясняется всплеском половых гормонов, а именно эстрогена. При нормальных обстоятельствах эстроген может выполнять значительную защитную функцию, но на фоне скопления множества стресс-факторов он способен усиливать влияние стресса на формирующийся женский мозг. А это, в свою очередь, активирует гены, связанные с развитием психических расстройств в будущем.
Однако одна из самых важных идей заключается в следующем: наша эволюционная биология (то, как наши тело и мозг развивались с тех времен, когда мы были охотниками и собирателями) имеет большое отношение к тому, как сегодняшние стрессоры влияют на здоровье девочек-подростков. Причина такого серьезного переживания хронического токсичного стресса в период взросления коренится в нашей эволюционной истории, где травмирующий опыт мог означать смерть – гораздо чаще, чем в современной жизни. Изо дня в день глубокие биологические эволюционные реакции приспосабливаются к новейшим условиям жизни девочки-подростка в мире, полном трудностей, многие из которых новы для нашего времени. Это, с одной стороны, прибавляется к традиционным проблемам, с которыми молодые люди всегда сталкивались в подростковый период, а с другой – к индивидуальным трудностям, ожидающим ребенка в его личной жизни.
По сути, это история о наследии нашей эволюции как людей и о том, как нас формировали смертельные угрозы. Опасности сегодняшней реальности проявляются по-разному, но тем не менее они оказывают мощное воздействие, особенно подвергая риску девочек. Проще говоря, наши мозг и гормоны погрязли в нашем эволюционном прошлом.
Наконец, самое важное заключается в том, что в процессе взросления современных девочек есть многое, что наносит крайне пагубный ущерб, и эта токсичность окружающей среды, ставшая повсеместной и усугубленной социальными сетями (их мы подробнее рассмотрим во второй главе), вносит свой вклад в то, как часто девочки начали страдать от кризисов психического здоровья.
Конечно, в том, что девушка-подросток испытывает трудности, нет ничего нового. Великие романы, от «Маленьких женщин» до «Дерево растет в Бруклине», рассказывают о преисполненных тревогой девушках, которые ищут себя в эти годы. И вопрос, почему у девочек наблюдаются более высокие уровни тревоги и депрессии в пубертатный период, существует давно. Психологи на протяжении десятилетий пытаются выяснить, что способствует и препятствует здоровому развитию внутренней жизни девочек. В 1994 году психолог Мэри Пайфер впервые опубликовала свою классическую книгу о воспитании девочек, «Воскрешение Офелии», чье название отсылает нас к героине-подростку из трагедии Шекспира «Гамлет»: Офелия, которая страдала из-за любви к Гамлету и ожиданий своей семьи, в конечном счете топит себя. И все равно, после настойчивого призыва Пайфер еще четверть века назад защищать и лелеять внутреннее «я» девочек-подростков и множества масштабных усилий для предотвращения опасной тенденции к самоубийствам эпидемия депрессии и тревоги у них только продолжила расти. Более того, сегодняшнее поколение девочек, очевидно, переживает боль, количественно и качественно отличающуюся от боли предыдущих поколе- ний.
Дети сталкивались с трудностями в любом обществе и в любую эпоху, но сейчас существуют факторы, которые делают наши времена особенно и коварно разрушительными. Родителям, воспитывающим детей в период исторической травмы, например войны, потребность ребенка в безопасности может казаться понятной. И все же тем из нас, кто растит дочерей, бывает трудно понять, нарушают ли переживания девочки ее психическое здоровье и когда конкретно. Времена изменились, и нам нужно поменять наши техники и подходы к воспитанию стойких девочек, если мы хотим помогать им преуспевать и процветать.
Изо дня в день глубокие биологические эволюционные реакции приспосабливаются к новейшим условиям жизни девочки-подростка в мире, полном трудностей, многие из которых новы для нашего времени.
Сегодня наука объясняет, почему мы до сих пор не продвинулись в «воскрешении Офелии». Бесчисленные токсичные, социальные и средовые стрессоры стали пагубными с точки зрения нейробиологии для нового поколения девушек. Кризис благополучия современных девочек-подростков не просто психологический феномен – он биологический.
Глава 2
Токсична ли эта эпоха для девочек?
Да, и все хуже, чем вы думали
КОГДА ДЖУЛИИ АБЕРНАТИ исполнилось 11 лет, она начала развиваться «по-настоящему быстро» – ее тело сорванца резко изменилось «с мальчишеских линий на женственные изгибы». Девушка описывает свои предподростковые годы, пока мы бродим вокруг студенческого городка, где она заканчивает второй курс.
– Я была очень активным ребенком, лазала по деревьям, носилась со своим братом, строила крепости под обеденным столом. И вдруг, буквально за одну ночь, у меня появились эти сиськи, – говорит Джулия, и из-за ее хриплого голоса она кажется старше своих двадцати лет. – Для меня моя грудь была как два толстых мешка, росших на грудной клетке. Я хотела не обращать на нее внимания и продолжить жить как раньше, но окружающие начали видеть в первую очередь ее. Все стали относиться ко мне иначе. У меня замечательные родители; они помогли мне пережить действительно трудные годы, и для меня это имело огромное значение. Но, оглядываясь назад, я вижу: они учились на ходу. Они говорили слова, противоположные тем, которые мне нужно было слышать. Друзья моего отца бывали у нас дома и восклицали что-то в духе: «О, Джулия такая красивая. Господи, она уже выглядит как взрослая женщина!» Они пялились на мое тело, и никто не вмешивался со словами: «Эй, хватит! Ей 11!» Даже мама иной раз шутила: «Боже мой, Джулии в одночасье исполнилось 16!»
Я стала носить оверсайз-рубашки на пуговицах, чтобы скрыть свое тело и избежать внимания старшеклассников, – вспоминает девушка. – Я просто хотела лазать по деревьям и печь торты. Но большинство из моих воспоминаний из предподросткового возраста связано с тем, как я отбивалась от старшеклассников, которые бросали на меня долгие взгляды, близко наклонялись и говорили нечто вроде: «У тебя самые классные сиськи!» Даже когда я просто шла по улице мимо строительной площадки, даже с семьей, парни кричали: «Вот она, беда!» или «Лучше заприте ее сейчас же!» И я думала: «В чем именно я беда?» Это злило и смущало меня одновременно, и я понимала, что в действительности не находилась в безопасности, если мужчины обращали на меня внимание с расстояния 6 метров.
Джулии исполнилось 12 лет в 2013 году, в разгар бума смартфонов у учеников средней школы.
– Мне не нравились социальные сети, но их необходимо было вести, чтобы завести с кем-то дружбу. Как-то раз одна моя подруга выложила фото декольте, и я тоже опубликовала такую фотографию. Мне тут же стало мерзко. Помню, я сказала себе: «Ты сейчас ведешь себя как идиотка» – и удалила этот пост. Я пыталась выкладывать позитивные фото и надписи, чтобы сохранять видимость благополучия. Это был способ оставаться частью толпы. Однако демонстрация всем своего лучшего, красивого «я» была очень болезненной. Так много в социальных сетях связано с женскими телами… На групповых селфи с вечеринок девочки принимают вызывающие позы, держа камеру под определенным углом, дабы выглядеть стройнее, и т. д. и т. п.
Джулия громко вздыхает, вспоминая ту себя, на восемь лет младше.
– Соцсети – это как открытый сезон для оценки форм женских тел – нашей кожи, лиц, волос. К 10 или 11 годам вы понимаете, что чем больше девочка сидит в соцсетях и позирует так, чтобы казаться взрослой и сексуально зрелой, тем большей социальной властью она располагает. Я же была очень неуверенным в себе подростком. С одной стороны, я чувствовала, будто должна была участвовать в игре; но с другой – злилась: «Я не хочу быть частью этого, все это совершенно фальшиво, неправильно и честолюбиво, и я не хочу быть такой».
Мы идем по улице, и нас застает врасплох свод распыленной воды из разбрызгивателя для газона; легкий душ разливается сверкающими капельками, исчезающими тут и там. Джулия смеется, пока мы убегаем от него, и на мгновение в ее улыбке я вижу открытое лицо той 11-летней девочки, которой она когда-то была.
К 13 годам она научилась жить с бесконечными возгласами в духе «О, у Джулии большая грудь!» и «Джулия – реально горячая штучка!», перемещаясь по коридорам своей школы. Затем она перешла в старшие классы.
– Несмотря на мои способности, меня не считали умной из-за всех происходивших вещей. Меня считали увлеченной мальчиками, хотя на самом деле это мальчики увлекались мной – и даже не мной, а моим телом.
Джулия вспоминает один день того года.
– Во время обеда старшеклассник засунул свой язык мне в рот и залез рукой под мою рубашку. Нас увидел учитель и просто сказал нам идти на урок. Я чувствовала, будто меня никто не замечает. Я начала задумываться: «Стою ли я чего-нибудь, если парень не хочет смотреть на меня с вожделением?» И также что-то вроде: «Окей, если меня рассматривают как сексуальный объект и никто не считает меня способной на что-то другое, тогда, получается, я представляю из себя только это». У меня не было возможности выбрать мой собственный способ быть женщиной – всё решали люди и обстоятельства вокруг меня. Это сформировало то, как я видела себя и свое место в мире в течение долгого времени.
Я училась в обычной государственной школе, в которой нам приходилось делать множество дополнительных заданий, чтобы попасть в хороший колледж, – продолжает Джулия. – Моя успеваемость снизилась. Поэтому я должна была больше трудиться, пересдавая и пересдавая SAT[7 - SAT – стандартизованный тест для приема в высшие учебные заведения в США. (Прим. ред.)], исправляя оценки, проходя стажировки. Я была в абсолютном напряжении все время. Мне хотелось все чаще оставаться дома. – По словам девушки, школа была похожей на студенческие «Голодные игры»: сто учеников сражаются за одни и те же места в именитых вузах. Родители торопили своих детей с клубных собраний на тренировки командных видов спорта, а с них – на занятия с репетитором. Ничто больше не казалось реальным или подлинным.
– Я не нравилась себе как личность и думала: «Ладно, хорошо. Я займусь сексом с парнями постарше; может, они поймут меня. Если так меня видят окружающие, почему бы не воспользоваться этим?»
Джулия думала, что, возможно, отношения со старшеклассниками дадут ей то «ощущение свободы, которого так не хватало». Но это, как она говорит, «оказалось огромной ошибкой».
– Я чувствовала себя такой одинокой и злой. С одной стороны, часть меня была тайно разгневана несправедливостями, связанными с участью женщины; тем, как нас гиперсексуализируют и отвергают. От того, что преподаватели не воспринимают нас всерьез, а мужчины разговаривают снисходительным тоном, до того факта, что женщина не может победить на посту президента. Но одновременно я чувствовала, что не в силах ничего здесь изменить, включая мою собственную жизнь. Выбор в пользу восприятия себя как сексуально влиятельной представлялся единственным путем к моей свободе.
Первичная надежда Джулии на обретение свободы через отношения со старшеклассниками прожила недолго.
– Тот год я проводила в безудержных рыданиях в школе или дома либо закрывалась, вела себя совершенно тихо, словно все было в порядке, – вспоминает она. – Часть меня просто надеялась, что кто-то заметит: «Эй, с Джулией что-то происходит». Я могла думать только о том, как сильно себя ненавижу. У меня появились панические атаки. Мое сердце начинало бешено колотиться, кружилась голова, и я теряла сознание. Периодически я слышала откуда-то голос, говоривший мне, какой глупой я была. У меня возникло ощущение, что я хочу умереть.
В 15 лет Джулия начала резать себя.
– Мои родители узнали об этом. Они очень расстроились, и, оглядываясь назад, я их совсем не виню. Но тогда я не понимала, что нуждаюсь в помощи, поэтому усилия моих родителей сводились к игре в кошки-мышки. Я пыталась найти способы сбежать от их контроля, и они отвечали еще большим вмешательством в мою жизнь. Они установили софт на мой телефон и компьютер. В результате я купила у знакомого второй телефон и тайно пользовалась им. Я не хотела разговаривать с родителями – но с позиции сегодняшнего дня я понимаю: я хотела говорить с ними, но чувствовала, что не могу. Я никогда не обращалась к маме за советом до тех пор, пока ситуация не становилась критической. Один старшеклассник пригрозил мне слить мои обнаженные фотографии, и я пошла к маме, а она позвонила в полицию. Теперь, после нескольких лет терапии вместе с иной работой, которую я проделала, чтобы оказаться в своем текущем благополучном состоянии – не говоря уже об усилиях, приложенных в конечном счете другими ради меня, – я понимаю, что хотела быть оставленной в покое, потому что желала умереть. Я не хотела думать о маме и папе или о том, как они расстроятся, я просто повторяла себе: «Я справляюсь!», хотя очевидно не справлялась.
Родители Джулии, все больше и больше волнующиеся за дочь, пошли с ней на семейную терапию.
– Я не проронила ни слова за все время, – вспоминает Джулия. – Я просто хотела, чтобы все поскорее закончилось. Я начала баловаться удушением себя ремнями, когда была одна. Никто не знал.
Однажды в конце второго года в старшей школе девушка выпила отбеливатель.
– Я очень отрывочно помню то время. Я встречалась с очередным никудышным парнем и пережила ужасный разрыв. Помню, что я испытывала тогда стыд, поскольку всем вокруг казалось, будто я пыталась покончить с собой и очутилась в отделении неотложной помощи и далее провела в психиатрической палате десять дней из-за парня. Но это было неправдой. Я хотела порвать с самой собой.
НЕВОЛЬНЫЕ ПОДОПЫТНЫЕ КРОЛИКИ В СОЦИАЛЬНОМ ЭКСПЕРИМЕНТЕ
Взрослые, работающие с молодежью на ежедневной основе, – как Робин Коган, школьная медсестра из Камдена, штат Нью-Джерси, и сотрудник Johnson & Johnson, преподающий в Школе сестринского дела в Ратгерском университете, – все больше беспокоятся об эмоциональном здоровье и внутренней жизни девочек. Коган является лидером современного движения школьных медсестер, занимающихся оценкой и защитой здоровья молодых людей. Она участвовала в пресс-конференциях в Конгрессе, чтобы привлечь внимание к огромному количеству травм и нарушений психического здоровья, с которыми сталкивается американская молодежь.
– Если бы вы были мухой на стене в жизни школьной медсестры, даже до COVID-19, то увидели бы койки в наших кабинетах, заполненные детьми, страдающими от тревоги, депрессии и физических соматических симптомов, вызванных стрессом, – рассказывает мне Коган. – Это поколенческая эпидемия тревожности, которую мы никогда не встречали ранее; дети и подростки борются с трудностями, не возникавшими у них еще десять лет назад. Мы тратим 35 % времени каждый день на решение проблем, связанных с психическим здоровьем и стрессом. Эти источники стресса ошеломляют и пугают своей новизной, числом и постоянством.
Исследования подтверждают опасения Коган: в 2017 году 32 больницы сообщили об увеличении за последние десять лет процента подростков, госпитализированных с суицидальными мыслями или действиями, вдвое
. Также она добавляет: девочки, очевидно, страдают в гораздо большем количестве.
– Тем из нас, кто работает с детьми, ясно, что, хотя мальчики и девочки переживают одинаковое давление, уровень тревоги и депрессии стремительно растет среди девочек. Данная тенденция сохраняется даже при увеличении числа молодых людей, обращающихся за консультацией. (Хотя верно и то, что слишком мало детей и подростков, которым бы помогла терапия, вообще когда-либо ее получают.)
Сегодня, учитывая кризис с COVID-19, показатели тревоги, депрессии и расстройств пищевого поведения у подростков только ухудшились
