Выдыхаю.
А Тимоха молчит.
– Прорыв этот убил всех в доме. И деда, думаю, тоже убил бы. И главой рода остался бы отец. Возможно, там рассчитывали, что он скушает эту сказку про несчастный случай. Воротынцевы бы пришли на помощь… не факт, что они…
Но уж больно часто эта фамилия звучала.
– Главное, что рядом бы оказались нужные люди. Помогли бы. Поддержали. И финансовый вопрос решили бы…
– А потом заставили бы принести вассальную клятву?
Ага, про неё мы с Татьяной говорили… ладно. Татьяна говорила, но большею частью этак, вскользь. Мол, что если род ослабевает, то может искать заступничества под крылом другого, более могучего и успешного, обменявши свою свободу на экономические, политические и прочие важные выгоды.
– Вот скажи, что не думал об этом?
И Тимоха усмехается:
– Думал…
– Вот. И тогда сходится. Отец… может, охотник был и не самый сильный…
Хотя Она как раз говорила, что на него возлагала большие надежды.
– Но мозги у него имелись. И сумел сопоставить одно с другим. И понял, что если останется, то деда тоже уберут. Террористы там… несчастный случай очередной. Или ещё что. И сделал так, чтобы нужды в том не было.
– Сбежал.
– Именно. Вышел из рода. И теперь, если бы деда убрали, то главой стал бы ты, но…
– Под присмотром Синода и Романовых.
– Именно. А это им было не надо… так что по сути этим побегом он выбил передышку.
И судя по тому, что Громовы до недавнего времени жили вполне себе спокойно, манёвр удался.
– А сам… сам, думаю, решил выяснить, что да как…
– Мог бы… сказать.
– Кому? Деду? Как? Вот как сказать, что ты вляпался в какое-то дерьмо, из-за которого почти всю семью вырезали? – я смотрю в Тимохины глаза и вижу понимание. – И сам ты не думал, не гадал… что бы дед сделал?
– Не знаю, – Тимоха глаза прикрывает. – Он бы…
– Не вынес? Сердце там? Инсульт, инфаркт… и полная задница. Нет, отец не рискнул. Да и доказательств, я думаю, не было… без доказательств эти обвинения – так, сотрясание воздуха. Вот он и полез их искать.
– И нашёл, – это Тимоха произнёс с полной уверенностью. – Нашёл… поэтому его и убрали.
Его.
Потом Тимоху…
– Оружия бы сюда ещё, – осматриваю домик. – Какого вот… только незаметно.
Потому как лучше сейфа только сейф, из которого можно отстреливаться.
– А ты… – я понял, что ещё мучило. – Не ездил? К дому, где я жил?
В том моём видении искали чёрную книгу, а не папенькин дневник. То ли искавший о записях не знал, то ли…
– Я – нет. Как видишь, я из дома дальше Городни стараюсь не уезжать. Но… Варфоломей ездил.
Варфоломея я пока не видел. Знал, что дедов ближник и правая рука, а потому и отправили его в Петербург, в Канцелярию государеву с прошением от деда да прочими документами, меня, сиротинушку, к роду приписывать.
– И?
– Сгорел ваш дом. Через неделю после отъезда твоей матушки.
Надо же… как до хрена неожиданно.
Вот только…
Отец был артефактором. И все твердят, что хорошим. А значит записи, которые полагал ценными, сумел бы защитить.
– Надо будет… – говорю, глядя на Тимоху. – Самим наведаться.
Глава 8
Бедный обиженный судьбою молодой человек некрасивой наружности просит знакомства с женщиной с целью брака. Москва. Главный почтамт. Предъявителю квитанции «Брачной газеты»
«Брачная газета»
Красные глаза Татьяны говорили сами за себя.
Узнала.
И плакала. И теперь отчаянно пыталась выглядеть равнодушной, но обида её ощущалась даже на расстоянии. А виноватым почему-то опять сочла меня. Вон, взглядом полоснула, губы поджала…
– Сволочь, – сказал я раньше, чем Танька открыла рот. – И вообще, можно сказать, тебе повезло.
– П-повезло?! – глазища полыхнули.
Красивая она.
Не сказать, что прямо глаз не отвесть – странно было бы, потому как всё же сестра – но красивая. Личико аккуратное. Глазища огромные, ресницы пушистые.
Губы пухлые.
И сама такая стройная, хрупкая, но в хрупкости этой сила ощущается.
– Ещё как, – киваю старательно. – Вот сама подумай. Он бросил тебя сейчас, когда всё тихо и спокойно.
Хотя бы с виду.
– Он не бросал, – она всё же шмыгнула носом и платок достала. – Род… настоял…
– А он не устоял, – отвечаю небрежно. – Откуда узнала-то?
– Письмо написал. Просит… подарки вернуть.
– Ещё и жлоб, – говорю это совершенно искренне. А Тимоха кривится, явно, сдерживая слова более крепкие и точные.
– Да что ты понимаешь!
– Ничего, – соглашаюсь. Пусть лучше злится на меня, такого лишнего и не понимающего, чем слёзы льёт. – Я вообще тупеньким уродился, но глядишь, твоими стараниями, чего-то да соображать начну…
– Савелий, – произнёс Тимоха с укоризной. – Тань… на самом деле он прав. Лучше, что до свадьбы всё выяснилось и прояснилось, а так бы… зачем тебе муж, который вот так готов взять и бросить?
– После свадьбы он бы не посмел, – произнесла Татьяна, правда, не слишком уверенно. – Клятвы…
– Любую клятву можно обойти. К тому же брак не в церкви заключали бы, а в дела охотников Синод принципиально не вмешивается. И да, пусть о разводе и не объявил бы, но что бы помешало отослать тебя куда подальше?
По поджатым губам, которые всё-таки подрагивают, вижу, что прав Тимоха.
И да, прав.
Отослать. А там, глядишь, ещё один несчастный случай. Грибов там объелась или утопла от тоски душевной. При общесемейном анамнезе никто б и не удивился.
– Или ты его так любила? – уточняю на всякий случай и получаю возмущённый взгляд.
– Я его видела два раза!
– Ну… порой и того хватает…
– Я приличная девушка!
– Не сомневаюсь.
– Тимоха, скажи ему, что…
– В общем, ты его не любишь, – снова перебиваю сестрицу. – Он тебя тоже. На подвиги ради твоих прекрасных глаз он не готов, а подставить вполне может. Кроме того, жадный и мелочный, раз уж подарки назад требует. Вот и чего огорчаться-то?
Татьяна чуть нахмурилась.
А потом буркнула:
– Обидно… все ведь скажут, что это я виновата.
– В чём?
– В чём-нибудь… придумают… – она обняла себя и тихо спросила: – Кто теперь с нами вообще захочет связываться.
– Анчутковы?
– Если ты про своего приятеля, то он слишком молод. Я столько ждать не смогу. Я и так почти перестарок уже…
По местным меркам. И рассказывать, что в тридцать лет женская жизнь только начинается, смысла нет.
– Ну… если сильно замуж охота, – я бочком отодвигаюсь к лестнице. – Можно за Еремея сосватать.
– Чего?!
Остатки слёз высыхают мгновенно.
– А что? Человек он взрослый. Степенный. И в курсе твоих особенностей. К тому же сам говорил, что хочет невесту подыскать. Какую-нибудь не сильно притязательную девицу из благородных…
Гогот Тимохи заглушает возмущённый писк. И в меня летит клочок темноты, который Тень подхватывает в прыжке. А вот от атаки клокочущего сокола уклоняется, ныряя под комод.
Оттуда уже и до лестницы.
И вниз.
И в гимнастический зал вваливаюсь, задыхаясь от смеха.
– Чего? – Метелька уже тут и вон, руками машет. – Случилось чего?
– Ага… случилось.
– Чего? – теперь в голосе любопытство, а я закрываю дверь и прижимаюсь к ней спиною. Не знаю, спасёт ли… хотя… спасёт. Сейчас Татьяна вспомнит, что в отличие от некоторых, она – девица благородная и хорошо воспитаная, а потому не подобает ей носиться за младшими братьями.
Даже если очень хочется.
– Сватал… Еремея за Татьяну.
– Чего?! – надо же, одно слово, а сколько разных интонаций.
– Очень обрадовалась.
– А дверь ты держишь, чтоб радость сюда не добралась? – уточнил Метелька и гыгыкнул, так, громко.
– Явился… – не знаю, слышал ли Еремей наш разговор, но затрещину я получил увесистую. Если б Татьяна видела, сочла бы себя полностью отомщённой. – Что-то вы, барин, ныне разленились…
В общем, лень из меня в этот раз выбивали с особым усердием. Метелька и тот сочувственно поглядывал, но не вмешивался.
Усвоил, что себе дороже.
