Егерь. Заповедник
Алекс Рудин
Фырр!
Утки срываются из-под берега и с тревожным кряканьем летят над водой. Закладывают крутой вираж и скрываются за верхушками елок.
Я провожаю их взглядом и улыбаюсь.
Мне хорошо.
Отсветы костра медными бликами пляшут на сосновых стволах. Пахнет дымом и ухой. Щука бьет хвостом в зарослях тростника. На болотных кочках краснеет спелая клюква.
Это мой мир. Я счастлив в нем. И хочу его сохранить.
Я – егерь.
Алекс Рудин
Егерь. Заповедник
Глава 1
Желтеющие березы отражаются в темной воде Елового озера. Пахнет горящей травой и разогретой смолой.
Я кручу ручку транзистора, внимательно прислушиваюсь, пытаясь поймать программу. Наконец, сквозь треск помех пробиваются знакомые позывные радио “Маяк”.
Бодрый голос ведущего говорит:
– Здравствуйте, уважаемые радиослушатели! На календаре – четырнадцатое августа одна тысяча девятьсот семьдесят седьмого года. Мы начинаем нашу воскресную передачу “С добрым утром!”
Я еще немного поворачиваю ручку, и помехи исчезают. Довольно улыбнувшись, палкой помешиваю смолу в ведре. Смола уже разогрелась и стала жидкой. Я окунаю в ведро самодельную кисть и начинаю покрывать смолой дно деревянной лодки.
Два года прошло с тех пор, как я неожиданно вернулся в прошлое. Словно и не было долгой бестолковой жизни, развала великой страны, лихих девяностых с вечным поиском работы и денег.
Я вернулся в свою юность и мне в ней хорошо.
Живу в тихой деревеньке Черемуховке и работаю здесь егерем. Познакомился с чудесной девушкой Катей. Катя учится в Ленинграде на врача, а летом работает фельдшером в нашем медпункте.
Я тоже учусь, только заочно. Скоро закончу Лесотехнический институт и стану охотоведом.
Я тщательно промазываю швы лодки, которые перед этим проконопатил паклей. Остальные лодки уже сохнут на берегу.
*****
На охотничье базе у Елового озера я провел три дня. Смолил лодки к открытию осенней охоты на уток, плавал по озеру, считая подросшие утиные выводки. Замечал, где они прячутся в густых зарослях тростника.
По вечерам варил себе уху из свежей рыбы. Пил крепкий чай и наслаждался тишиной и одиночеством.
Такая работа у егеря – подготавливать охоту.
Скоро на базу приедут охотники из Ленинграда. Выстрелы разорвут тишину над лесным озером, запахнет дымом костров и вкусной утиной похлебкой.
Начнется охотничий сезон.
– Представить страшно мне тепе-е-ерь, что я не ту открыл бы две-е-ерь! – во всю мощь поет в приемнике сочный баритон.
Песня далеко летит над озером.
– Другой бы улицей проше-о-ол! – громко подпеваю я. – Тебя не встретил, не наше-о-ол!
Последние мазки смолы ложатся на светлые доски.
Я отхожу на шаг, любуясь своей работой.
Желтый лист слетает с березы и липнет к свежей блестящей смоле.
Я выключаю приемник и заливаю водой огонь в обрезанной железной бочке, на которой грел смолу. Убираю за баню черное ведро с остатками смолы и иду собираться.
*****
В Черемуховку я возвращаюсь по берегу лесной речки. Иду не спеша, считаю взлетающих с воды уток. В этом году их много – значит, охота будет хорошей.
Фырр!
Очередная пара чирков с тревожным кряканьем срывается из-под берега и летит вдоль воды.
Красиво когда-то назвали речку – Песенка. Звучное название, и очень подходящее. Как раз неподалеку от меня бобровая плотина, и оттуда доносится негромкое журчание воды. И в самом деле – Песенка.
Громко хлопая крыльями, утки быстро проносятся над водой. Набирают высоту, закладывают крутой вираж и скрываются за густыми макушками елок.
Я провожаю их взглядом, прислушиваясь к удаляющемуся свисту крыльев. Потом опускаю взгляд и удивленно замираю.
Справа от тропинки, между толстых еловых стволов мелькает грязно-рыжее пятно.
Лиса?
Я с недоумением вглядываюсь в густой подлесок. Точно, вот она – снова мелькает на том же самом месте.
Интересно, что она там делает? Ежа придавила, что ли? Или нашла в лесу падаль и теперь пирует?
Я делаю несколько осторожных шагов по направлению к тому месту, где увидел лису. Вот она снова мелькнула между деревьями. Я успеваю заметить облезлый хвост – лиса еще в летнем невзрачном меху.
Почему она не убегает? Лисица – очень осторожный зверь, она давно должна была меня заметить.
Сухая ветка негромко хрустит под моей ногой. Я плюю на осторожность и, не таясь, иду к тому месту, где увидел лисицу.
Так вот же она!
Лиса прижалась к корням толстой елки. Она смотрит на меня желтыми глазами, скалит зубы и негромко рычит.
Тощая какая! Шерсть свалялась грязными комьями, на нее налипла хвоя и прошлогодние листья.
Я делаю еще шаг. Лиса рвется в сторону, и я вижу, что на ее задней лапе намертво затянулась проволочная петля.
Петля не дает лисице убежать. Зверь жмется брюхом к земле, беспомощно дергая лапой.
Вот черт!
Какой-то браконьер поставил зимой заячьи петли, да так и бросил их в лесу. И теперь лисица угодила лапой в такую петлю.
Сама она не вырвется. Тонкий проволочный трос туго затянулся вокруг лапы. Я вижу кровь, которая засохла на шерсти – значит, проволока врезалась в лапу до самой кости. Кровь запеклась и в уголке пасти – лисица грызла проволоку.
Второй конец троса обмотан вокруг елового ствола.
Лиса снова рычит и прыгает от меня в сторону. Проволока опрокидывает ее на землю, и зверь отчаянно лает.
Я отхожу назад, чтобы не пугать лисицу еще больше. Снимаю с плеча ружье и прислоняю его к развилке корявой молодой березки. Потом сбрасываю рюкзак. В его кармане у меня лежат пассатижи – ими можно перекусить петлю.
Безопаснее перекусить тросик в том месте, где он крепился к дереву. Но если лисица вырвется и убежит с петлей на ноге – она все равно погибнет. Милосерднее сразу ее пристрелить.
Нет, надо освободить лису полностью. Но как к ней подойти? В руки она не дастся. А получить укус мне совсем не хочется. Мало того, что это опасно – лисица кусается не хуже собаки. Так еще и бешенством можно заразиться.
Подумав, я снимаю с себя плотную суконную куртку. Наброшу ее на голову лисе, прижму зверя к земле и попробую перекусить проволоку.
Я сую пассатижи в правый карман брюк, чтобы удобно было достать. И с курткой в руках иду к лисе.
Лисица снова дергается в сторону, предостерегающе лает.
– Тише, тише! – уговариваю я пугливого зверя. – Иди сюда!
Выбираю момент, чтобы проволока натянулась, и набрасываю куртку на лису. А сам падаю рядом на землю, левой рукой прижимая бешено вырывающегося зверя к земле.
Только бы не освободила голову!
Лиса молотит лапами, рычит и вырывается. Прижимая ее к земле, я левой рукой крепко хватаю раненую лапу, а правой – тащу из кармана пассатижи. С усилием перекусываю тонкий стальной тросик – приходится что есть силы давить на рукоятки. Отбрасываю пассатижи в сторону, двумя руками ослабляю петлю и снимаю ее с лисьей лапы.
И тут лисица вырывается. Ее тело слишком худое и жилистое, она выскальзывает из-под меня и щелкает зубами. Левое предплечье обожигает мгновенной болью.
– Ах, ты! – кричу я, отдергивая руку.
Лисица, хромая на трех лапах, несется в лес.
Я гляжу ей вслед, потом поднимаюсь на колени. Закатываю рукав рубашки и вижу на руке глубокий укус. Крови немного, зато есть четыре вдавленные отметины от клыков, края которых уже набухают синевой.
Вот черт!
Лиса уже скрылась в чаще.
Оставив рюкзак и ружье под деревом, я возвращаюсь на тропинку. Срываю лист подорожника, спускаюсь к реке и опускаю укушенную руку в холодную воду. Рану сразу начинает щипать.
Я споласкиваю в воде лист подорожника и прикладываю его к месту укуса. Конечно, это не лечение – подорожник помогает только при ссадинах. Но я не хочу оставлять рану открытой, чтобы не занести в нее грязь. О лисьей слюне, которая наверняка попала в рану, я стараюсь не думать. Не все же звери страдают бешенством! Может, мне и повезло.
