. Пандемия подлила масла в уже существовавший огонь. Однако здесь имеет место токсичное влияние, присутствовавшее задолго до вируса, – влияние, по мнению Коган, служащее причиной того, что это поколение девочек живет иначе, нежели девочки, закончившие школу десять или пятнадцать лет назад. И это главная причина столь большого количества девочек-подростков, оказывающихся в школьных медпунктах.
– Мы, будучи школьными медсестрами, каждый день наблюдаем, наблюдаем, наблюдаем. Мы видим, что даже совсем маленькие девочки семи – восьми лет пытаются разобраться с сигналами, получаемыми в социальных сетях относительно того, какими они должны быть, как должны выглядеть и вести себя, и сигналы эти по своей сути являются сексистскими. К восьми годам вопрос о том, как быть правильным типом женщины, уже занимает сознание девочек.
В СЕНТЯБРЕ 2021 ГОДА The Wall Street Journal опубликовала ставшую теперь известной статью под названием Facebook Files, которая раскрыла внутреннюю документацию, демонстрирующую, что социальная сеть Facebook на протяжении нескольких лет знала о токсичном влиянии Instagram[8 - Социальная сеть Instagram запрещена на территории Российской Федерации на основании осуществления экстремистской деятельности.] на ментальное здоровье девочек. В одном внутреннем отчете собственные исследователи Facebook предупреждали руководителей, что среди девочек, расстраивавшихся из-за своего тела, 32 % сообщили: Instagram заставил их чувствовать себя хуже
. Эксперты заключили: «Мы усугубляем проблемы с внешностью у одной из трех девочек-подростков»
. 40 % девочек признались: их ощущение себя «непривлекательными» появилось после начала использования Instagram. Приблизительно четверть из них, отмечавшие наличие у себя чувства, будто они «недостаточно хороши», связали свое состояние с заведением аккаунта в Instagram. Многие чувствовали, что соцсеть подорвала их уверенность в отношениях с друзьями. Согласно другим данным, большинство детей пользовались социальной сетью в возрасте от восьми до тринадцати лет, хотя пользователи должны достичь как минимум тринадцати лет, чтобы иметь право на создание личной страницы
. Подростки регулярно сообщали о желании тратить меньше времени на Instagram, но также жаловались на нехватку самоконтроля для этого. Другие контролируемые исследования, сравнивавшие девочек – завсегдатаев соцсетей и девочек, редко посещавших их, дают более ясную картину: чем дольше девочка-подросток пребывает на социальных медиаплатформах, тем с большей частотой у нее формируются симптомы депрессии, негативное представление о собственном теле и низкая самооценка
. И стоит заметить, такая связь между использованием соцсетей и депрессией гораздо сильнее у девочек, нежели у мальчиков. Конечно, возможен тот факт, что некоторые девочки прибегают к соцсетям, так как уже испытывают тревогу или депрессию и ищут контакта со сверстниками. Не исключена и вероятность того, что некоторые подростки склонны к этим неблагоприятным эффектам. Исследование ограничено, однако полученные сведения уже служат поводом для беспокойства.
По словам Джин Твенге, автора книги «Поколение I» и профессора психологии Университета штата Калифорния в Сан-Диего, сегодня девочки подросткового возраста тратят вдвое больше времени на смартфоны и социальные сети, чем мальчики. Также девушки проводят больше времени за переписками и скроллингом страниц на цифровых платформах. Но даже среди девочек и мальчиков, в равной степени являющихся активными пользователями соцсетей, одинаковое количество потраченного на интернет времени значительнее связано с ухудшением благополучия именно девочек. Твенге утверждает, что социальные сети вызывают «ощущение восходящего социального сравнения» либо невыгодного сравнения вас с другими людьми – убеждение, которое сильнее обостряет беспокойство подростков относительно образа своего тела и представляется особенно пагубным для их психологического здоровья
.
Твенге – один из исследователей (наряду с психологом Нью-Йоркского университета Джонатаном Хайдтом), обнаруживших, что 2012 год был годом начала резкого увеличения уровня депрессии, одиночества и самоубийств среди девочек-подростков. Изучив причины такого поворота в ментальном здоровье девочек, они заключили: в значительной степени данный феномен объясняется добавлением в 2009 году в Facebook кнопки «Нравится» и в Twitter – кнопки «Ретвит»
. К 2012 году эти новшества превратили все социальные медиаплатформы в «машины негодования, сделавшие жизнь онлайн уродливее, быстрее, полярнее и с большей вероятностью провоцирующей перформативное порицание». Ленты пользователей набирали подписчиков на основе привлечения – то есть в зависимости от того, с каким успехом публикация могла вызвать сильные, непреодолимые эмоции. Также в 2012 году использование соцсетей среди подростков стало повсеместным. Как пишет Твенге, популярность Instagram увеличилась в разы. Площадка приглашала девушек «сравнивать и отчаиваться» при пролистывании постов с отредактированными лицами, телами и жизнями, демонстрирующих картинки совершенства, а не реальности. Это «оказало особенно сильное влияние на девочек и девушек». Словно тогда, примерно в 2012 году, была отравлена вода, которую девочки начали поглощать ежедневно.
Исследования с использованием МРТ подтверждают негативное воздействие оценивания на здоровье мозга. Эксперты Центра картирования головного мозга Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе изучили, что происходит с мозгом подростков, когда они просматривают в соцсетях посты и фото с большим количеством «лайков». Система вознаграждения в мозге, включающая в себя область, известную как прилежащее ядро, становится «особенно активной», когда тинейджеры видят популярные посты и фотографии
. (Это схоже с процессами, протекающими, когда мы грызем шоколадку или думаем о выигрыше в лотерею.) В подростковом возрасте система вознаграждения в мозге специфически пластична. С течением времени восприятие «пролайканного» в соцсетях (в том числе постов с демонстрацией опасного поведения, например курения или употребления алкоголя) может воздействовать на умение детей различать здоровый и нездоровый выбор. А это, в свою очередь, сказывается на их способности к принятию решений и самоконтролю, блокируя то, что ученые называют фильтром «осторожности». Другое исследование показывает: чем чаще человек склоняется к поведению, запускающему в мозге систему вознаграждения, тем больше мозг предвосхищает будущие награды и тем сильнее человек желает повторять эти действия, даже если они вредят
.
У нас имеется меньше данных о том, как на подростках с точки зрения физиологии отражаются ощущения персонального исключения или негативного оценивания в социальных сетях. Но мы знаем наверняка, что чувство социальной изоляции в подростковом возрасте связано со множеством нарушений здоровья в будущем
. Если дети чувствуют себя изгнанными, то к среднему возрасту у них чаще, чем у других, развиваются метаболический синдром, проблемы с сердцем и ожирение. Аналогично состояние исключенности, а также опосредованное наблюдение за исключением других активирует в мозге области, ассоциированные с переживанием физической боли
.
При пролистывании лент в телефонах девочки также чаще оказываются заваленными изображениями с отредактированными либо удаленными несовершенствами или недостатками других девочек и больше чувствуют необходимость следовать бьюти-трендам и модным стандартам инфлюенсера. Возьмите тренд Instagram 2020 года позирования для девушек с «ножками Барби»: нужно встать на цыпочки, вытянуть ноги и напрячь мышцы бедер, чтобы это выглядело так, будто вы на высоких каблуках, но на самом деле без них, как кукла Барби. Или сумасшествие Victoria’s Secret Fashion Show с суперстройными моделями с большими бюстами, расхаживающими в нижнем белье и ангельских крыльях
[9 - *?Исследование 2020 года обнаружило: с 1995 по 2018 год модели, выступавшие на показах мод Victoria’s Secret, стали худее, хотя соотношение бедер и талии у них осталось прежним. В связи с общественным сопротивлением в 2021 году Victoria’s Secret приостановила свои демонстрации нижнего белья – свидетельство того, что потребителям под силу коллективно влиять на изменения.]. Одновременно девочки гораздо чаще мальчиков публикуют свои фотографии (тела, одежды, волос) и получают критические, отрицательные и/или сексистские комментарии в ответ. Им приходят отклики двух типов: критика от других девочек относительно соответствия либо степени популярности и вуайеристские[10 - Социальная сеть Instagram запрещена на территории Российской Федерации на основании осуществления экстремистской деятельности.] замечания со стороны мальчиков, которые комментируют или оценивают их посты. Для мальчиков такая ситуация редкость.
Робин Коган считает, что слишком раннее использование социальных сетей и то, как часто девочки подвергаются сильной сексуализации и критике своего тела с самого раннего возраста, стали еще более проблематичными за последние годы не только из-за смартфонов, но и по причине распространения умных часов, наподобие Apple Watch или их аналогов: «Учащиеся начальных и средних классов постоянно используют Instagram и иные, более секретные приложения на своих запястьях. Целыми днями они общаются с помощью визуальных средств – фото, видео, TikTok. Как нам известно, мозг обрабатывает картинки в шестьдесят тысяч раз быстрее, чем слова». А это, по мнению Коган, последовательно ведет к тому, что «девочек атакуют тысячами изображений, побуждающих их быть идеальными, нереальными требованиями к их внешности, беспрерывным общественным оцениванием и гиперсексуализацией их тел в критически уязвимом и важном для развития возрасте». Сексуализированные, идеализированные фотографии в особенности вызывают сильную физическую реакцию и заставляют других детей мимикрировать и подражать такому поведению.
– Если девочка сидит в интернете и видит десятки и сотни фотографий, на которых другие девочки в девять лет принимают соблазнительные позы, она с большей вероятностью будет делать то же самое, – отмечает Коган. – Если дети просматривают видео, где другие дети совершают действия самоповреждающего характера, то они будут чаще склоняться к такому же поведению.
Повторяя идею, впервые выдвинутую писательницей Айрис Мердок, можно сказать, что люди – единственные существа, создающие образ самих себя и затем «уподобляющиеся этому образу». Если это верно, то современная культура изобрела соцсетевую картинку, транслирующую девочкам, что значит быть – и как именно быть – женщиной. Взрослеющие сегодня девочки формируют себя с помощью телефона и цифровых медиа, определяя собственную личную, физическую и эмоциональную ценность с опорой на то, как они выглядят на фотографиях, и то, как лайкают, отмечают их и подписываются на них или нет.
Каждая платформа чем-нибудь отличается: сравнивайте и отчаивайтесь в Instagram, где акцент делается на внешности, красоте и стиле жизни; выкладывайтесь по полной в TikTok, чтобы получить лайки, смех либо острые ощущения; фильтруйте или меняйте свое лицо в Snapchat; конкурируйте за статус самого остроумного или самоуверенного в Twitter
. Граница между реальным и демонстрируемым становится размытой.
Мы постоянно оцениваем себя с точки зрения соответствия другим, измеряя собственный уровень привлекательности, умственных способностей, социального положения и успешности. Согласно исследованиям, до 10 % наших мыслей посвящены сравнению себя с окружающими. И чем больше времени мы тратим на определение своей социальной ценности подобным путем, тем с большей вероятностью испытываем неудовлетворенность и огорчение по поводу собственной жизни. Фотографии в соцсетях пересылаются и лайкаются так, словно они говорят правду о чьей-то потрясающей жизни, лице или теле, но чаще всего они представляют убедительную ложь либо в лучшем случае мимолетную, управляемую картинку благополучия на фоне длительного, сложного жизненного периода. Этот мир фасадов имеет свою цену: молодые люди, живущие беспокойством о том, насколько хороши их тела в сравнении с другими, с большей частотой, например, страдают от симптомов расстройств пищевого поведения
. Как внутреннее ощущение себя вашей дочери может быть благополучным, если оно заполнено ложью и иллюзиями? И вы, возможно, при этом делаете все, чтобы помогать своему подростку успешно развиваться. Но даже окруженная любовью девочка вскоре перестанет ощущать свою ценность и силу под давлением лавины сексистских посланий.
Помимо снижения самооценки из-за социального сравнения время, проведенное в соцсетях, отвлекает от живого общения.
– Электронно-опосредованные социальные контакты подобны пустым калориям. Просто представьте, что было бы сегодня со здоровьем подростков, если бы в 2012 году мы изъяли 50 % самых питательных продуктов из их диеты и заменили эти калории сахаром
. – приводит пример Твенге.
И тем не менее общение через соцсети создает у мозга впечатление, будто человек участвует в важном социальном единении. (Если адаптировать цитату философа Теодора Адорно, социальные сети «бесконечно обманывают своих потребителей тем, что они им бесконечно обещают».)
Также мозг покупается на ошибочную веру в реальность и значимость внушенного с помощью тысяч картинок и искаженных посланий чувства, будто вы недостаточно хороши. А между тем комментарии продолжают сыпаться отовсюду – хорошие, плохие и ужасные.
Для все большего числа девочек смартфон в возрасте восьми, девяти, десяти или одиннадцати лет, очевидно, становится вратами в состояние подвластности культуре, отравляющей жизнь юных представительниц прекрасного пола. Это действительно тысячелетняя история, в которой патриархальный взгляд на идеал женщины влияет на ощущение девочкой принятия себя при наступлении полового созревания. И все же зачастую принятие имеет ценник в виде сексуальной объективации. Даже с учетом, что сегодня девочки располагают гораздо большими выбором, свободой и возможностями, чем когда-либо прежде, – и большей осознанности в сети способствуют движения по типу MeToo и TimesUp, – в то же время социальные медиаплатформы усилили громкость мизогинических возгласов и мнений. Вспомните, как машина соцсетей обрушивалась на Грету Тунберг, Хиллари Клинтон, Тейлор Свифт (которая в одном из документальных фильмов рассказала, что морила себя голодом перед концертами практически до обмороков), Бритни Спирс, теннисисток Серену Уильямс и Наоми Осаку, а также многих до и после за их отказ быть достаточно тихими и покладистыми (то есть женственными)
.
Но даже окруженная любовью девочка вскоре перестанет ощущать свою ценность и силу под давлением лавины сексистских посланий.
По мере взросления девочки столкнутся с пониманием того, что они вступают в мир, полный гендерного неравенства и сексуальных домогательств. В марте 2021-го семь женщин были застрелены в Джорджии в ходе расистского, мизогинического и разжигающего ненависть нападения. В сентябре 2021 года двумя самыми распространенными заголовками в Twitter были «Блогерша исчезла во время своей поездки с парнем» и «Гимнастки критикуют ФБР и Олимпийские игры за игнорирование сообщений о сексуальном насилии в течение многих лет». В Великобритании полицейский убил женщину, когда она шла домой. Вдобавок распространились новости о насилии влиятельных мужчин над молодыми женщинами: от ведущего утренних ТВ-шоу Мэтта Лауэра, финансиста Джеффри Эпштейна, Роджера Айлза из сети Fox News, звезды телевидения Билла Косби до киномагната Харви Вайнштейна. Вы можете просто вставить имя последнего мужчины-хищника и закончить предложение тем, как он склонял, принуждал или заставлял женщин и девушек слабее и младше себя вступать с ним в интимные отношения.
Это наша реальность. Как девочки, достигая совершеннолетия, могут ощущать себя в безопасности, если в мире так много мужчин использовали свою власть, чтобы причинить вред таким же девочкам? Одновременно эти угрозы усиливаются кликбейтовыми алгоритмами социальных сетей, которые вызывают страх и возмущение и вынуждают аудиторию чувствовать, будто они тоже каким-то образом подвергаются атакам, даже когда они листают ленты со своих диванов, находясь в полной безопасности. Реальность ужасна. Твиттер-сфера, переполненная язвительными комментариями и разногласиями, не только отражает обоснованное беспокойство, но и увеличивает угрозу. И девочки маринуются в этом ежедневно.
За последние 15 лет показатели тревоги и самоубийств среди девочек и девочек-подростков стремительно выросли. И опять же – категория молодых женщин десятью годами старше (родившихся до 1994 года и достигших в 2022 году 28 лет и далее) не испытывает такого ухудшения в психическом здоровье. Как однажды написал известный невролог Оливер Сакс, возможно, в целях предупреждения, «молодежь, выросшая в нашу эпоху соцсетей, по большей части не имеет личных воспоминаний о том, как все было раньше, и не обладает иммунитетом к соблазнам цифровой жизни. То, что мы видим – и навлекаем на себя, – похоже на неврологическую катастрофу гигантского масштаба»
. И девочки, кажется, находятся в эпицентре этой катастрофы.
НЕЗАВИСИМО ОТ ПОЛОЖИТЕЛЬНЫХ ПОСЛАНИЙ, которые девочки получают от своих семей или учителей относительно их потенциала, они беспрерывно сталкиваются с деструктивными мнениями и стереотипами о том, что принято приемлемым, либо что возможно нормализовать, когда дело касается женщин. Несмотря на то, что некоторые социальные сети начали сопротивляться и говорить о бодипозитиве и образе здорового тела, эти сообщения (от родителей, школ и онлайн-платформ) не всегда могут конкурировать с неослабевающей сексистской культурной атмосферой.
Эпоха MeToo и TimesUp сделала резкий акцент на противоречивых посланиях девочкам: соответствовать идеалу физического женского совершенства в поведении и внешности и одновременно сохранять бдительность перед лицом сексуальных домогательств и защищаться в обществе доминирующих мужчин. То есть быть красивыми и желанными и при этом остерегаться сексуального насилия. Данная дилемма ввергает девочек в состояние биологической неправдоподобности. Как можно сохранить этот баланс в рамках неконтролируемой, небезопасной повседневной жизни в обществе, где ценным для женщин считается сначала первое, а потом уже второе?
Девочки вроде Анны и Джулии часто не имеют близкой связи с женщинами старше их, которые могли бы стать для них образцами для подражания и оградить от лавины токсичных сексистских посланий. Конечно, в этом нет ничего нового. Действительно ново здесь наше понимание того, что поток таких противоречивых сообщений может (как мы увидим во второй части книги) влиять на поколение девочек на нейробиологическом уровне способами, которые мы только начинаем осознавать.
Многие социологи считают, что такое количество запутанных и неоднородных посланий (которые меняются в зависимости от источника и иногда противоречат друг другу) ведет к определенному когнитивному диссонансу, а это уже стресс-фактор сам по себе. Взгляните на один пример: согласно данным Национальных академий наук, инженерии и медицины, хотя женщины составляют больше половины учащихся медицинских вузов, половина студенток-медиков страдают от сексуальных домогательств в период обучения. Половая дискриминация настолько распространена в этой сфере, что сейчас против крупных учреждений ведутся судебные разбирательства, в том числе против сети больниц Mount Sinai, Орегонского университета здравоохранения и науки и Тулейнского университета
. (Причем разница в оплате труда врача у мужчин и женщин остается значительной: женщинам-врачам платят в среднем на 25 % меньше, чем их коллегам-мужчинам
.) Мы говорим девочкам, будто они могут быть кем угодно, но в процессе их усердной работы ради своей цели они не могут не заметить, что их ожидают преследования и несправедливое отношение. Помимо всего этого достижение мастерства в чем-либо не гарантирует им безопасности.
В итоге, с одной стороны, девочки слышат лозунги о том, что они свободны быть кем угодно, а с другой – во время подросткового периода они явно наблюдают существенные негативные последствия того, что они женщины. Более того, сама идея изобилия в мире бесконечных и интересных возможностей для девочек требует от них способности создать образ сильной, умелой женщины, какой они станут в отдаленном будущем. Между тем, если в повседневной жизни они неоднократно сталкиваются с объективизацией и сексизмом, эти сообщения постепенно будут оказывать большее влияние на их самооценку, чем представление об их будущем и больших возможностях.
Иные периоды в нашей общей истории, конечно, наносили молодым людям травмы; возьмите мировые войны. Как стрессоры XXI века могли в чем-то приблизиться к сложности тех проблем? У нас нет всех ответов, но при сравнении прошлых стрессоров с сегодняшними нам следует помнить, что катастрофические события вроде Второй мировой войны произошли с совершенно другими поколениями, не имевшими современных дополнительных стресс-факторов, действующих одновременно. Дело не просто в том, что происходит; дело, кроме прочего, в суммарном эффекте всего происходящего.
Другое отличие может заключаться в следующем: постоянные критические комментарии в социальных сетях вызывают восприятие всего как более близкого, личного и социально дисфункционального одновременно. Как пишет в своем отчете «Охрана психического здоровья молодежи» за 2021 год генеральный хирург Вивек Мурти, инструменты социальных сетей «настраивают нас друг против друга… и подрывают безопасную и благоприятную среду, в которой нуждаются молодые люди и которой они заслуживают»
. На протяжении прошлых серьезных национальных кризисов (мировых войн или Великой депрессии) зачастую существовали идеи коллективной сплоченности из-за общей боли и потерь. Казалось, страх и горе разделялись всеми. Но на самом деле мы больше не объединяемся как общество
. Сегодня на медиаплатформах мнениям уделяется ровно столько же эфирного времени, сколько тщательной экспертизе и научным исследованиям, – им придается равная ценность. Онлайн-площадки намеренно разжигают разногласия между оппонирующими «сторонами», а также усиливают критику девочек и женщин, если они выглядят или ведут себя «не так». Цифровые медиа не просто потенциально мощные системы быстрой доставки информации, отравляющей мозг девочек; это также мощное средство для самообвинения и порицания.
Медиакритик Эмили Нуссбаум написала пост об отношении СМИ к певице Бритни Спирс: «Это не какая-то древняя история мизогинического ужаса – и в определенном смысле ситуация сейчас кажется хуже из-за социальных онлайн-платформ. Каждая лента – таблоид; каждый телефон – папарацци». Более того, «многое распространяется по интернету, где в результате никто особой ответственности не несет»
.
Мы говорим, что время не стоит на месте, но в действительности время, в которое мы живем, невероятно пагубно для девочек. Между тем, каждая девушка держит прямо в руке ядовитое и часто женоненавистническое устройство для отправки сообщений.
Глава 3
Утраченные годы
Мы украли у девочек безопасные промежуточные годы
В МАЛЕНЬКОЙ КОМНАТЕ ожидания в Пайксвилле, штат Мэриленд, сидит девочка-подросток и ее мама, пока другая мама ждет свою дочь из терапевтического кабинета Эми Карлен. Позади них, словно на художественной выставке, в рамках висят фотографии людей, занимающихся повседневной жизнью в городском Балтиморе. Карлен не только уважаемый подростковый психотерапевт для девочек в штате Мэриленд – она также фотограф, чье творчество известно на местном уровне.
Дверь кабинета открывается, и за ней показываются два больших уютных кресла и диван. Карлен входит в комнату ожидания. Девочка-подросток идет за ней, улыбаясь и глядя на свою мать. Не нужно много времени, чтобы понять почему. Карлен затягивает песенку: «С днем рождения тебя, с днем рождения тебя…» Кажется, она по-доброму осознает, что дико фальшивит. Она смело пробирается сквозь знакомые строчки, а все вокруг смотрят на мать девочки, которая с замешательством на лице отложила свою чековую книжку.
– С днем рождения! – говорят мать и дочь, ожидающие приема.
Я присоединяюсь к поздравлениям – я пришла побеседовать с Карлен буквально на двадцать минут или около того, прежде чем начнется ее следующая консультация, – и не блещу вокальными способностями, но кто может удержаться от припева «С днем рождения», когда в маленькой комнате собрались всего шесть человек? «Но мой день рождения не сегодня!» – восклицает чествуемая женщина.
Карлен улыбается понимающе, одобряюще:
– Шарлотта и я просто говорили о том, как трудно иногда делать простые вещи, испытывая тревогу, – поясняет она. – Я призналась ей, что у меня нет слуха. Я совсем не умею петь. Мысль об исполнении каких-либо песен на публике заставляет меня нервничать. И Шарлотта заключила со мной сделку: если я выйду и спою в комнате ожидания, она тоже приложит усилия и выполнит действия, которые ей трудно выполнять на фоне тревожности.
Шарлотта с матерью расстаются с психотерапевтом на приятной ноте, а ожидающие мама и дочь объясняют, что принесли отдать заполненные бумаги. Через мгновение все успокаивается, и я следую за Карлен в ее кабинет.
Карлен, член правления мэрилендского отделения Ассоциации судов по семейным делам и примирению, за свою 35-летнюю практику поработала с тысячами девочек и молодых девушек. Мне интересно, сможет ли она предложить мне более практичный взгляд на множество факторов, которые, по-видимому, влияют на наших девочек сегодня.
В первую очередь она фокусируется на том, что для многих девочек время детства значительно сократилось не только из-за раннего воздействия соцсетей, но и проблем на многих других уровнях. «Общество, в котором, как мы считаем, шансы наших детей на успех значительно уменьшаются, влияет и на наш подход к их воспитанию. В частности, в случае с девочками это привело к утрате когда-то существовавшего продолжительного периода безопасного перехода в подростковый возраст, в котором девочки привычно наслаждались изучением мира, игрой, первыми безопасными социальными связями и эмоциональным взрослением, чувствуя защиту и поддержку со стороны семьи. За последние 15–20 лет мы украли у девочек этот ключевой переходный период формирования идентичности между детством и пубертатом».
К примеру, объясняет Карлен, «пятый и шестой классы были, как правило, временем, когда девочки свободно тянулись к другим девочкам, чьи интересы они разделяли и с кем с удовольствием зависали на игровых площадках или после школы. Они проживали этот промежуточный период с 9 до 13 лет, или около того, в атмосфере подлинных дружеских связей, без необходимости участвовать в таком количестве ежедневных конкурентных занятий, как сейчас». Это легкое и невинное время было «краеугольным камнем детства и служило важнейшей стадией взросления, в которой девочки безопасно учились справляться с разногласиями в дружбе, быть заботливыми к другим и наслаждались безоблачным временем, когда они могли безопасно исследовать мир».
Сегодня девочки этого возраста, напротив, часто подвергаются категоризации со стороны других девочек на конкурентном, иерархическом, ориентированном на эффективность уровне: кто притягивает к себе внимание – в социальных группах, у мальчиков, в соцсетях, в спорте, касательно физической зрелости, внешности и достижений? «Это вызывает чрезмерную тревогу в очень юном возрасте», – замечает Карлен. Неожиданно возник набор порицаний и поощрений в зависимости от того, как девочку видят и принимают на ее уязвимом этапе и личностного, и физического развития; то есть на годы раньше, чем мозг девочек научится отражать подобного рода атаки и осознавать их контекст. В то же время «в СМИ и соцсетях нет четкой границы между девочками и женщинами: девочек часто сексуализируют как взрослых женщин, а женщин воспринимают как девочек предподросткового возраста. Таким образом, одна из первых установок, которые девочки усваивают относительно того, каково быть женщиной, завязывается на самом вредном и в корне неправильном стереотипе – на восприятии их в качестве сексуальных объектов». Во время рассказа Карлен я думаю о том, насколько близки наблюдения специалиста к переживаниям Джулии Абернати и ее ощущению утраченного детства.
Пока Карлен приводила мне эти факты, ее телефон вибрировал несколько раз. Она поднимала его и быстро печатала кому-то ответ.
– Восьмиклассница, у которой сегодня возникло очень много трудностей, – говорит она мне, прежде чем отложить свой телефон. – Мы нередко видим, как такое раннее зарождение сексуализации и объективации влияет на дружбу между девочками. Статусы «дрянной девчонки» и «королевы пчел» во взаимодействии девочек увековечиваются неуверенностью, сопровождающей втягивание их в роль, которая не соответствует развитию подростков.
Когда дети переходят из начальной школы в среднюю, они также перемещаются из учебных заведений, полных знакомых групп друзей, в чуждые условия, к детям, возможно им незнакомым. Изменение тенденций в образовании, которые навязывают детям раннего возраста более взрослое поведение и нездоровое стремление к достижениям, тоже являются источником стресса. Например, детский сад, который раньше был местом для игры и общения, сейчас по уровню занятий и нагрузки больше похож на первый класс школы. Стандартизированные тесты, сокращение бюджета и пандемия COVID-19 ликвидировали игровое время, большие перемены, неторопливые обеденные часы, уроки физкультуры, танцы, творчество и музыку. Средняя школа превратилась в новую старшую школу, поскольку грядущее давление от учебы в колледже проникает в жизнь ребенка все раньше и раньше.
– Эта всепоглощающая озабоченность успехом наших детей сформировала представление, будто ранние победы и достижения дадут позитивные результаты в будущем, – объясняет Карлен. – К примеру, ради образования детей родители выбирают школы, которые обещают научить их детей читать в подготовительных классах или детском саду, игнорируя исследования, заключающие, что чтение в столь раннем возрасте имеет сложную и нечеткую корреляцию с конечным умением читать. Эти ранние сроки достижения академических показателей мешают нормальным, здоровым стадиям развития.
К средней школе ученики начинают перенимать беспокойство своих родителей по поводу будущего и успехов.
– В клинической практике мы видим постоянно растущее число школьников – и девочек в особенности – с тревожными расстройствами и стремлением к совершенству. Лозунг «все имеет значение» превращает средние школы в арену, где подростки испытывают огромное давление от необходимости выполнять и достигать. На терапии тинейджеры нередко озвучивают предположение, что ускоренное зачисление и победы на спортивной площадке приведут их не только в колледж или университет мечты, но в конечном счете и в жизнь мечты. Но одновременно дети ломаются под накалом и давлением. И, по иронии, ученики, как-либо избегающие таких нагрузок, иногда попадают на терапию, потому что родители или преподаватели озабочены их мотивацией.
Мы завысили ожидания от наших детей и подростков до нереалистичных и неосуществимых уровней, не оставив им пространства просто быть детьми. За несколько последних десятилетий показатели перфекционизма у детей выросли: сегодня молодые люди говорят о достигаторстве, стремлении к достижению большего, нежели предыдущие поколения
. Недавний отчет по подростковому благополучию Фонда Роберта Вуда Джонсона подтверждает это: трое из десяти подростков сегодня жалуются на проблемы с перфекционизмом. А он, в свою очередь, связан с большей вероятностью развития тревожных расстройств и депрессии. Исследователи полагают: основные средовые факторы, подрывающие благополучие подростков, включают усиленное принуждение первенствовать наряду с влиянием бедности, психологических травм, дискриминации и социальных сетей
.
ЭФФЕКТ СКВОРЦА
Конкурентая атмосфера распространяется за пределы класса, проникая также в семейную и общественную жизнь.
На протяжении эволюционного периода дети достигали совершеннолетия в контексте сообщества, которое обеспечивало значительную безопасность, даже если окружавшая их среда таила в себе множество угроз. Однако в текущих условиях воспитания родитель старается только ради своего собственного ребенка и платит любую цену, чтобы отправить учиться своих детей в нужные учебные заведения, болея за них со стороны за счет благополучия всех детей в сообществе. Неважно, сколько пирожных родители испекут для команды своего ребенка либо на празднование дня рождения в классе, – мы живем в эпоху «мой ребенок прежде всего» и «долой племя».
Некоторые социологи называют это «эффектом скворца». Самцы скворцов конкурируют с другими птицами за лучшие гнезда, например с лазурными птицами и дятлами, и могут быть коварными и агрессивными, когда решают создать идеальное место гнездования для своих детей. Как известно, взрослые скворцы проклевывают яйца других птиц, выбрасывают строительные материалы из гнезд, убивают уже вылупившихся птенцов и даже вьют гнезда прямо поверх существующих чужих гнезд, закапывают и уничтожают яйца или детенышей конкурентов. Как только скворцы избавляются от соперничества за ресурсы, они сооружают собственные гнезда и с шиком растят своих детей.
Этот пример грубый, но он служит аналогией для нашей среды с принципом «мой ребенок прежде всего», который наносит сегодняшним подросткам ущерб. Вместо ощущения безопасности, поскольку мама и папа готовы сделать для них все что угодно, дети, видя острую сосредоточенность родителей на достижении ребенком успеха, могут прийти к выводу, что мама и папа, может быть, и на их стороне, но, как логически следует, другие родители в «племени», скорее всего, ждут, пока они провалятся, чтобы их ребенок забил тот гол, выиграл тот приз, получил лучшую оценку и поступил в тот самый вуз. Наш подход к воспитанию детей существенно изменился: мы не полагаемся на совместные, коллективные организации заботы о детях; дни в школе увеличились и стали более регламентированными, и каждая семья живет сама по себе и надеется, что ее отпрыск получит лучшее и будет лучшим во всем. Такой семейный изоляционизм меняет наше общество и усугубляет напряжение наших подростков в ходе критического периода развития – как раз в то время, когда они нуждаются в дополнительной уверенности в том, что сообщество в целом поддержит их, прежде чем они самостоятельно выйдут в мир.
– Эти двойственные послания кажутся подросткам непримиримыми, – говорит Карлен. – С одной стороны, командная работа и сотрудничество считаются эффективными стратегиями обучения, а с другой – родители подкрепляют идею об ограниченности ресурсов в современном мире для тех, кто стремится к успеху. Лежащим в основе посылом становится: «Никогда не забывай: конкуренция жесткая». Некоторые родители подчеркивают, что они лишь хотят, чтобы их подростки старались изо всех сил, одновременно собирая ресурсы для достижения целей. Как детям и подросткам различить это истинное послание и не чувствовать, будто все ждут от них подвигов? – задается вопросом Карлен. – Все дети в определенной степени понимают: они соперничают в рамках «общины», которая в то же время должна поддерживать их. Тревога пронизывает всё и вся, и кто-то в результате достигает целей, но часто за высокую цену. Других это приводит к негодованию, сопротивлению, замкнутости, тревожности или депрессии.
Сложите все перечисленное вместе, – объясняет Карлен, – так мы украли те годы, когда девочки свободно познавали, что такое безопасная, подлинная связь в отношениях, и заменили их периодом, отмеченным конкуренцией, суждениями на основе угроз и наград и сексуализацией. Все это помещает девочек в хроническое состояние повышенной тревожности, и в данном состоянии у них активируются или не активируются (как мы увидим в четвертой главе) гены депрессии и тревоги. Ключевой этап позднего детства, в ходе которого девочки обычно усваивали суть безопасного сплочения, испарился.
