С минуту мы смотрим друг на друга, и то, что разгорается внутри меня, не поддается никакому объяснению. И я даже не могу понять в чем причина: в моем понимании ситуации или в том, сколько боли я вижу на лице Яси, которая вот-вот рассыплется на моих глазах.
Она молчит, паника в ее взгляде становится ярче, но есть что-то еще. Что-то неуловимое вызывает напряжение между нами и вокруг нас, и я чувствую, как мое сердце начинает сильнее долбить в груди.
– Это ребенок Макса?
Глава 12
– Твой.
Я хмурюсь, совершенно сбитый с толку.
– Что?
– Это твой ребенок, Демид.
Тяжело сглотнув, качаю головой.
Мой ребенок? Что, черт возьми… Сдавливаю челюсти, чувствуя, как раздражение начинает зудеть под кожей.
– Это хреновая шутка, Яся.
Я надвигаюсь на нее, но она даже не думает отступать. Запрокидывает голову, встречая меня с вызовом во взгляде, несмотря на то что секунду назад была абсолютно сломленной новостью о своем ребенке.
– Не заставляй меня пожалеть о моем признании, – произносит она глубоким твердым голосом.
Мое дыхание тяжелеет, жар разливается по венам, и мне приходится сжать кулаки.
– В какую игру ты бы ни играла, прекрати…
Яся толкает меня в грудь и взрывается криком:
– Она твоя!
Мой мозг горит, будто его облили кислотой, и я ни хера не понимаю, да просто отказываюсь понимать.
Блядь…
Я разворачиваюсь, отхожу и снова возвращаюсь к молчаливо стоящей Ярославе, в отличие от меня она прекрасно держится, будто наслаждается тем, что со мной делают ее слова.
В конце концов у меня не получается совладать с эмоциями, кипящими внутри, вскидываю руки и повышаю голос:
– Как она может быть моей? Блядь, Яся, завязывай, это реально не смешно.
Ее лицо искажает отвращение, и она медленно отступает, качая головой.
– Да пошел ты, – шепот срывается с ее губ, она собирается сбежать, но я ловлю ее за локоть и разворачиваю лицом к себе, сталкиваясь с блестящими от слез глазами.
Сука. Прикрываю на мгновение веки, вдыхаю как можно больше воздуха, но это не помогает.
– Как она может быть моя? – повторяю, сгорая от полнейшего замешательства и ярости. – Ты была беременна от Макса, черт возьми! Как этот ребенок может быть моим?!
– Я тоже так думала. А после того, как уехала из Питера и обратилась к врачу, чтобы пройти обследование, выяснилось, что это был гормональный сбой, потому что УЗИ ничего не показало. А через месяц у меня снова появились ранние признаки беременности, – она прикусывает уголок рта. – На тот период секс с тобой был единственным. До этого мы с Максом уже не имели никаких сексуальных отношений минимум месяц. Так что Варя никак не может быть от Макса. Или от кого-то другого. Она твоя, Демид. Верить или нет – это уже твое право, но я сказала правду.
Между нами повисает пауза. А потом Ярослава поднимает палец, мол, и еще кое-что.
– И единственная игра, в которую я играю все эти годы, – это чертов квест по больницам!
Яся вздыхает и, нервно хлопнув ладонями себя по бедрам, подытоживает с притворной улыбкой на лице:
– Ну вот и все. Теперь ты знаешь.
Я набираю полную грудь воздуха, пока не начинает распирать изнутри, закидываю руки за голову и выдыхаю. Сжимаю волосы так сильно, что уверен – костяшки пальцев побелели и вот-вот затрещат.
Я не могу подобрать слов, чувствуя себя по-настоящему ошеломленным ее правдой. К которой, судя по всему, я не был готов, и именно поэтому мое молчание сейчас может вызвать у нее нехорошие мысли, но… что я должен сказать?
Взъерошив волосы, я снова смотрю на Ясю, ее эмоции отлично спрятаны под железной маской невозмутимости. Ну почти. Глаза. Они выдают всю ее с потрохами, и если я сейчас дотронусь до нее, то определенно почувствую дрожь.
– Что с ребенком? – мой голос звучит хрипло и тяжело. – И почему не сказала сразу?
Я хотел бы разозлиться, но ни черта не выходит.
Яся раздумывает над ответом, наполняя помещение тихим неглубоким дыханием, будто она обрела умиротворение, отпустив все, что до этого держала под замком.
– У меня был тяжелый период, – наконец произносит она, – мне изменил жених и предала лучшая и единственная подруга, мне нужно было уехать и привести свои мысли в порядок. Ты был бы болезненным напоминанием о моем прошлом, которого я просто не могла вынести в тот период.– Она медленно облизывает губы, прикусывает нижнюю. – А после смерти матери моя жизнь пошла под откос… самые прекрасные месяцы беременности… я просто их не помню, все превратилось в один сплошной серый день, пока я не родила и у ребенка не выявили порок сердца. – Она втягивает носом воздух и отводит взгляд, а у меня в груди просыпается чувство, которое начинает шевелиться и переворачивать все внутри. – Ее первая операция была на следующий день после рождения.
Первая.
Я киваю, сглатываю ком в горле и провожу ладонью по груди, где усиливается дискомфорт. От меня так же не ускользает сломленный голос Яси, и я даю ей время перевести дыхание, она смаргивает слезы и наконец находит силы посмотреть на меня.
– С того дня моя жизнь превратилась в один сплошной кошмар, два года я не вылезала из больниц, каждый раз боясь не услышать биение сердца собственного ребенка. Поверь, у меня хватало проблем и я не нуждалась вот в этом, – она показывает на пространство между нами. – Стоять и доказывать тебе… – она закусывает нижнюю губу. – Потому что кроме слов у меня ничего нет. Доказать отцовство между однояйцевыми близнецами, – она вскидывает руки, истерично улыбаясь, – просто не представляется возможным. Ваш генотип полностью идентичный. Вот почему я предпочла ничего тебе не говорить. Да и что говорить? Что у нас было? Одна ночь? И я… я боялась, что ты не захочешь проблемного ребенка. – Она усмехается, зачесывая волосы назад, продолжая нервно, с легким надрывом: – Действительно. С чего бы тебе захотеть дефектного ребенка? Тем более, что у тебя есть здоровый.
Мы испепеляем друг друга взглядами, но я никак не комментирую ее слова. Яся шумно вздыхает и убирает руки в карманы брюк, пожимая плечами.
– Извини, что я столько времени молчала. Но у меня были на то основания, теперь ты их знаешь. А уж что делать с этой правдой, решать только тебе.
Решать только мне. Отлично, черт возьми. Я ни хрена не понимаю, не говоря уже о том, что с Ярославой у нас тоже черте что, но, возможно, она перестанет бежать. Сбегать от меня.
Горячие эмоции разносятся по венам, они угрожают уложить меня на лопатки своей силой, но я беру разбушевавшееся пламя под контроль, не позволяя ему охватить мозг и натворить глупостей.
Ярослава права. Она имела права так поступить. Я, как никто другой, должен понять ее – когда хочется залечь на дно и никого не видеть. Единственное, чего она хотела – слышать сердцебиение дочери. Наверное, именно это осознание не позволяет мне даже задуматься над вариантами решений. Потому что у меня есть только одно. Без каких-либо «но» и «если».
Прочистив горло, я киваю.
– Я отвезу тебя. Иди собирай чемодан, насчет лекций я все улажу, тебя заменит один из моих специалистов.
И, судя по выражению лица Яси, это не то, что она ожидала услышать.
Глава 13
Я загружаю чемодан Яси в багажник и, захлопнув его, достаю телефон.
Пробую еще раз дозвониться до бывшей, но зараза не берет трубку. И мне не нравится предчувствие, которое распространяется по венам как лесной пожар. Риэлтор до нее сегодня тоже не смог дозвониться.
Дернув челюстью, убираю смартфон и сажусь за руль, бросая беглый взгляд на сидящую рядом Ярославу.
Мне требуются жалкие секунды, чтобы мозг полностью переключился на Ясю и ее недавнее признание, которое до сих пор горит на моей коже.
Мысли роятся вокруг одного слова.
Твоя.
У меня есть дочь.
И я даже не могу понять, что больше скручивает мои нервы: то, что Ярослава вычеркнула меня из своей жизни, зная, что я отец ее ребенка, то, что она не нуждалась во мне в самый сложный период, или то, что я жалею о потерянном времени.
Но я не позволяю себе сказать об этом вслух.
Потому что сейчас, немного осознаннее приняв отцовство, я все же закипаю.
Нет, блядь. Я чертовски злюсь.
Несмотря на то, какой уязвимой она была в момент своего признания, шок сменился чем-то другим, почти неконтролируемым и зудящим под кожей из-за долбаной мысли, которая долбится в голове: сколько времени Яся молчала.
От понимания, что все могло сложиться иначе, я какого-то черта злюсь сильнее.
Когда она планировала рассказать мне? И планировала ли вообще? Судя по всему, положение матери-одиночки все это время ее устраивало. Хотя, кто сказал, что она одна? Этот вопрос так и остается невыясненным.
Повожу плечами, пытаясь избавиться от этих размышлений.
Перевожу взгляд на молчаливую Ясю. Она смотрит в окно, мягкие черты лица сейчас выглядят острыми, хрупкие руки мертвой хваткой сжимают телефон, а поза искрит напряжением, но я и не ожидаю от нее особого расположения ко мне, потому что, уверен, она вся там, рядом с дочерью. И у меня нет никакой уверенности в том, что Ярослава захочет впустить меня в свою новую жизнь.
От этой мысли в груди все сжимается, и мне хочется избавиться от терзающего дискомфорта, вырвать с корнем и забить зияющую дыру кулаком.
Возможно, она не привыкла быть открытой со мной, но теперь, когда мы продвинулись на один шаг вперед, я не намерен отступать. И дам ей время все еще раз обдумать. После того как она познакомит меня с моей дочерью.
Возможно, я еще не в состоянии полностью осознать, что у Ярославы есть от меня ребенок, но потребность отвезти Ясю лично, достаточно велика, чтобы я сделал свои личные выводы.
Ты смог полюбить сына?
Теперь я начинаю понимать, какие тараканы водят хороводы в ее красивой головке.
– Выезд из города в другой стороне, – произносит она, мягко указывая на неверный маршрут.
– Нужно заехать домой. Это не займет много времени. Посидишь в машине, я туда и обратно.
Проверить свою сумасшедшую бывшую. Но этого я, разумеется, не говорю.
Повисает пауза, я поворачиваю голову и вижу, как Яся поджимает губы, будто хочет поспорить, но почему-то молчит.
Я снова сосредотачиваюсь на дороге, доезжаю до дома за двадцать минут. Открываю дверь, но, прежде чем выйти, обращаюсь к Ясе:
– Давай, пожалуйста, только без бегства.
Она сглатывает, и ее горло мягко двигается, после чего, не глядя на меня, она шепчет:
– Не будет никакого бегства. Я подожду тебя.
Я не должен верить ее словам, но какого-то черта верю, и услышанное почему-то действует успокаивающе на мои разгоряченные нервы.
Кивнув, выхожу из машины и направляюсь в квартиру, по пути, в лифте, размышляя над тем, что делать с Юлей.
Потому что сегодня я уеду и не знаю, когда вернусь. На расстоянии решать ее проблемы будет сложнее. Блядь, они и сейчас-то не особо решаются.
Я толкаю дверь и захожу домой.
Сбрасываю оксфорды и не успеваю сделать и шага, как в коридоре возникает Литвинова.
– Привет, – оживленно начинает она, – я тут ужин приготовила, надеюсь, ты не против, что я на кухне похозяйничала?
Не могу разделить ее энтузиазма. Скидываю пиджак и, проходя мимо нее, бросаю:
– Риэлтор звонил?
– А это был риэлтор? – включает дуру. – Ну там какой-то номер названивал. Но я не отвечала. Я просто не беру с незнакомых номеров трубку…
– Мой номер тебе тоже не знаком?
Останавливаюсь в гостиной, упирая руки в бока и запрокидывая голову.
– Прости, на беззвучном стоял. Не слышала, видимо.
Я сдавливаю пальцами переносицу. Качаю головой. Знал же, что пожалею.
– Ясно, – сухо выдыхаю и собираюсь войти в комнату. – В общем, у меня поменялись планы и я должен уехать…
– Демид, сыночка! – доносится возглас мамы из кухни, останавливая меня на полушаге. – А почему ты скрывал от меня такую замечательную новость?
Медленно поворачиваюсь и встречаюсь глазами с матерью, которая держит на руках Марка.
– Как можно было скрывать от бабушки такого золотого мальчонку?! Дя? Дя, мой хороший? – сюсюкает она с ребенком, а я перевожу внимание на Юлю, жалея, что одним взглядом нельзя придушить. – Так завтра же! Завтра же соберемся все вместе! Надо познакомить внучат моих славненьких, да и Юлечка должна увидеться с Лейлочкой, уверена, они найдут общий язык!
