Ольга Викторовна Дашкова "Мне. Ее. Нельзя"

– Нет, нет, отпустите, я буду кричать. —Но голос почему-то осип, горло сдавило спазмами.

Смотрю, как мой чемодан летит в багажник минивэна, туда же сумочка и телефон.

Глава 4. Игнатов

– Ну так что? Что мне делать?

– Ваня, ты, если хочешь быть качественным стукачом, ты должен принести мне больше информации. И заметь, я здесь нахожусь только потому, что ты сын мэра, а значит, я за тебя и него отвечаю. И лишь поэтому ты знаешь мой номер и связался со мной напрямую, а я тебе ответил.

– Да, да, да, я все понял. Я все узнаю. Все сообщу.

– Ваня, не так резво, если ты хочешь, чтобы тебе оторвали голову твои байкеры, то, конечно, можешь кричать на каждом углу, что ты со мной лично знаком.

– Нет, что ты, нет, я знаю… Я все понимаю.

Ни хрена Ваня не понимает, раздражение начинает нарастать, не могу даже больше слушать этот лепет неразумного ребенка, все больше наблюдаю за девчонкой с розовым чемоданом.

Она что-то объясняет своему потенциальному ухажеру, который настойчиво хочет с ней познакомиться. А меня так подмывает встать, подойти и убрать от нее этого клоуна.

Странная реакция, но я никогда не доверяю внезапным порывам, ничего хорошего обычно из этого не выходит. Я привык все обдумывать, анализировать, рассчитывать и сейчас занялся тем же любимым занятием. Но в некоторых ситуациях лучше не вмешиваться, судьба сама научит человека, чтобы он больше не совершал определенные поступки.

Вот какого черта она такая, вся не из этого мира, приперлась в этот бар? Может, от родителей сбежала? Да, не повезло папаше с такой дочкой, но она, кажется, справляется сама.

Руки все-таки от нее убрали, бармен помог, но девушка была напугана, кусала губы, оглядывалась по сторонам, словно ждала от кого-то помощи, а все не приходила. Может быть, конечно, таких цыпочек научит жизни, что нельзя находиться в подобного рода заведениях в таком виде, светить дорогим телефоном и пачкой денег. Она как лакомый кусочек для здешней нищеты, того и гляди разорвут, растерзают на куски, и каждый заберет себе свой.

Ваня уже ушел, позвонил охране, чтобы нашла его и приняла, а вот девочка, получив и прочитав сообщение, начала собираться. Спрыгнула с барного стула, прижав к себе телефон и сумочку, схватила чемодан и покатила его к выходу.

Стало любопытно, кто там за ней приехал, кого она ждала. Выждал тридцать секунд, бросил купюру на стол за нетронутый алкоголь, поднял ворот пиджака, отвернувшись от публики, тоже вышел на улицу. Огляделся, мой «бентли» стоял слева, припаркованный дальше от фонарей, чтобы не светить номера.

Прислушался, справа была какая-то возня и голоса, точно различил женский. Но стоило мне пройти немного дальше, увидел картину, как двое здоровых парней тащат глупую Барби в минивэн, а она еле как сопротивляется.

– Парни, может вам помочь?

Все замерли, повернулись в мою сторону, ой как не хочется привлекать к себе внимание. Да, ситуация, скажем так, дерьмовая классика. Когда я в последний раз спасал девушке из беды? Никогда. А… нет, был момент, но то была не моя девушка. Шумилов с ТТ просили немного помочь, я помог, я друзьям всегда помогу.

– Я вижу, вы не справляетесь.

– Мужик, шел бы ты отсюда, у нас личные дела.

– Помоги… помогите…

Прочитал по губам блондинки, что она пытается сказать, волосы растрепаны, напуганная, юбка задралась, туфли валяются рядом. А во мне закипает злость, но холодная, обжигающе-ледяная. Она заставляет прикрыть глаза на доли секунды, вдыхаю носом, сжимаю челюсти.

– Отпусти ее.

– Ты не понял, дядя? Вали нахер.

Как давно я дрался?

Но вспоминать было некогда, медленно подхожу ближе, расправляю ворот пиджака, распрямляю плечи. Во рту скапливается привкус железа, накрывает желание убить их всех голыми руками. Услышать хруст позвонков в руках и то, как обмякает тело.

– Ты не понял, мужик? Вали давай.

– Да-да, я свалю обязательно. Отпусти девочку.

– Мы со своей девочкой разберемся сами.

– Да-да, я понимаю.

Странные парни, не местные, бросаю взгляд на номера минивэна, заляпаны грязью. А потом делаю резкий выпад, сбиваю одного с ног, тот уже успел забросить вещи девушки в багажник. Тот, что держит Барби, отталкивает ее в сторону, падает, издает стон, а у нас продолжается борьба.

Удар, второй, их двое, я один. Боль пронзает тело, такая незаслуженно забытая. Она в ребрах, на лице, ребята оказались крепкими, но я тоже хоть и не молод, но думаю, что справлюсь с этими гастролерами.

– Черт, сука… Ты мне руку сломал.

Улыбаюсь, я услышал, что хотел, сплевываю кровь на асфальт, улыбаюсь. Странно, что нас еще никто не услышал, вокруг не собралась толпа и не начали снимать на видео. Вот было бы смеху. Игнатов Александр Александрович, солидный и уважаемый мужчина, негласный хозяин города, получает по морде.

– Сука… сука…

– Ну давай, следующий ты, что тебе сломать? А давай шею? Но… я даю тебе сделать выбор.

У самого челюсть ломит и ребра, кажется, сломаны, но я улыбаюсь, мне все это даже нравится. По моим венам уже бежит не холодная ртуть, а обжигающая лава. Но никто не стал больше махать кулаками, где-то вдалеке послышалась сирена, это стало неким сигналом, парни как-то быстро загрузились в минивэн и через бордюры, задевая и царапая другие машины, уехали.

– Вот же сука…

Снова сплевываю кровь на асфальт, наконец обращаю внимание на девушку, она также лежит, согнув ноги, светлые волосы закрывают лицо. Сажусь на корточки, убираю светлые пряди, вглядываюсь в лицо. Она очень красивая, но бледная, а губы – как яркое пятно, слегка приоткрыты.

– Эй, эй, Барби. Да твою же мать.

Не хватало, чтобы она умерла прямо здесь. Трогаю шею, нащупываю артерию, все в порядке, пульс есть. Набираю «скорую», надо отвести Барби в больницу, а уже потом во всем разобраться. Что за херня происходит в моем городе? Кто эти залетные ребята?

– Марат, я жду тебя у «Черного ворона», приезжай, все расскажу.

– Но, Игнат…

– Приезжай, я сказал, быстро.

– Да какого лешего ты там один, Игнат?

– Марат!

– Ок, еду.

Проходит минут десять, прежде чем приезжает «скорая», не трогаю девушку, она так и не приходит в сознание, но стараюсь не шевелить ее, неизвестно, что она могла повредить. Но эта Барби и вся ситуация вызывает неподдельный интерес.

– Куда вы ее привезете?

– Областная дежурит.

– Что примерно с ней?

– МРТ нужно, не могу сказать.

Доктор со «скорой» краток, у него работа, а я только отвлекаю. За это время из бара вышел народ, начал глазеть, отхожу в сторону к своему «бентли», закуриваю, во рту все еще привкус крови и железа. А когда приезжает мой глава службы безопасности, заспанный и нервный, курю уже вторую.

– Вот только ничего не говори.

– Игнат, я не понял, да какого хрена происходит? Ты почему здесь и без охраны? Захотел острых ощущений?

– Ну, Марат, я взрослый мальчик, могу гулять где хочу. Не переживай, твой босс жив, немного помят, но жив. Но Ржавый мутит мутки, надо в этом разобраться.

– Кто? Кто такой Ржавый?

– Вот и я не знаю кто, но надо все узнать.

– Босс, я не понимаю?

– Я, Марат, тоже пока ничего не понимаю. —Задумчиво смотрю в темноту, думая совсем не о Ржавом. Во рту все еще горечь собственной крови, костяшки сбиты, ребра болят.

– Что здесь произошло?

– Тебе культурно или не очень ответить?

– Да уже как получится.

– Ладно, скажи парням, чтобы забрали мою машину, повезешь меня в больничку, в областную.

– Так…

– Марат, много слов, поехали.

Глава 5. Алена

Очень темно.

Темнота вокруг меня, она давит, она обволакивает, словно я в вязкой смоле, совсем немного – и застыну там, как муха. Нет абсолютно никаких мыслей и эмоций, лишь страх. Он накрывает неожиданно, хватая за горло костлявыми пальцами.

Хочу пошевелиться, но получается лишь двигать пальцами, чувствую под подушечками ткань, немного шершавая. Пытаюсь открыть глаза, не получается, и от малейшей попытки это сделать затылок пронзает острая боль. От этого становится еще хуже, лежу, не двигаюсь, лишь прислушиваясь к звукам.

Не помню, что произошло, где я, что со мной случилось.

Ничего, абсолютно ничего не помню, а если пытаюсь напрячь память, усиливается боль в голове. Только боль и темнота, но вот к этому добавляется писк какого-то прибора, шорохи, шаги. Кто-то прикасается к запястью, хочу отдернуть руку, но не получается.

– Как она?

– Что вы хотите от меня услышать?

– Что с девушкой? Я это хочу услышать. И не говорите мне о врачебных тайнах.

– Ну что сказать, пациентка тяжелая, но стабильная, вербальные и двигательные реакции по шкале Глазго на единицу – это нехорошо, дышит сама – это хорошо. На задней стороне черепа гематома, внутричерепная гипертензия, из-за этого нарушение кровотока и сдавливание сосудов.

– Что дальше?

– В каком смысле?

– В прямом, доктор.

– Очнется – спросим больше, пока наблюдаем.

– Когда очнется?

– Ну, молодой человек, этого я сказать не могу. Вы сами не предоставили никакой информации, кто она такая, как случилось, что девушка ударилась головой… или, может быть, ее ударили.

– Понятно, спасибо.

– Черт-те что.

Снова шаги, голоса становятся тише, я практически ничего не поняла из разговора, но выходит, что я упала и теперь нахожусь в больнице. Как упала? Откуда? Или, может быть, меня действительно ударили? Но кто?

Когда думаю, голова начинает болеть смертельно, надо расслабиться, не шевелиться, ни о чем не думать. Снова проваливаюсь в темноту, падаю вниз, мне страшно, но там, откуда я сорвалась, еще страшнее. Хочу кричать, но не получается, горло сдавливает, задыхаюсь.

Яркий свет, бьющий в глаза, ослепляет.

– Есть, зрачки реагируют. Так, а второй? Давай, моя хорошая, покажи, что не все потеряно. Да, отлично.

Снова темно, резкая боль, она не покидает меня никогда.

– Так, что у нас с пульсом?

Кто-то трогает запястье, прибор монотонно пищит, чувствую едва уловимый цветочный аромат, это женщина.

– Пульс высокий, ну, не волнуйся, девочка, не волнуйся, все будет хорошо. Давай, ты же слышишь меня, пошевели пальчиками, давай, я жду.

Мне нравится ее голос, пытаюсь пошевелить, как она просит.

– Вот молодец, какая ты молодец, а второй рукой?.. Правой выходит лучше. Да ты герой, вот бы знать твое имя еще.

Имя? Мое имя?

У меня должно быть имя.

Не помню. Это пугает.

– Ладно, буду звать тебя Аленушка, похожа ты на нее, как девочка из сказки, белокурая, голубоглазая. Вот только что за козлов таких ты повстречала, что с тобой такое сделали? Это обидно.