Почему эта мысль не пришла мне в голову тремя минутами раньше?
Надежда Сергеевна заглядывает в комнату.
– У вас елка, – произносит она.
И мне чудится осуждение.
– Красивая, правда?
– Анечка, вы должны были обсудить это со мной…
В ее голосе теперь уже явственно звучат нотки металла.
– Что обсудить?
– Любые изменения в обстановке квартиры возможны только с моего согласия! – обвиняющим тоном произносит она.
– Но это же просто елка, – теряюсь я. – Мы ее вынесем после каникул.
– От нее мусор!
– Мы уберем мусор.
– Она может поцарапать…
Что? Что она может поцарапать?
– Она стоит на месте и никого не трогает. Это же елка, а не кошка.
Я пытаюсь обратить все в шутку.
– Анечка. мне не нравится ваше легкомыслие…
Мне тоже много чего не нравится. И очень хочется убивать… медленно и с особой жестокостью. Одного конкретного человека!
Скрип кухонной двери.
– Маш, стой! – голос Михея.
– Кто это у вас там?– дергается Надежда Сергеевна. – Мужчина?
– Знакомый в гости зашел.
– Мы договаривались, что вы будете жить вдвоем!
– Мы и живем вдвоем. Он просто заглянул ненадолго.
– Я думала, вы ответственная и порядочная…
Хозяйка решительно направляется к кухонной двери и распахивает ее.
В первую секунду мне кажется, что нас пронесет. Михей на табурете. Маша рядом. Щенка нигде нет. Если они его спящего спрятали, то…
И тут из-под табуретки раздается писк. И… выползает это мелкое исчадие ада. И – делает лужу.
– Здравствуйте, – очень вежливо и очень кстати произносит Михей.
– Здрасьте! – практически визжит Надежда Сергеевна.
И тут Маша выдает свою коронную фразу:
– Здравствуй, жопа, Новый год!
Глава 15
Михей
– Что это?! – практически на ультразвуке орет старая грымза.
– Это моя собака, – говорю я.
Подхватываю щенка под пузо. Беру бумажные полотенца, промокаю пол и выбрасываю их в мусорное ведро.
Анюта тут же бежит в ванную за тряпкой и натирает пол с каким-то средством.
Маша активно путается под ногами.
Старая грымза верещит:
– В договоре черным по белому прописано: никаких собак! Я вас предупреждала!
– Собак тут нет, – спокойно говорю я.
И засовываю Тотошку за пазуху.
– Вот… Вот собака!
Грымза тычет меня в живот.
– Собака здесь не живет. Я тоже. Мы уже уходим.
– Вы нарушили договор. Я вас выселю! – она орет на Анюту.
Брусникина растерянно лепечет:
– Это не наша собака…
– Это мой Тотошка! – рьяно возражает Машенька. – Мне его Дед Мороз принес!
Я беру скандалистку под локоток и веду ее в прихожу.
Глазами показываю Анюте, чтобы оставалась на кухне вместе с Машей.
– Никто ничего не нарушил, – объясняю хозяйке. – Успокойтесь, вам вредно так волноваться. У вас давление подскочит. Оно вам надо?
– Я… Я… полицию вызову!
– Вызывайте, – говорю я. – Вам помочь? Телефон полиции набрать? Договор для них приготовить, где прописано, на каком основании здесь находятся жильцы?
– Я… Я…
– Тс-с-с! – я прикладываю палец к губам. – Не кричите, пожалуйста. Вы нервируете ребенка.
– У вас собака!
– Да. У меня собака. А здесь собаки нет.
Я достаю из кармана пару пятитысячных купюр и вручаю ей.
– Это за ущерб. Моральный. Никакого фактического ущерба помещению нанесено не было.
Надеваю кроссовки, беру пакет с приданым щенка и вывожу грымзу в подъезд. При этом слышу, как за кухонной дверью беснуется Машенька, а Анюта ее успокаивает.
– Это моя собака! Мне ее Дед Мороз принес!
По какому-то нелепому стечению обстоятельств получилась такая подстава… Ряженый Дед Мороз в переулке, бездомный щенок под елкой, неистовое желание иметь собаку. Конечно, девочка поверила в чудо! И утащить ее от щенка не было никакой возможности.
А теперь у нее отобрали подарок.
Бедный ребенок… Бедные мы все!
И только Тотошка абсолютно счастлив и доволен жизнью. Возится у меня за пазухой, попискивает.
Я практически выношу квартирную хозяйку на улицу. Она пытается упираться, но со мной это бесполезно.
– Вы бандит и хулиган!
– Это вы правильно поняли. Я страшный человек. Будете обижать девочек – я вернусь. И мы с Тотошкой обгадим вам всю квартиру. Вместе.
– Какая мерзость!
– Собака – это не мерзость. Это друг человека.
– От собаки грязь, она грызет мебель, она… писает на пол!
– Его просто надо выводить на улицу. Он быстро научится. Правда, Тотошка?
Я расстегиваю молнию на куртке, на свет появляется потешная собачья мордочка, черная с белыми пятнышками. Одно ухо у него немного топорщится, второе висит, придавая Тотошке удивленный вид и неповторимое очарование.
Даже старая грымза на него ведется! Я же вижу.
– Я сам в детстве очень хотел собаку. И вот – завел. Осуществил детскую мечту. А у вас в детстве была мечта?
– В детстве?
– Да. Вы же были когда-то маленькой девочкой. Симпатичной, наверное. Бантики носили.
– У меня были прекрасные голубые банты в белый горошек, – вдруг произносит она. – Все девочки мне завидовали!
– А мечта была?
– Мечта… Не помню…
– А вы повспоминайте. Вдруг как раз сейчас пришло время ее осуществить?
Она зависает. А я резюмирую:
– Анюту с Машей не обижайте. У них есть защита. Запомнили?
– Запомнила… А дочка на вас очень похожа.
Дочка? Она подумала, что я отец Машеньки? И тетки на бульваре так решили… Что ж, вполне понятное предположение, когда видишь пятилетнюю девочку со взрослым мужиком.
* * *
Вызываю нам с Тотошкой такси и звоню Брусникиной.
– Я успокоил вашу хозяйку. Она больше не хочет вас выселить.
– Молодец! – сердито бурчит Брусникина.
– Как Маша?
