– Так что, покатаемся? У меня хата напротив универа. Успеешь к третьей паре… Компашка снова разрывается гадким гоготом. А я медленно оглядываю присутствующих. Их не меньше пяти. Хочу их запомнить. Эти уроды с нами «учатся»… А ведь дома наверняка со своими сестрами строят из себя идеальных и вежливых…
Лица почти все фактурные, но для меня сливающиеся в единый черный фон. Они безлики. Потому что интеллект такой толпы обычно равен интеллекту самого глупого из них. А сейчас это уровень барана на пастбище.
– Сестру свою покатай, – выплевываю дерзость и не отвожу глаза.
Уже нет смысла отступать. Я в той точке невозврата, когда уже страх не имеет значения… Это уже вопрос чести…
– Ты не охуела, случаем, пиздаболка?! – слышу его грубое и явно уязвленное. – Ты как разговариваешь?
– Как ты заслужил и чего стоишь, так с тобой и разговариваю, – отвечаю, вздергивая подбородок.
Чувствую, как меня жгут глазами в ответ. Со всех сторон. Но один взгляд ощущаю сильнее всего. Он оставляет на коже следы. Такое я уже чувствовала раз…
Медленно поворачиваю голову на его источник, скорее инстинктивно.
Смотрю и вздрагиваю. Это тот мужик… Блин, а он не мужик, оказывается. Плюс-минус ровесник этих козлов. Старшекурсники. Возможно, уже магистратура. Даже звучит смешно… Бараны и магистратура…
– О, дерзкая, а я смотрю, ты не ты… Сколько лет, сколько зим? – усмехается он мрачно, тоже узнавая меня. – Правила дорожного движения выучила?
– Че за пантера, Хищник? Знаешь ее? – говорит кто-то из толпы кавказогопников. – Как твоя подружка?
– Не пантера, а киска, – усмехается тот в ответ. – Безобидная… Доводилось познакомиться…
Слышится гогот. Они что сейчас подумали? Он тоже ухмыляется, по ходу оттесняя всех других назад, подходит вплотную ко мне, вставая так, что нарушается мое личное пространство. Кофе жжет пальцы через крафт, но я даже не чувствую этого.
– Вот вы ведь все себя такими настоящими мужчинами считаете… Ставите всех ниже себя. Только вы единственные правильные и крутые. А в чем крутизна? Гадости в спину девушек говорить, думая, что они не ответят? Это тошно и подло. И да, мне на месте ваших матерей было бы стыдно, что таких козлов воспитала, – тараторю я ему нравоучения, словно бы оправдываясь, что ли… Или… Сама не знаю, не ожидала я этой встречи…
– Замолчи, киса…– произносит хрипло водитель космолета, – не тебе нас сейчас морали учить. Иди дальше, пока пускают… И так уже на наказание наговорила…
– Пока пускают?! На наказание? – Ярость сейчас газует и зашкаливает на внутреннем спидометре. Я уже не чувствую ни берегов, ни страха. С детства такой была… Принципиальной правдорубкой. – Вы кто вообще такие, чтобы так хамить?! Ничтожные мажорчики, нули! Папины сынки без чести и достоинства!
– Заткнись, девочка! – продолжает он уже гораздо более низким голосом. Его глаза чернеют, словно бы наливаясь яростью. Я видела уже этот взгляд, когда он меня чуть не сбил. Тогда я тоже должна была «идти, пока отпускают»…
– Рад, пойдем! – пищит сбоку на отдалении Катя, которая застыла опоссумом, как только я вступила в разборки. И что она такая бесхребетная оказалась, а? Можно разве сносить такие оскорбления на ровном месте?! Я б еще поняла, если бы мы шли на темной незнакомой улице, но мы в родном институте, средь бела дня! Неужели на них управы нет?!
Чувствую, как злость и даже какая-то беспомощность стискивают все мое нутро. А ведь мы ничего даже сделать не можем против этих козлов! Только молча сносить эти оскорбления на глазах у других перешептывающихся студентов, которым тоже на все плевать – лишь бы их не трогали…
Дальше все происходит на автомате. Словно бы это какие-то внутренние демоны нашептали моему разгоряченному вопиющим хамством сознанию.
Резко срываю крышечку с кофе, и… обливаю этого несостоявшегося Юрия Гагарина с густой щетиной на лице еще горячим кофе…
– Получай, гад! – вырывается утробным, не своим голосом.
Картинка замедляет ход в моей голове. Я прямо отчетливо вижу, как изогнувшаяся дугой толстая струя цвета латте делает вираж и хлестко заливает густую шевелюру брутала. Он тоже шокирован и заторможен. Его зрачки расширены, а рот кривится в удивленно-возмущенном «о», после чего на лице появляется брезгливость, раздражение, и… дикая ярость.
Жирные капли разбежались по черной глади куртки и обильно смочили воротник водолазки. Он пытается отряхнуться, жмурясь, но только сильнее размазывает по себе кофе.
Вокруг гул из голосов. Мне кажется, происходящее видит весь институт. Словно бы все высыпали разом на центр и взирают на небывалое… Кто-то похихикивает, кто-то перешептывается, кто-то возмущается.
Прихожу в себя, понимая, что нужно срочно делать ноги. Потому что осознаю, что конкретно перешла черту – и последствия будут ужасными. И до того, как он переводит свой испепеляющий взгляд на меня, несусь прочь в направлении входной группы, где стоит спасительная охрана института. То, что он кричит мне в спину, стараюсь не слушать. Потому что там что-то намного более ужасающее, чем то, что обещают грешникам в девяти кругах ада…
Глава 5
– Рада, нужно поговорить, – уныло и тихо бубнит Катька, стоило нам только выйти из аудитории.
И я, и она после случившегося сегодня утром, мягко говоря, чувствовали себя паршиво.
Ярость отступила, и на ее место пришло сожаление. И на фиг я вообще марала руки об этих уродов? Вот вечно я парю горячку, а потом жалею.
Да только разве можно себя проконтролировать, когда с тобой вот так грубо и гадко… На глазах у всех…
Этот урод еще и меня выставил виноватой в том, что они нас оскорбляли. Да и за подругу хотелось заступиться…
Им просто поржать, а за нами этот гадкий шлейф из их оскорблений будет тянуться все годы учебы…
– Что такое, Кать?
Отходим к большому окну в пол, на батарее под которым вечно сидели студенты.
– Дело в том, – тяжело вздыхает подружка, – что тот чувак не зря мне гадости говорил… Я… Короче, мы ведь в субботу в клубе были с девчонками… Я с ним переспала, Рада. А оказалось… – Она делает паузу и сглатывает. – Он дружит с Ваней моим… Они одноклассниками были в какой-то навороченной школе на Рублевке.
Ваня, с которым Катя уже как месяц крутит бурный роман, тоже учится у нас в институте и ездит на новом шикарном спортивном «Мерседесе». Больше примечательного в Ване я не знаю. Я вообще не поняла, как можно было на него запасть. Разве только что Кате нравится катать свою холеную рязанскую попу на его супертачке… А еще я знаю теперь, что Катька полная дура, раз влезла туда, куда сама зареклась не влезать…
Вот только я еще большая идиотина. Правдистка хренова. Больше всех надо… Стоим друг друга… Она позорится, а я зачем-то лезу защищать ее имя…
– Ну что сказать, Кать, замечательно… – В моем тоне легко считываемое раздражение. И еще больше сожаления от случившегося. – А раньше ты сказать не могла?
– Когда?! Ты так рьяно кинулась на амбразуру! Главное – убила бы хотя бы этого придурка Магу – он трусливый шакал, а ты на Гаджиева полезла! Ты хоть знаешь, кто он такой?!
– Какой-то мажор тупой, – цежу сквозь зубы, хотя внутри, конечно же, все переворачивается. Я не железный человек, а просто девушка. И да, черт возьми, мне страшно!
– То, что он вообще-то сын президента одной из кавказских республик, – одно дело. Я про другое, Рада, он вообще неуправляемый. На голову отшибленный. Хищником не зря его зовут. Он король ночных гонок без правил. Такое творит, ты представить не можешь! Ему вообще закон не писан.
От слов горе-подруги, которая, словно бы нарочно нагнетая, в носу начинает предательски щипать.
Вспоминаю лицо этого грозного «хищника» в момент, когда кофе полилось на него грязно-коричневой струйкой и начало прыгать жирными каплями по идеальной новехонькой кожаной куртке, и внутри все переворачивается…
– Короче, ты влипла, подруга… – выдает Катька, а мне уже едва удается сдержать слезы обиды. На фига мне вечно больше всех надо? Ну что я за дура такая, а?
– А как же моральные принципы, Кать? – слова болезненно царапают горло. – Ты ж вроде как с Иваном, и у вас любовь… А эти клятвы, что никаких маг…
– Ну… Не все ж у нас такие правильные, как ты, Радмилушка… – усмехается она язвительно. – Это ты у нас мисс-идеальность. И учишься лучше всех на курсе, и парни заглядываются. И типа вся такая недотрога, а сама в мини-юбке со своими ножищами длиннющими всем глаза мозолишь…
В шоке смотрю на ту, кого я сейчас так рьяно защищала. А там столько злости и даже… зависти, что ли…
– Так… Я это слушать не хочу… Молодец, подруга, что…
Встаю резко, иду быстрее от нее в сторону. Долго-долго собираю себя в туалете, и потому на следующую лекцию захожу с опозданием. Садимся мы теперь тоже отдельно. Но мозг все равно как отморожен. Слова лектора льются мимо ушей. Голова раскалывается. Мне параноидально кажется, что все на кафедре сейчас смотрят на меня и перешептываются о произошедшем…
От тяжести мыслей я даже учиться не могла толком. На семинарах как-то вяло еще отвечала, а вот лекции вообще прошли мимо ушей…
После профуканного учебного дня уныло плетусь в общагу, мысленно радуясь, что я на территории универа, под камерами. Хотя бы тут мне вряд ли угрожает быть убитой и зарытой…
Прохожу мимо парковки, слышу жалобное мяуканье, оглядываюсь. Котенок. Весь грязный и с загноенными глазками. Стоит, одну лапку поджимает под себя – холодно малышу.
Сажусь на корточки перед ним.
– Где твоя мама, маленький? – руки тянутся к слипшейся шерстке.
Наверное, там, под слоем грязи, она оранжевая и полосатая.
Малыш отвечает мне очередным жалобным мяуканьем.
Прикусываю губу, нервно размышляя.
В общагу брать его мне категорически не разрешит вахтерша. У нас с этим строго.
Но он же замерзнет на улице! Куда пристроить малыша?
Снова слышу мяуканье – уже более решительное, даже паническое.
– Малы-ыш-ш-ш… Ну как мне тебе помочь?
Сердце разрывается.
Не могу видеть страдающих животных.
Они ведь не могут ответить и дать сдачи, как хотя бы я сегодня сделала с тем зажравшимся придурком. Молча сносят всю боль, которую причиняем им мы, бессердечные люди…
Блин, короче, спрячу его в куртке, пронесу мимо вахтерши, отпою молоком и отогрею в комнате, а потом что-нибудь придумаем… Может, пристрою к кому с курса, кто в городе живет.
Громко-паническое мяуканье продолжается. Глажу малыша.
– Назовем тебя Рыжик. Неоригинально, зато понятно…
Наверное, за этими разглагольствованиями с котом на корточках я и не приметила в его мяуканьях настойчивое предупреждение о том, что позади происходит что-то нехорошее…
Резко оборачиваюсь, когда совсем рядом хлопает дверь машины. Только и успеваю вскрикнуть, как меня хватают за шкирку и резко разворачивают. Брыкаюсь, как насекомое, не касающееся пола. Хватаю ртом воздух, как рыба… Меня кто-то держит сзади, а перед собой я вижу…
Передо мной стоит тот самый облитый кофе самец, правда, уже переодевшийся. Стоит и просто смотрит на мою беспомощность, положив руки в карман, со смесью иронии и равнодушия, но я понимала, что это он дирижирует этим беспределом. Это его «урок мне». «За дерзость». Я услышала в спину, как он сказал, что «накажет»…
Пытаюсь вывернуться из захвата, но тщетно.
– Кидай ее сюда, – небрежно кивает головой.
Чувствую себя мухой на паутине, которая зачем-то машет крыльями, хотя уже точно понимает, что ее сожрут. Куда меня? В лесополосу? По кругу пустят?
Молча открывает багажник. Еще раз пробегается по мне этим своим непонятным взглядом, а потом цепкие руки, сильно сжимающие меня обручем захвата, закидывают меня туда внутрь, словно бы я мешок картошки, а не человек…
Глава 6
И вот… Я оказалась на втором этаже гаража-мастерской… В ожидании своего похитителя… Через какое-то время он вальяжно поднимется наверх, будет меня унижать, после чего отымеет…
И самое ужасное, что я даже не знаю, что дальше.
К ужасу понимаю, что сумка с телефоном осталась в машине. Они предусмотрительно забрали ее у меня, когда закидывали в багажник.
От беспомощности закусываю губу и морщусь. Оглядываюсь по сторонам.
Хотя бы нож найти. Буду угрожать ему, как придет. Или пырну себя.
Хоть не так будет стыдно…
Пусть трахает труп…
Может, все-таки испугается? Читала, что такие вещи отрезвляют зарвавшихся мажоров…
Как назло, не нахожу в комнате ничегошеньки, что можно было бы использовать в качестве самообороны.
Даже под кровать залезаю. Открываю шкаф. Там идеально проглаженные вещи, пахнущие химчисткой. Даже заглядываюсь – чистый люкс.
Пара деловых костюмов, кипенно-белые рубашки и футболки с джинсами. Все явно очень дорогое, но без кричащих брендовых логотипов.
Вижу маленький холодильник под письменным столом, как в отелях. Там бутылки воды. Вытаскиваю одну и залпом выпиваю. Мозг спазмирует от обезвоживания. А мне нужно думать… Думать, как себя спасти…
Пока пью, цепляю глазами учебник по международной экономике с эмблемой нашего института. Интересно, он тут для красоты? То, что абрек тоже студент ИМО, я теперь не сомневаюсь, но вот что он что-то за годы учебы выучил – не верю. Впрочем, какое мне дело… Надо сейчас другим озаботиться…
Глаза утыкаются в окно. Тихо подкрадываюсь к нему, потому что смотрит оно не на улицу, а на двор той самой автомастерской, зато с внутренним ликованием замечаю, что на нем нет никаких замков… Всего-то и нужно, что повернуть ручку…
Только… Только я на втором этаже…
Нервно сглатываю, отхожу от него подальше, чтобы ненароком кто-то снизу не увидел, что я тут стою и рассматриваю их…
Когда изучать уже нечего, потерянно сажусь на край кровати.
Время тянется, как резина.
По внутренним ощущениям проходит не менее часов трех.
Здесь невозможно понять, какой сейчас час и вообще стемнело ли уже, но по логике уже глубокая ночь…
