– Мож-ж-жешь надругаться надо мной, мертвая дева, только не ж-ж-жри. А если все же будешь жрать, то левую руку – она мн-н-не не так нужна…
Да уж, Дашка, таких предложений руки тебе еще не поступало…
– А сердце с кольцом будут? – деловито уточнила я.
– С-с-сердце – чье? – поинтересовался грабитель, и взгляд его стал куда осмысленнее, словно он поверил: с этой мертвой можно и договориться. – Собачье подойдет? А колечко у меня с собой есть – как раз сегодня только у одного покойничка стян… Одолжил.
Я выразительно посмотрела на этого песьего сына.
Ворюга сник, но не настолько, чтобы не продолжить торговлю:
– Ну так как? Я все вмиг добуду, только развяжи, госпо…
– Какая я тебе госпожа? – поинтересовалась я, желая уточнить свое новое имя.
– Простите, леди! Леди!!!
– А поточнее? Какая именно леди? – С этими словами я вскинула бровь и вздернула ломик. Или наоборот? Признаться, я боялась не меньше, чем грабитель, лежавший в гробу, только виду не подавала.
– Одриана Хайрис, – с готовностью отозвался ворюга. – Вас только сегодня днем похоронили. С почестями так, скорбя. Духовник шел впереди процессии, осеняя всех знаком вышних богов. За ним – ваше тело на носилках тащили, а рядом плакальщицы шли, а за ними – сам лорд Костас. По всем правилам. И венок пышный на надгробие положили… Богато хоронили!
– И ты, значит, решил приобщиться к этому богатству? – уточнила я у расхитителя гробниц.
Тот гулко сглотнул и попытался, несмотря на свое связанно-горизонтальное положение, прогнуться. Если не физически, то лингвистически.
– Прекрасная леди Одриана, – начал он свои гимнастические упражнения, – не корысти ради, а исключительно дабы прокормить жену и детишек… – заблеял вор, и по его интонации стало понятно: сейчас будет душещипательный рассказ, вся цель которого – вышибить слезу из глаз и деньгу из кошеля. Ну а в нашем случае – хотя бы развязать и отпустить. Вот только мне было не до чужого прошлого (кстати, наверняка придуманного на скорую руку!), мне бы свою предысторию узнать. В смысле Одри. А то как-то, когда я писала книгу, не задумывалась о том, что же было до поступления героини в академию. Кажется, взяла за основу классику академического жанра – побег из дома от навязанного жениха…
Вот только как-то это не вязалось со склепом, но, увы, дальнейший допрос картины не прояснил. Могильный вор был хоть и из местных, но мало что знал: лишь то, что лорд Костас вроде как был опекуном Одри, и приехала она, то есть я, в поместье не далее как две недели назад. Померла и удостоилась чести быть похороненной в семейном склепе.
Узнав это, я призадумалась. Вариантов было два: отправиться в столицу поступать в академию или в дом, где, кажется, меня отравили. Я склонялась к первому. Правда, далеко ли я уйду в саване, плаще и чужих сапогах, не зная ничего о мире, который сама же и придумала. М-да… И тут я решила уточнить:
– А какой сейчас месяц?
– Так аккурат начало серпня, – охотно отозвался грабитель, и я помрачнела. До поступления еще была минимум пара недель.
И почему я не написала, что экзамены начинаются в августе?! А что? Осенью же у господ в прежние времена устраивались бальные сезоны, аристократы на них слетались. Значит, и в выдуманном мире им в это время не до учебы бы было и зачислений. В таком случае сиятельным логично раньше подсуетиться, академии – распахнуть двери для приема магов, а мне получше проработать матчасть! Глядишь, не пришлось бы сейчас раздумывать, как выжить до академии.
В надежде, что грабитель ошибся и на календаре все же начало осени, я уточнила:
– Если еще лето, тогда что ж так холодно-то?
– Так это только здесь, – отозвался связанный. – На улице-то теплее… – выдал он, а спустя пару секунд проорал: – Эй! Ты куда? А как же я?!
А все оттого, что я решила проверить слова грабителя: так ли тепло там, снаружи. Заодно и сумку ворюги прихватила. А то она так сиротливо валялась у входа… А что до связанного проходимца в гробу – так я не сомневалась, что этот паразит выберется. Да даже я бы выбралась. Правда, не быстро, но все же.
Когда затворяла дверь, за той послышался звук упавшего тела и стон. Ну вот, из саркофага уже выпал. Дело за малым – перетереть веревки. На это у мужика уйдет около часа. И я тоже… уйду. Только куда?
Влажная от росы трава мерцала под луной. И под ее тусклым светом вдали можно было различить на холме громаду поместья. Его силуэт вырисовывался на фоне ночного неба. Пара окон в здании светилась – видимо, кто-то полуночничал.
Вдали виднелась деревня: приземистые светлые домики, черепичные крыши. Где-то из трубы вился дымок. Идиллия.
Вот только, если я заявлюсь туда, не поднимут ли меня на вилы, как упырицу? Да и вообще, без денег и понятия, куда двигаться, далеко не уйдешь. Ни в бизнесе, ни в жизни. Даже если та – сказочная.
А значит, нужно разжиться сведениями и деньгами. Последние можно взять у лорда Костаса. Раз он был опекуном Одри, что-то же ему от нее досталось? Потому как, помогая с ведением бизнеса отцу, я утратила веру в бескорыстную добродетель. Да и вообще многих иллюзий лишилась еще в школьные годы.
Может, кстати, поэтому и описала героиню этакой нежной фиалкой, которая краснела, бледнела, трепетала ресницами: внутри меня жила девочка. Вот такая, которая хотела платьишко и на ручки, а вместо этого приходилось размазывать по стенке слоем в нанометр контрагентов, просрочивших поставки.
Вот только если Одри по сюжету такая, как я ее задумывала, то у меня намечалась проблема. Я привыкла решать все как папа: жестко и быстро. А это значит, даже если я и скажу, что потеряла память и воскресла, мне не поверят, если я не буду вести себя как ранимая леди.
– Ну, значит, буду мягкой и наивной, – решительно выдохнула я, повесила сумку так, что ремень наискось пересекал грудь, закинула ломик на плечо и отправилась в сторону поместья. Навестить опекуна и всех, кто меня похоронил.
Вот только, едва я оказалась у ворот, возникла первая проблема: те были заперты. Да и кованая ограда как-то не располагала к гостеприимству. Ну ничего. Я была девушкой простой, потому, задрав юбку савана повыше, полезла по чугунным финтифлюшкам.
И ровно в тот момент, когда похождение на пики, увы, не горные, а металлические, было в апогее, со стороны особняка раздался собачий лай. Я замерла на месте, не зная, сдавать назад или же рискнуть и идти напролом.
Пока я решалась, к ограде вылетел здоровенный волкодав. А за ним с невозмутимой миной шествовал в пижаме и ночном колпаке какой-то тип. Перед собой он нес фонарь. Тот освещал мужику путь, ну а заодно и его мину, преисполненную невозмутимой гордости.
Правда, всю ее этот господин растерял, увидев меня.
– Леди Одриана? – чуть севшим голосом осведомился он, но в обморок не упал.
– Она самая. Живая и здоровая, – заверила я светским тоном. Ну, насколько тот может быть светским, с учетом того, что оседлала при этом забор. В саване и сапогах гренадерского размера. Не хватало только ломика в руке. Но тот я уже успела перекинуть через забор.
Пижамоносец вздернул бровь, выражая сомнение в услышанном, но больше ничем не выразил своих эмоций. Я даже зауважала мужика. Вот это выдержка! И поинтересовалась:
– А с кем имею честь беседовать, а то после летаргического сна я слегка запамятовала…
– Гарвид, дворецкий, – лаконично представился тип, поднимая фонарь повыше.
Я обрадовалась и, забыв о том, что должна быть нежной фиалкой, по-простому произнесла:
– Гарвид, как хорошо, что вы тут! Уберите, пожалуйста, пса.
Последний, к слову, больше не лаял. А сидел под забором и, глядя на меня, выразительно облизывался.
Дворецкий же глянул с тем же выражением, что и собака, а затем резко выдохнул:
– Падла, уйди!
Признаться, в первый момент я решила, что это адресовано мне. И лишь по тому, как псина разочарованно проныла и, поднявшись, с опущенной головой побрела к дворецкому, стало понятно, к кому именно дворецкий обращался.
Я же просить о помощи больше не решилась и попыталась спуститься сама, попросту спрыгнув. Вот только подол савана оказался категорически против как понижения градуса напряжения, так и тел в пространстве, и остался гордо реять наверху, зацепившись за один из пик кованой ограды. Одним словом, план быть невинной и застенчивой провалился с треском. Трещала в основном ткань подола. Когда я приземлилась, оказалось, что на шипе забора реет белый лоскут, точно знак капитуляции. Сдавали позиции в основном моральные принципы: все же я сомневалась, что леди здесь щеголяли в столь смелых саванах до середины бедра.
Судя по тому, как задергался глаз дворецкого, мои догадки были недалеки от истины. Но мужик – кремень! – ничего не сказал. Правда, обзавелся нервным тиком, но это уже детали…
Так что я решила брать пример с его невозмутимости и сделала вид, что все под контролем. Но белый стяг все же сдернула, дабы он не трепетал на ветру, и, смотав, запихнула в сумку. И когда я почти закончила, Гарвид вкрадчиво поинтересовался, почему же я не воспользовалась воротами. Пришлось пояснить, что те были закрыты.
– Но вы могли приложить ладонь к замку. Для членов семьи Костас двери этого дома всегда открыты… – чопорно протянул дворецкий.
А я поняла, что первая ночь в этом мире у меня сплошняком состоит из неловкостей. И сейчас как раз была одна из них. Но признаваться слуге, что я не знаю как следует собственного дома, мира и магии в нем, было как-то не с руки, да и момент, чтобы сообщить об амнезии, – слегка не подходящий. Так что я предпочла озвучить теорию, не сообщая, правда, что это всего лишь мои домыслы, а не факты.
– Меня вычеркнули из членов семьи путем погребения, – глубокомысленно изрекла я, давая собеседнику возможность додумать нужный мне вариант концовки.
Так и вышло.
– Не учел, – кашлянув, отозвался слуга.
Я же гордо выпрямилась и царственным жестом повелела:
– А теперь, Гарвид, отведи леди в дом, – и, подняв с земли ломик, определилась куда именно хочу, уточнила: – Я голодна и хочу пить.
– Кровь, плоть, жажда мщения? – осведомился Гарвид.
– Только если кровь с чесночком в колбасе. А плоть лучше телячью, прожаренную. А мщение оставьте себе. У него всегда привкус горечи, я предпочитаю сладости.
После этих слов произошло неожиданное: щека дворецкого дернулась, и он выдохнул:
– Вы все же живая, леди… Мертвые не шутят.
– А до этого были сомнения? – изумилась я. Ведь дворецкий вел себя вполне спокойно и адекватно.
– Да, – ответил дворецкий, – были.
– Тогда могу сказать, что вы держались достойно и невозмутимо.
– У меня просто большой опыт общения с нечистью. Например, я знаю, что при встрече с ней нельзя поворачиваться спиной, делать резких движений или перечить…
– Вы бестиолог? – изумилась я.
– Нет. Теща – сущая упырица, – поведал Гарвид.
Вот за таким светским разговором мы и добрались до кухни. Та не многим отличалась от склепа. В смысле, была тиха, темна и зловеща. За последнее отвечали блестевшие в лунном свете ножи и начищенные до блеска кастрюли.
Впрочем, когда дворецкий зажег магические светильники, все оказалось вполне обыденно. Я уже было собралась проверить, что тут есть, и сообразить перекус на скорую руку, как дворецкий произнес:
– Я разбужу повара, чтобы он приготовил для вас, что пожелаете.
Упс… Едва себя не выдала! Потому как объяснить потерю воспоминаний можно амнезией, а вот как леди, ни разу сковородки в руках не державшая, ловко жарит плебейские гренки – уже труднее. А что-то мне подсказывало, что девица Хайрис не орудовала чапельником, венчиками и лопатками на здешней кухне.
Так что мне оставалось лишь кивнуть слуге в знак согласия, мол, я соизволю видеть повара, зовите.
Едва Гарвид получил мой ответ, как подхватил фонарь и чинно удр… ушел.
А я и мой зверский голод остались. Быстро осмотрела кухню, обнаружив лежавшие в корзине яйца, кринку молока, под полотенцем была коврига хлеба. В баночках – джем. Рука уже было потянулась к последнему, как я остановилась.
Если верить воспоминаниям героини – в этом доме меня уже пытались отравить. И даже успешно.
Так что стоило быть осторожнее со всем, что ем. Особенно если это принесут на серебряном подносе исключительно для леди Одри. Ну а пока я беру своей рукой, шансы выжить гораздо выше. К тому же моего появления не ждали, а значит, и яд навряд ли припасли.
С такими мыслями я отлила себе в кружку молока, отрезала хлеба, щедро намазав ломоть джемом, и откусила. Прислушалась к своим ощущениям. Желудок больше не бунтовал, как с бутербродом ворюги. Уже хорошо.
Перекусила быстро, не дожидаясь повара, и, прихватив один из светильников, приступила, собственно, к тому, зачем пришла – отправилась искать хотя бы вещи Одри. Правда, я слабо представляла, как смогу определить, что спальня принадлежит именно главной героине… Зря беспокоилась. Большинство дверей на втором этаже было заперто на ключ, но я, уже наученная дворецким, просто прикладывала руку, открывала створку и… обнаруживала абсолютно пустые покои без намека на жизнь. Зато на смерть в двадцать первых был не просто-таки намек – вопиющее утверждение.
Кровать, что стояла посредине, была застелена траурным черным покрывалом. В вазе, что возвышалась на туалетном столике рядом с изголовьем, стояли черные розы. А на стене висел портрет Одри, завешанный полупрозрачной темной вуалью…
– А я еще сомневалась… – протянула, глядя на это скорбное убранство, а затем решительно вошла.
Беглый осмотр шкафа показал, что героиня, хоть и не самая богатая девушка королевства, но явно и до паперти ей еще далеко. Десяток платьев пастельных расцветок, несколько пар обуви – все это слуги, похоже, еще не успели убрать из шкафа. В его же недрах обнаружился и внушительный саквояж. Запертый, увы, не на магический замок, а на самый обыкновенный. И это была засада.
Но тут я вспомнила о сумке ворюги и о ломике, оставленных на кровати. Но раскурочивать саквояж не хотелось, так что я поискала в сумке и выудила из ее недр связку крючков. Отмычек в своей жизни я еще в руках не держала, а уж орудовать ими и подавно не доводилось, но все приходится когда-то делать в первый раз.
Так что, высунув от усердия язык, спустя, по ощущениям, четверть часа я вскрыла нехитрый замок. И, как выяснилось, не зря!
На дне саквояжа я нашла, помимо кошеля с монетами, мешочка с серьгами, несколькими кольцами и жемчужными бусами, нечто гораздо более важное. Сопроводительное письмо! Конверт был распечатан, так что я достала сложенный в несколько раз лист и при тусклом мерцании магического светильника вчиталась в строки.
Внимательно так ознакомилась, вдумчиво, как с кредитным договором на двушку в центре и душу в придачу. И если я все правильно поняла из витиеватых фраз, то Одри не далее как месяц назад… перешла в наследство к лорду Костасу! Вот я думала, что так дома передаются, сбережения, но чтобы девицы?!
Что ж, новая жизнь оказалась полна открытий, которые иногда не мешало бы и прикрыть, как двери. А то сквозило от них неприятностями.
Зато теперь картина становилась гораздо яснее. Родители Одри скончались несколько лет назад и в своем завещании назначили опекуном старого друга семьи, некоего Вильгельма Ривейро.
Опекун до совершеннолетия героини должен был управлять делами имения. Оно перешло бы впоследствии Одри, как только той исполнилось бы двадцать. Или ее супругу, если вдруг раньше этого срока героиня вышла бы замуж. А до этого девица Хайрис обучалась в пансионе, за который регулярно вносилась оплата. Этой весной она его окончила и приехала к опекуну.
Но тут случилась неприятность – Вильгельм заболел и умер. Правда, успел после себя оставить распоряжения и, как я понимаю, надиктовать это письмо. Похоже, Вильгельм был не только старым другом, но, судя по письму, еще и просто старым…
– Интересно, а кому отходит наследство Одри в случае ее смерти?.. – тихо произнесла я, откладывая лист. За мной водилась эта дурацкая привычка размышлять вслух. Звуки собственного голоса помогали почувствовать себя увереннее. Но только не сегодня. Вышло как-то жалобно, что ли. А еще горло как-то подозрительно начало болеть.
К тому же укороченный саван не грел, а плащ я сняла на кухне и там же оставила… Так что, отложив письмо, решила переодеться. Не скажу, что справилась со всеми крючками и шнурками самого простого на вид платья бывшей хозяйки тела блестяще, но теплее стало однозначно. А уж когда накинула шаль, то меня и вовсе разморило. Я сама не поняла, как уснула. Только присела на кровать… И все – глаза закрылись.
А открылись они оттого, что в лицо мне кто-то что-то брызгал со словами:
– Изыди, демонское отродье!
– Сам изыди! Это мой сон, посторонним тут делать нечего, – зевая, отозвалась и попыталась укрыться с головой пледом.
Но, увы, спасения под ним я не нашла ни от противного голоса, ни от обливаний. А когда меня чем-то ткнули под ребра, я непроизвольно резко выпрямила колено.
Раздался сдавленный стон, а я наконец проснулась. Тут-то и выяснилось, что пыталась я завернуться не в покрывало, а в траурную ткань. А рядом с моей кроватью стоял, согнувшись, какой-то парень с дрыном и держался за глаз. Похоже, я попала в тот пяткой, даже не целясь.
«Ну хоть в постели очнулась на этот раз, а не в гробу – уже прогресс», – мрачно подумала я и посмотрела на честное собрание, столпившееся вокруг моего ложа.
Судя по одежде, в основном это была прислуга, среди которой выделялся дворецкий – его без ночного колпака и пижамы я признала не сразу. Идеально отглаженная ливрея, начищенные штиблеты, белоснежная рубашка с жестким воротником и изящным черным галстуком меняли Гарвида до неузнаваемости. Единственное, что осталось от него ночного прежним, – выражение невозмутимости. И немного дергавшийся глаз.
– Преподобный, я же говорил вам уже, что леди живая… – произнес дворецкий, обращаясь к духовнику в сутане.
– А я повторяю, что с того света не возвращаются. Это демон, вселившийся в тело невинной девы, видят боги! – парировал местный патер, держа в одной руке увесистый фолиант на манер булыжника, а перст другой воздев к небу. Вернее, к потолку. С учетом того, что тот был расписан весьма фривольными фресками, с чем-то амурным и не сильно обремененным одеждами, заявление вышло интересным.
Видимо, я слишком долго задержала взгляд на местной живописи, и остальные тоже запрокинули головы. В том числе и духовник.
