Сергей Лукьяненко "Седьмой"

Вскочив, я уронил полупустую кружку. Та начала плавно падать, но тут же оказалась на столе. Меня от движения чуть не подбросило к потолку, но почему?то я устоял. Болван в углу дёрнул головой, застыл и обвис, будто у него выключили базовые функции. Ангел быстро повернул голову и зафиксировал взгляд на мне.

– Не тревожься, Святослав Морозов, – сказал ангел.

Он походил на обычного человека, высокого мужчину со светлыми волосами и в светлых свободных одеждах. Глаза были глубокого синего цвета, кожа светлая, с лёгким загаром, губы розовые, зубы ровные и белые. Ах, да, ещё он был босой.

И всё в нём кричало «это не человек!»

– Ангел мой, ваше совершенство, – ответил я как подобает, склонив голову. – Я не тревожусь, когда вы рядом.

Тревоги и впрямь не было.

Вся тревога куда?то спряталась, забилась в уголки сознания, рыдая и вереща от ужаса. А я был наполнен спокойствием и восхищением.

«Так и держись» – одобрил Боря.

Ангел испытующе смотрел на меня. От него пахло свежестью и луговыми цветами. Я знаю, как они пахнут, у меня в сортире освежитель воздуха «цветочная поляна».

– Как перенёс ты смерть, дитя?

– Мужественно и с достоинством, – ляпнул я.

Ангел возложил мне на голову ладонь – большую и мягкую.

– Да пребудет с тобой моё благословение, – изрёк он.

И на меня потекла благодать – тёплая волна энергии, смывающая все печали. Хотелось смеяться, радоваться и преклоняться.

Что я и не преминул, рухнув на колени.

Ангел ещё миг подержал надо мной ладонь, потом, очевидно, решил, что так я и лужу могу сделать от восторга, будто щен при появлении пилота на псарне.

– Встань, Святик.

Я встал, и даже не стал его поправлять. Когда я был маленьким – ну, по настоящему маленьким, ещё в садик ходил, у меня на резинке трусов было вышито «Святик Морозов». У других почему?то полная форма имени, а у меня уменьшительная. Буквы сэкономили, что ли? С тех пор я не люблю имя «Святик», а в сочетании с фамилией совсем ненавижу.

– Ты был рядом с Иоэлем, дитя?

Так вот кто вёл конвой? Сам Иоэль?

– Да, ангел мой.

– Видел ли ты, что случилось?

Я сглотнул, попытался представить всё максимально ясно.

– Приближался падший престол…

– Соннелон.

– Да, ангел мой. Соннелон. Серафим метнул в него заряд энергии. Очень большой. Как солнечный протуберанец… Корабли конвоя вспыхнули и взорвались. Была сильная вторичка, нас всех разметало, но корпус «пчелы» выдержал, и я продолжал сближение в ручном режиме…

Ангел терпеливо ждал.

– Иоэль повторно начал формировать плазменный пучок… и всё.

Я поднял глаза и посмотрел в невозмутимый добрый лик.

– Было ли что?то необычное, Святослав Морозов?

«Не говори!» – завопил Боря.

– Да, ангел мой. Фиолетовая вспышка. Джей говорил, что между колёс Престола пылает что?то фиолетовое, будто застывшая вспышка. Наверное, он успел уда…

– Твои предположения не требуются, дитя, – произнёс ангел и мой рот сомкнулся.

Некоторое время ангел размышлял, а я с ужасом ждал, спросит ли он, было ли что?то странное после моей смерти.

– Спасибо за служение, Святослав Морозов, – сказал ангел и небрежным движением руки вновь окатил меня концентрированной благодатью. – Есть ли у тебя просьбы или вопросы?

Полагалось сказать «нет», но я то ли ошалел от благодати, то ли и впрямь такой наглый, как считает Анна из зеленой эскадрильи. Я спросил:

– Почему вы меня не сразу увидели?

Ангел вздохнул, помолчал, будто решая, отвечать ли. Сказал:

– Сразу после воскрешения вы безгрешны. В вас нет ни добра, ни зла. Мы видим мир иначе, более духовно, чем физически, и не замечаем вас. Минуты, а порой и часы, пока мирское не возьмёт своё.

Это было неожиданно. Ангел испытующе смотрел на меня, и я осмелился на второй вопрос:

– Всё ли хорошо с владыкой Иоэлем?

Ангел подумал секунду и ответил:

– Мир несовершенен и всё не может быть хорошо.

После этого он исчез.

Я рухнул обратно на диванчик. Болван у стены с лёгким гулом сервоприводов выпрямился.

У меня застучали зубы. Это всё потому, что я в дитячьем теле, конечно. Будь двадцатилетним, как положено, ничуть бы не испугался.

Дверь кабинета открылась и вошёл полковник Уильямс. Махнул рукой – «сиди». Прошёл к своему столу, достал из ящика плоскую бутыль виски, стакан, аккуратно налил до половины и выхлебал в пару глотков, будто воду. Потом покосился на меня, плеснул ещё – и протянул в мою сторону.

– Издеваетесь? – спросил я.

Когда ангел уходит, вся человеческая субординация на время летит к чертям.

– Ну хоть лизни, – невозмутимо ответил Уильямс. – Мне папашка первый раз бурбон налил в десять лет.

Я встал, взял бокал и попытался пригубить. Вернул бокал.

Омерзительно. Никогда не стану пить.

Каждый раз это себе говорю.

Уильямс вздохнул и выхлебал то, что налил мне. Поинтересовался.

– Чего он спрашивал?

Я коротко рассказал.

– Ничего не понимаю, – вздохнул полковник. – После вашей гибели мы потеряли контакт, отправили в район зеленых, синих и желтых. Но они ещё не долетели. На Юпе дикие бури, магнитосфера пылает, им приходится лавировать.

– Это из?за взорвавшегося конвоя, – предположил я.

– Возможно. Иди?ка спать, сынок. Тебе сегодня досталось.

Когда я возвращался – огромными шагами, несмотря на грузилова, база уже проснулась. Сновали техники, доносился гул грузовых лифтов – из хранилища поднимали новенькие «пчелы» вместо утраченных. Прошагала группа умников, старых и молодых, они махали руками и до меня донеслось: «Соннелон». Среди умников были физики, математики, теологи – всё как положено. Кондиционеры за настенными решётками выли громче, включилась дневная циркуляция атмосферы, в воздух добавили бодрящий хвойный аромат, свет плафонов стал ярче и теплее. Парочка болванов тащила в сторону столовки морпехов ящики со жратвой.

Базу снабжают четыре грузовых буксира, кружащих по маршруту Земля?Марс?Каллисто?Титан. Они не способны сесть даже на Каллисто, выходят на орбиту, отцепляют контейнеры с едой и прочими расходниками, после чего возвращаются на курс. Я иногда думаю, что, отслужив своё попрошусь в пилоты буксиров. Не знаю, понравится ли мне на Земле, я ведь её совершенно не помню. Нам всем был год?два, когда после серии тестов нас признали годными и призвали на службу. Иногда я думаю, что бы сейчас делал, откажи мои родители в призыве? Говорят, такие были, хоть и немного.

Жил бы как обычный человек. Было бы мне двадцать, как и положено. Где?нибудь учился или работал, наверное, у меня была бы девушка. Я смотрел бы в новостях как сражаются в космосе ангелы и Небесное Воинство. Это было бы далеко и походило на увлекательный фильм…

Надо позвонить маме. Сейчас сигнал идёт почти сорок минут, диалога не получится (его никогда не получается, даже когда Юп в максимальном сближении с Землей), но всё?таки…

Я пришёл в свою комнату. Она была такая же, как у всех пилотов: двенадцать квадратных метров, кровать, стол, кресло и диванчик. Вместо окна – большой экран, сейчас выключенный, обычно на нём море или горы. Дверь ведёт в ванную комнату: унитаз, раковина, душевая кабина. Всё просто и надежно. На стенах я давным?давно повесил несколько постеров с группами, которые мне нравились в дитячестве. Всё собирался поменять, но теперь надо погодить, может они мне снова понравятся. На столе лежало надкушенное яблоко, оставленное перед патрулированием. След укуса даже не потемнел, столько в яблоке было генных модификаций для долгого хранения.

Сев за стол я опустив кресло пониже, чтобы доставать ногами до пола. На экране мигали значки пришедших писем.

Нейронка, конечно, отфильтровала девяносто процентов самого тупого, а порой и агрессивного спама, но полтора десяток писем осталось. Нам всё время пишут, это не запрещено, и пишут разное. Мне даже кажется, что нейронку специально научили пропускать какое?то количество бредовых, тупых и непристойных посланий. Психологи во главе с Инессой Михайловной всё время контролируют, в каком мы настроении и решают, как нас подбодрить.

Шесть писем было дитячих. Предложения дружить, рассказы про то, как делали в школе доклады про меня. У каждого пилота есть свои фанаты, у кого больше, у кого меньше.

Я велел нейронке ответить на эти письма и стал смотреть дальше.

Три письма были любовные, два из них от девушек. На них я тоже велел ответить нейронке, третье скинул в спам.

Ещё два письма было от сумасшедших. Сегодня немного. В одном письме утверждалось, что Небесное Воинство служит Антихристу, во втором автор утверждал, что придумал новую конструкцию «пчелы», которая радикально повысит её боевую мощь, но ретрограды?учёные не воспринимают идею всерьёз. Первое письмо улетело в спам, второе я скинул умникам, скорее по приколу, но вдруг они выцепят какую?то полезную мысль?

Одно письмо было от банка. Мой счёт рос, когда я вернусь на Землю (если вернусь), то буду очень богатым. Ещё одно письмо от зоозащитников. Те писали, что использовать щенов в бою без их ясно выраженного согласия – жестоко, поэтому всех щенов надо срочно усыпить. Я посмотрел, откуда письмо отправлено и решил, что никогда в жизни не поеду в Данию, где живут такие конченые идиоты.

Тринадцатое письмо было от поэта, который предлагал прочитать его поэму о Небесном Воинстве (прилагалась) и дать одобрительный отзыв. Я даже начал читать, потому что письмо было на русском, а это всё?таки мой родной язык. Но уже на строфе «Мои мышцы стали будто бы из стали, мои кости как гранит, острый глаз алмаз гранит» сломался и стер письмо.

Ну а четырнадцатое письмо было от мамы. Я сразу включил видео – на воспроизведение и запись.

Мама сидела в саду, за её спиной цвела моя любимая яблоня. Мама часто присылает яблоки, домашнюю пастилу и варенье. Эту яблоню посадил я. Ну, как посадил… мне было года полтора, родители сажали в саду яблони, и я подержал черенок, когда папа засыпал ямку землей.

– Славик, здравствуй, – сказала мама улыбаясь. Она совсем чуть?чуть постарела.

– Здравствуй, мама, – ответил я. В разговоре мама делала паузы, чтобы я мог ответить и почти никогда не ошибалась, как долго я стану отвечать и что скажу. – Ну, ты видишь, что случилось.

– Я уже знаю, – произнесла мама. – Как сообщили, сразу побежала в сад писать тебе письмо.

– Спасибо, – сказал я. – На самом деле ничего страшного. Как у вас дела?

– Вера позвонила из Питера, – сказала мама. – Ей тоже пришло сообщение. А Вячеслав в школе, может быть и не знает, у них ведь запрещены мобильные.

Да, у меня есть младшая сестра, ей девятнадцать, она учится на биолога. И брат, ему тринадцать, он школьник.

– Скажи Вячику, что он меня всё?таки обогнал, засранец, – я улыбнулся. – Ростом обогнал. Ну ничего, всё равно я старший.

– Ты старший сын, – сказала мама строго. – И ты пилот Небесного Воинства. Отец гордился бы тобой.

– Гордится, – поправил я.

– Гордится, – поправилась мама. – Мы же знаем, что он на небесах!

Папа был военным лётчиком. Даже проходил подготовку в Звездном, но в космос так и не полетел. Может именно поэтому я хороший пилот?

Но когда был первый и единственный прорыв падших на Землю, папа погиб. В бою. Это было тринадцать лет назад, тогда мы жили и тренировались на лунной базе. Так что в настоящем детстве я с ним часто болтал, почти по?настоящему, задержка сигнала на Луне крошечная.

– Знаешь, мам, я сегодня говорил с ангелом, – сказал я. – Благодати удостоился! Им тоже непросто, даже серафимам. Мы, конечно, мало что можем сделать…

– Несомненно, – кивнула мама.

Я понял, что она не угадала мой ответ и замолчал. Понятное дело, откуда ей было знать про визит ангела, она ожидала, что я заговорю о папе.

Мелочь, конечно, но я замолчал и дальше отвечал односложно, больше улыбался, смотрел на яблоню, на застывшие в небе облака. И даже почувствовал какое?то облегчение, когда разговор кончился.

«Спать пора», – тут же сказал Боря.

Мне почудилось в его словах что?то обидное и я огрызнулся.

«Это мама, альтер».

«Не та мать, кто родила, а та, что вырастила» – наставительно произнёс Боря. «Не впадай в дитячество, ты уже взрослый мужик».

«Завидуешь?» – съязвил я.

«Вот ещё», – ответил Боря и замолк.

Я стянул водолазку и бросил на кресло. Тут в дверях пискнул сигнал. Ну да, да, как без этого… Вздохнув я подошёл к дверям, открыл, сказал:

– Ну?

В коридоре, как я и ожидал, стоял Эрих, командир нашего крыла. По обе руки от него, как почетный караул, застыли Памела и Лидия.

На форме у них были нашивки с цифрой «2». Эрих и Лидия невысокие и блондинистые, выглядят куда моложе своего возраста. Памела куда выше и крупнее. Но всем им было по девятнадцать с половиной биологических лет. Погибли они лишь раз, вскоре после нашего появления на Каллисто, причём по глупости – Эрих атаковал тяжелый заградитель вонючек с предельно близкой дистанции. Атаковал лихо, разнёс в пыль и плазму. Вот только «шершень» посекло обломками, а экипаж поймал вторичку и жить им оставалось от силы сутки.