Я опираюсь ягодицами о подоконник и с облегчением выдыхаю. Ступни и мизинцы на ногах буквально аплодируют в знак благодарности. Это ощущается почти так же прекрасно, как снять лифчик после изнурительного жаркого дня. Или осознать, что мода на джинсы-скинни наконец-то закончилась.
Я поворачиваю голову и вижу, что ко мне приближается Гас. Почему он без Натали? Она была моим верным товарищем по несчастью на этот вечер.
– Я видел, что ты разговаривала с Кейном, как все прошло? – Нетерпеливо спрашивает Гас, когда оказывается около меня.
– И тебе привет.
– Привет. Он понравился тебе?
Я стискиваю зубы и натянуто улыбаюсь.
– Безумно.
Воодушевление тут же покидает черты лица Гаса.
– Я так полагаю, на него не стоит рассчитывать?
Я опускаю взгляд, рассматривая красную подошву туфель.
– Вероятно… – Гас тяжело вздыхает, но я спешу добавить: – Эй, я вообще-то дала ему дельный совет. Может, он прислушается.
– Дала ему совет пойти к черту?
Я притворно отшатываюсь, приоткрывая рот в возмущении.
– Я? Ни за что в жизни. Просто сказала, что у него большие уши.
– Что? – Гас пару раз моргает, как если бы у него уже развился нервный тик от меня. – Что не так с его ушами?
Я передергиваю плечами и беру свой клатч с подоконника. Мне нужно найти в этом огромном музее туалет.
– Где Натали?
– У нее сломался каблук.
– У нее одни-единственные туфли?
Не поверю. У этой женщины гардеробная размером с нашу планету.
Гас не отвечает, высматривая кого-то у меня за плечом.
– Она и не планировала приходить, не так ли? – Я тычу пальцем в плечо негодяя.
– Ты бы еще больше сопротивлялась, если бы знала, что ее не будет, – быстро проговаривает Гас, налепляя на лицо улыбку. – А теперь перестать злиться и очаруй Кейна. Снова. Он приближается.
Я огибаю Гаса, чтобы сорваться с места и бежать. Насколько это возможно на шпильках. Но напоследок шепчу:
– Присмотрись к его ушам.
Гас что-то ворчит, но я уже направляюсь к широкой лестнице, расположенной в конце зала, прямо напротив входа. Спросив у официанта, который носится между гостей с подносом шампанского, верны ли мои предположения насчет уборной, уверенно иду к месту, где можно ненадолго скрыться от десятка пар глаз.
Стоит тяжелой двери уборной захлопнуться за мной, я сбрасываю туфли и разминаю пальцы ног. Боже, сколько мне осталось продержаться? Вытаскиваю из сумочки телефон и смотрю на время. Прошел всего час. Бог немилостив ко мне. Кажется, позитивное мышление не работает.
У окна уборной стоит небольшая кушетка из темного дерева, обитая темно-зеленым бархатом. Идеальное место для перерыва. Надеюсь, дамы из высшего общества обладают неимоверной выдержкой и предпочитают посещать туалет дома, а не в общественных местах. Если повезет, ближайшие десять-пятнадцать минут меня никто не потревожит.
Я бесцельно листаю ленты соцсетей и упорно игнорирую комментарии под своими постами. Там все всегда одинаково: «Иди води велосипед», «Твое место на пассажирском сиденье», «Для женщины достаточно неплохо» и прочая ерунда, приправленная долей «Классный зад, не хочешь прокатиться на моем члене, а не на БМВ?». Иногда там можно откопать что-то достойное от нормальных людей, но, прежде чем это найти, нужно пролистать всякий бред. В тяжелые моменты жизни я обращаюсь к приятным комментариям, которые сохраняю в своей галерее.
«Твоя сила и упорство вдохновляют меня. Сегодня впервые села за руль, хотя на дорогах боюсь даже ветра».
«Надери всем задницу, Королева». Это, кстати, от мужчины.
Просмотрев все последние сплетни в мире автогонок, пишу Натали.
Я:Ты предательница.
А затем отправлю сообщение сестре.
Я:Знала ли ты, что богатые люди заключают сделки в усадьбе королевы Виктории? Кто вообще это придумал? Я вот сейчас сижу в ее туалете и думаю… Почему этот диван зеленого цвета? Сюда больше подходит бежевый, ну или бордовый на крайний случай. Кажется, у нее не было вкуса.
Сестра отвечает сразу же, чему я безмерно рада. А Натали однозначно делает вид, что у нее все еще сломан каблук, который как-то сказался на работе ее телефона.
Анна:Вау. Ты в туалете королевы Виктории? Сфоткай.
Я делаю снимок и отправляю ей.
Я:Если честно, я не знаю, чей именно это туалет. Может быть, Альфреда Великого?
Анна: Красиво. Леви сказал, что Альфред правил в девятом веке. Тогда не было туалетов во дворцах.
Уверена, муж Аннабель сказал это таким умным, но ленивым тоном, что захотелось бы закатить глаза. Я люблю Леви, ведь знаю, что он может быть действительно до безумия сумасшедшим и смешным. В юности он творил такие вещи с Анной, что если бы наш папа об этом узнал, у бедного парня уже не было бы головы на плечах.
Я:Леви, перестань лезть в наш разговор! И в смысле не было туалетов…
Анна: Шокирующе, понимаю. Леви передает тебе привет.
Я:Привет, Леви. Купи мне завтра на ужин что-нибудь вкусное, тут одна икра. Я уйду отсюда голодной и злой.
Анна:Красная или черная?
Я:Обе.
Анна:Леви сказал, что ты не ценишь деликатесы. Я же полностью с тобой солидарна, сестренка.
Я:Леви, прости, не все ели с детства икру. Мы тяготеем к чему-то более нормальному. Ну знаешь, к макаронам, например.
Анна:С сыром!!!!
Я:Убила бы сейчас за них.
Анна:Леви пошел варить макароны. Держись там, я мысленно с тобой! Поем за нас двоих.
Еще одна предательница…
Я бы могла поворчать на Леви, однако он делает мою сестру такой счастливой, что у меня не поворачивается язык. Они поженились почти четыре года назад, и улыбка лишь в редкие моменты жизни покидает лицо Анны. Мне нравится, когда сестра улыбается, ведь в детстве она слишком много плакала. А я молчала. Каждый раз, когда отец доводил Аннабель, я погружалась глубоко в себя. Меня тоже касался гнев папы, но сестра всегда брала удар на себя. А я все еще молчала, потому что мне казалось, что если в такие моменты открыть рот и начать говорить, то можно сказать то, что всех шокирует. То, о чем я не была готова говорить ни единой душе.
Мой мозг – странная вещь. Иногда он совсем не контролирует, что выходит из моего рта. А иногда блокирует все слова напрочь. То же самое касается прикосновений. Когда я инициирую их сама, жизнь не кажется такой уж плохой. Но стоит кому-то чужому, а иногда и близкому человеку, прикоснуться ко мне без спроса – я готова сгореть заживо.
Телефон вибрирует, оповещая о новом сообщении.
Нат:У меня порвалось платье.
Я:Гас сказал, что у тебя сломался каблук.
Нат:Дурак. Мы же решили, что это будет платье.
Я:Вруны.
Нат:ПРОСТИ. Обещаю купить много пачек твоих любимых чипсов, если ты пойдешь и очаруешь спонсоров! Будь милой, иногда это у тебя получается.
Я:Ты вообще не помогаешь ситуации.
Нат:Знаю…
Я:Ладно, так и быть, живи. Про чипсы не забудь. Мне они потребуются после сегодняшнего вечера.
Нат:ВПЕРЕД, ДЕТКА! ТЫ ЛУЧШАЯ!
Я:Пожалуйста, выключи эти огромные буквы. Я начинаю думать, что ты кричишь в своем большом сияющем пентхаусе.
Нат:Так и есть.
Нат:Важный вопрос.
Я:Слушаю.
Нат:Ты надела красивые трусики?
Я смеюсь в голос, прикрывая рот ладонью. Именно в этот момент уборная заполняется людьми. Видимо, шампанское подействовало на всех одновременно.
Я:ДА!
Нат:МОЛОДЕЦ! ТЫ ОБРЕЧЕНА НА УСПЕХ!
Нат:БОЛЬШИЕ БУКВЫ!!!!!! КРИК!!!!!
Снова смеюсь, убираю в сумочку телефон, надеваю туфли и покидаю уборную в более приподнятом настроении. Мне были необходимы сестра и Натали с большими буквами.
Я медленно иду по коридору, осматривая различные картины. Чем больше находишься в этом месте, тем меньше чувствуешь себя неуютно. Тут становится намного комфортнее, а может быть мне просто помог разговор с близкими людьми.
Я начинаю спускаться по лестнице и чувствую какое-то странное притяжение. Будто кто-то дергает за невидимую нить, прикрепленную к моему сердцу. Оно начинает гулко и быстро биться. Как если бы я испытала испуг или, наоборот, восторг.
Я отрываю взгляд от туфель, на которых пыталась сосредоточиться, чтобы не зацепиться каблуком и не свернуть себе шею, свалившись с этой шикарной лестницы. Мои глаза невольно устремляются к входу. К мужчине, который смотрит на меня своими глазами цвета шторма.
К мужчине, который так хорош, что хочется каждый раз сделать судорожный вздох.
Именно это я и делаю.
Воздух застревает где-то в солнечном сплетении. Голова начинает идти кругом, и перспектива спуститься с этой лестницы, как с горнолыжной трассы, становится все реальнее.
Он все такой же. В идеальном сшитом по его меркам темно-синем костюме, который подчеркивает все достоинства. Верхние пуговицы накрахмаленной белой рубашки расстегнуты и открывают участок кожи, отливающей золотисто-медовым оттенком. У него всегда был легкий загар, будто он каждый день купался в лучах утреннего солнца. Темно-каштановые почти черные волосы, уложены естественным образом, а челюсть идеально выбрита. Как всегда чист, свеж и до ужаса привлекателен.
У меня начинает кружиться голова, когда в воспоминаниях проносятся цветные кадры, как будто сделанные на полароид. Кадры, на которых мы были друзьями, а может, и чуть больше. До сих пор неясно, кем Лиам был для меня. Лишь известно, что по невероятно глупой причине я до сих пор могу вспомнить прикосновения его рук и почувствовать его аромат: аккорды мускатного шалфея и темного дерева.
Я оступаюсь, но успеваю ухватиться за перила. Этот мужчина всегда умел подкосить мои ноги одним своим появлением. Я называла это эффектом Уильяма Аарона Рассела III. На самом деле просто эффектом Лиама. Ведь для меня у него не существовало титула или цифры в имени. Он просто был человеком, от которого у меня начиналась тахикардия или любая другая сердечная болезнь.
И я ненавижу факт того, что, судя по всему, я все еще больна.
Все еще ощущаю каждый удар пульса, который стучит в ушах при взгляде на него. Все еще пытаюсь устоять на ватных ногах. Все еще еле дышу, но наконец-то протяжно выдыхаю:
– Будь ты проклят.
И одновременно с этим читаю по его губам:
– Черт.
Глава 4
Лиам
Я стою у входа и не могу пошевелиться. Все тело окаменело. Взгляд на ее лицо порождает вихрь эмоций, которые закручиваются, лишая рассудка. Могу поклясться, что я, скорее всего, забыл, как правильно разговаривать по-английски и на других языках, которыми владею. Не уверен, что смогу вспомнить даже дату своего рождения или вообще зачем сюда пришел.
Все вокруг растворилось – разговоры и звон бокалов, лица людей и даже время… Оно замерло. Как и мы.
Я смотрю на девушку, чьи черты лица бросаются в глаза даже из космоса. Высокие скулы, пухлые губы, накрашенные ее любимой бордовой помадой, каре-зеленые глаза. Они каким-то образом всегда светятся так ярко, что хочется надеть солнцезащитные очки. Темные волосы, которые раньше были подстрижены под каре, теперь струятся, как водопад, и достигают лопаток. Она сияет, как черный бриллиант. Камень, у которого слишком много граней. И вам потребуется вечность, чтобы рассмотреть каждую из них.
Вот такая эта девушка. Дикая красота, загадочность и притягательность. Словно буря, она обладает непредсказуемостью, а иногда и безрассудством. Ее смех может сменяться на огненную решимость. Мягкость на торнадо страсти и громкий голос, которым она всегда отстаивает себя и свои убеждения.
Аврора Андерсон. Королева.
Девушка, чье имя звучит в мыслях слишком часто, чтобы я мог его забыть. Чье лицо смотрит на меня с рекламных роликов, билбордов и видеотрансляций, не позволяя нормально жить. Жить без обжигающих душу сожалений и вопросов: «Мог ли я сделать ее своей?», «Мог ли пойти против семьи и наследия?», «Мог ли сделать все возможное, чтобы избавиться от оков и быть с ней?».
Не мог. Я знаю ответы. Они всегда одинаковы. Однако я все равно не перестаю терзать себя этими вопросами, как последний мазохист. Не перестаю смотреть на нее. Не перестаю думать о ней.
