Со стуком я поставил стакан на стойку и повернулся к ближайшей шлюхе.
– В мой кабинет. Быстро.
Она кивнула и заторопилась. Я, уже со стояком, последовал за ней. Долбаный стояк был у меня с тех пор, как я увидел Серафину в нижнем белье. Я так отчаянно хотел войти в нее и украсть ее невинность. А я всегда получаю то, чего хочу. Но мне нужен был полный триумф, придется проявить терпение, и это станет самым сложным испытанием в моей жизни.
Шлюха примостилась на моем столе, но, когда я вошел, тут же встала. Я расстегнул ширинку и стянул трусы. Она знала, к чему я клоню. Мы уже трахались прежде. Я часто ее выбираю. Она встала на колени, я вцепился в рыжие волосы и начал трахать ее в рот. Я входил в нее целиком, касаясь головкой горла; она давилась, но на сей раз ничто не могло утолить жгучий голод, обжигающий мне вены. Нахмурившись, я опустил взгляд на ее лицо, пытаясь представить, что это Серафина, но шлюха смотрела на меня с такой покорностью, с таким отвратительным почтением… Ни гордости, ни достоинства. У них у всех был выбор, но они решили пойти по легкому пути – трудный путь оказался не для них. Им не понять, что ничто стоящее не достается без боли. Слабость. Отвращение.
Я еще сильнее схватил ее за волосы, и она поморщилась. Я кончил ей в горло. Я сделал шаг назад, и мой член, с которого еще капало, выскользнул из ее рта. Она уставилась на меня и облизнула губы так, словно я сделал ей офигительный подарок. У меня руки зачесались вынуть нож и перерезать ей глотку, чтобы избавить от необходимости влачить жалкое существование.
Она опустила взгляд.
– Встань, – прорычал я, теряя терпение. Она поднялась на ноги. – На стол.
Она повернулась и, задрав юбку и оголив зад, облокотилась о стол. Она раздвинула ноги и наклонилась ниже. Ни гордости, ни достоинства.
Я встал за ее спиной, подергивая член, хотя тот уже снова встал. Я взял презерватив, разорвал зубами упаковку и натянул его. Сплюнув на ладонь, я смазал член, прижал к ее анусу и вошел. Костяшки пальцев шлюхи побелели, с такой силой она держалась за край стола. Когда я вошел по самые яйца, то наклонился к ней так, что моя грудь коснулась ее спины, и она впервые напряглась. Я никогда не был так близко к ней. Я приблизил губы к ее уху, сжав пальцами бедро.
– Скажи мне, Иден, – зло прошептал я. Она затаила дыхание, услышав, как я произношу ее имя. Я никогда раньше этого не делал. Они думают, будто я не знаю их имен, но я помню каждое долбаное имя тех, кто у меня в подчинении, будь то солдат или шлюха. – Ты когда-нибудь хотела послать меня на хер?
– Конечно нет, го…
– Как ты собралась меня назвать? Господин? – Я с силой снова вошел в нее, и она ойкнула. – Скажи мне, Иден, я твой гребаный господин?
Она медлила. Она даже не знала, что ответить на этот сраный вопрос, и это меня бесило.
– Я твой гребаный господин! – прорычал я.
– Да, – быстро согласилась она.
Я повернул ее голову так, чтобы ей пришлось посмотреть мне в глаза. Она поморщилась, и я просто взорвался от ярости. Я долбил ее и шептал на ухо:
– Ты спрашивала себя, где Динара?
Она напряглась, но я не остановился.
– Ты вообще о ней думаешь?
Она всхлипнула. У нее не было права плакать, потому что она не плакала о своей дочери – лишь о себе. Не мать, а поганый позор.
– Ты думала о том, что я мог сделать с твоей малюткой то же, что сейчас делаю с тобой?
Она ничего не сказала.
Я выпрямился и продолжил ее долбить, пока наконец не кончил. Я отошел, бросил использованную резинку на пол, вытерся полотенцем, которое всегда было под рукой на такой случай, и натянул трусы и брюки.
Она обернулась. Тушь расплылась под глазами. Я швырнул ей полотенце.
– Вытрись. И убери гребаный презерватив. Конча на пол льется.
Она взяла полотенце и сначала вытерла пол, и лишь потом себя. Грязная шлюха.
– Убирайся, пока я тебя не прикончил.
Она поспешила мимо меня, открыла дверь и чуть не врезалась в Савио, который отшатнулся в отвращении. Он поднял бровь.
– Ты все еще трахаешь эту сучку? Почему ты ее не прибьешь, как она того заслуживает?
– Она не заслуживает смерти. Это было бы слишком милосердно.
К тому же я пообещал Грегори, что она будет страдать.
Савио кивнул.
– Возможно. Но я думал, ты занят целочкой, а не этой раздолбанной помойкой.
– Я не в настроении для целки.
– Я думал, тебя возбуждает мысль о том, что ты будешь первым, – удивился Савио.
– У меня никогда не было долбаной целки, так что ничего не могу тебе сказать на этот счет. Ты пришел затем, чтобы помешать мне выплеснуть посткоитальную ярость?
– Какая разница между твоим обычным настроением и посткоитальной яростью? По-моему, никакой.
– Ты такой же смышленый засранец, как Нино.
Савио неторопливо вошел в кабинет и присел на мой стол.
– Я просто решил тебе сказать, что Симеон спустился в подвал с подносом еды и все еще не вернулся.
Я промчался мимо Савио в такой ярости, что едва не перебил всех, кто встретился на моем пути. Я бегом спустился по лестнице и услышал, как гогочет Симеон. Он стоял у двери в подвал, где заперта Серафина, но не внутри комнаты. Я замедлил шаг – раз так, то спешить было некуда. Он был не так глуп. Достаточно глуп, но не настолько, чтобы тронуть то, что принадлежит мне.
– Убирайся, мерзкий извращенец, – услышал я голос Серафины.
– Заткнись, шлюха. Ты не в Чикаго. Здесь ты никто. Не могу дождаться, когда наконец засуну в тебя свой член, как только Римо с тобой закончит.
– Я не буду мыться у тебя на глазах. Выметайся!
– Я позову Римо, и он тебя накажет.
Ого… Значит, это он меня позовет? Интересно. Я беззвучно подкрался поближе. Спина Симеона содрогалась, как будто он дрочил. Похоже, так оно и было.
Я уже готов был зарычать, но постарался сдержать ярость.
Последовала тишина, и я тихо подошел ближе. Я увидел профиль Симеона; он стоял в дверях и остервенело тер свой мерзкий член. Я остановился в паре шагов от него – повернувшись спиной, в душе стояла Серафина.
Симеон почти обкончал пол, глядя, как девушка принимает душ. Не спорю, там было на что посмотреть. Кожа у нее была белее мрамора. Ягодицы такие упругие, что я готов был впиться в них зубами. На теле ни одного изъяна, ни единого несовершенства, не то что на моем. Ее оберегали всю жизнь, защищали от опасностей этого мира. Но теперь она в моей власти.
– Повернись. Я хочу посмотреть на твои сиськи и щель, – приказал Симеон, еще быстрее задергав член.
Симеон так увлекся созерцанием, что даже не заметил меня.
– Если не повернешься, я позову Римо.
– Я не повернусь, свинья! – прошипела она. – Зови. Мне все равно!
– Ты маленькая шлюшка! Я сам тебя поверну.
Симеон сделал шаг вперед, и Серафина повернулась, прикрыв одной рукой лобок, а второй – грудь. Вода струилась по ее лицу, смешиваясь со слезами. Она посмотрела на Симеона с таким отвращением, какого я никогда не видел, высоко подняла голову и… заметила меня.
– Ну что, это было не так трудно! – прохрипел Симеон.
Я усмехнулся. Вынул нож из ножен, просунул пальцы в круглые держатели и с удовольствием ощутил холод стали. Она смотрела, не шевелясь, гордая, она ничем не выдала моего присутствия.
Я обхватил Симеона за горло сзади и приставил острие к низу его живота. Он закричал от удивления и отпустил свой член.
– Ты решил меня позвать? – спросил я.
Его глаза расширились от ужаса, и он моргнул, лицо его покраснело – так сильно я сжал его горло. Я слегка ослабил хватку.
– Римо, я просто хотел убедиться, что она не валяет здесь дурака. Все не так, как выглядит.
– Хм-м-м. Ты знал, что еще ни один мужчина не видел того, на что ты сейчас смотрел?
Он отчаянно замотал головой. Я посмотрел на Серафину, застывшую с ничего не выражающим лицом.
– Видишь ли, ты видел нечто, что я не собирался никому показывать, – пояснил я благожелательным голосом. Я слегка вонзил нож в его живот, всего на пару сантиметров. Он завопил, обмякая в моих руках. Я держал его, не отрывая глаз от Серафины. Кровь струилась по моим рукам. Его грязная кровь.
Серафина опустила руки. Мне кажется, она сама этого не заметила. Она с ужасом смотрела на меня. Впервые маска гордости наконец спала, открыв ее истинную природу: доброй, ранимой женщины. Я оглядел ее упругие груди и золотые кудряшки волос на лобке, выбритые в виде ровного треугольника. Для первой брачной ночи. Жаль, что бедняга Данило никогда этого не увидит. Она принадлежит мне.
– Римо, – пробулькал Симеон. – Я никому не расскажу о том, что видел. Пожалуйста, умоляю тебя.
– Я тебе верю, – мягко произнес я. – Но ведь ты все запомнил.
Я вонзил нож глубже в его плоть, медленно, давая ему ощутить каждый миллиметр лезвия.
– Ты воображал, как войдешь своим грязным членом в ее киску?
Он забулькал снова.
Нож погружался все глубже ему в живот.
– Ты воображал, как загонишь в нее по самую рукоять?
Симеон выпучил глаза и едва дышал.
Я провернул нож, и он закричал снова. А потом я начал вынимать лезвие так же медленно. Ноги у него подкосились, и я позволил ему свалиться на пол. Он прижимал рану рукой и плакал, как трус. Умрет минут через пятнадцать. Наверняка он хотел умереть быстрее.
– Помнишь, что я сказал тебе о глазах и языке? Твой член к ним присоединится.
Я приблизил лезвие к его члену – и Серафина, ахнув, резко отвернулась.
Серафина
Я пыталась схватиться руками за белую плитку душа. Я не могла дышать. Ужас сжал мне горло мертвой хваткой. Ничто в том, как меня воспитывали, не готовило меня к такому. Ничто не могло бы подготовить. Я распадалась на части. Быстрее, чем могла себе представить.
Гордость и честь были теми столпами, на которых держалось мое существование. Я цеплялась за них. Он мог забрать у меня все, но не это. Никогда.
Симеон кричал, а я зажимала уши руками, чтобы его не слышать – напрасно.
Я больше не ледяная королева, как меня звали дома.
Взгляд затуманили вода и слезы. Но образ Римо, с жуткой улыбкой вонзающего нож в живую плоть, так и стоял перед глазами. Как я могла оставаться гордячкой? Как я могла держать голову высоко поднятой и не показать ему свой страх? Ничто так меня не пугало, как Римо Фальконе.
«Монстров не существует», – говаривала моя мама давным-давно, когда я боялась засыпать в темноте и постоянно прокрадывалась в постель к Самюэлю. Тогда я ей не верила, и вот теперь встретила Римо.
Крики стихли.
Дрожа, я медленно опустила руки. И вдруг заметила нечто красное. Посмотрев на душевой поддон, я поняла, что вокруг моих ног бурлит красная вода. Я моргнула. И до меня дошло. Пол камеры был под уклоном, и вся жидкость стекала в слив душа. Мои ноги казались еще бледнее на фоне красной воды. Зрение, до того затуманенное, прояснилось, и я поняла, что стою в луже чей-то крови.
Я услышала собственный крик и попыталась выйти из поддона, но покрытие сделалось скользким. Поскользнувшись, я попыталась схватиться за стену. Обретя равновесие, я оглядела камеру. Весь пол был в крови, и посреди лужи стоял Римо, мрачная темная фигура со сверкающим ножом в руке. Его грудь и руки были измазаны в крови. Красный. Красный. Повсюду красный цвет.
Я все кричала и кричала, пока не выдохлась – в легких просто не осталось воздуха. И я не могла дышать.
Римо сунул нож в ножны и медленно подошел ко мне.
Я ничего не могла сделать – ни сбежать, ни забыть про кровь и мертвеца за его спиной Римо.
Я поскользнулась и упала на колени, мои ноги и руки погрузились в кровавую воду.
Римо поднял меня и прижал к себе, запах крови ударил в нос. Чтобы устоять на ногах, я вцепилась ему в плечи. Я посмотрела на свою руку и… Она была красной. Посмотрела вниз – красное. Моя кожа. Красная. Все красного цвета.
Тело Римо было покрыто кровью. Красной. Красной. Красной.
Я стала биться в его руках. Брыкалась как могла.
– Пожалуйста, – выдохнула я.
Римо взял меня на руки, и силы меня покинули. Босой, он пронес меня к двери, переступив через мертвое тело. Когда он успел снять ботинки?
Я почти зашлась истерическим смехом, но в итоге звук получился хныкающим. Это было уже слишком.
Римо зашел в соседнюю камеру и посадил меня на пол в душе. Я съежилась, не в силах сидеть прямо. Грудь у меня вздымалась, но я не дышала. Затуманенным взором я смотрела, как Римо снимает с себя окровавленную одежду и подходит ко мне. Голый. Это было все, что зафиксировал мой разум.
Я закрыла глаза.
Он снова взял меня на руки и поднял. На меня полилась ледяная вода, я резко вздохнула и тут же распахнула глаза. Римо наклонился вперед и прижался лбом к плитке на стене, заслонив меня от холодных струй. Его темные глаза смотрели на меня.
– Вода здесь нагревается не так быстро, – спокойно сказал он.
