Андрей Стоев "За последним порогом. Цена жизни. Книга 2"

– В том, что вы отказываетесь закупать у ливонских крестьян, и покупаете в княжестве то, что прекрасно могли бы купить у нас, – он пытливо посмотрел на меня. – И тем самым наносите убытки местным крестьянам и ущерб интересам епископства.

– Ах, вон оно что, – я искренне засмеялся. – Легко могу угадать личность жалобщика: это мать Тереза Вальдфогель, не так ли, ваше преосвященство?

– Да, жалоба поступила от матери Терезы, – подтвердил фон Херварт. – Но почему вы находите это смешным? Имеются ещё какие-то обстоятельства, которые мать Тереза не посчитала нужным указать?

– Именно так, ваше преосвященство, – подтвердил я. – Именно не сочла нужным указать. История эта крайне проста: хотя мы предпочитаем закупать продукты у наших крестьян, иногда они по каким-то причинам не в состоянии поставить нужные объёмы. И тогда мы обращаемся к нашим соседям. В том случае, о котором идёт речь, необходимый нам объём продукции имелся только у матери Терезы, и как только она выяснила, что является, так сказать, монопольным поставщиком, она немедленно увеличила цену в полтора раза, мотивируя это возросшими издержками. И серьёзно просчиталась, поскольку мы закупили нужное в Пскове, где издержки почему-то не возросли.

Епископ задумчиво хмыкнул.

– В теории из этой затеи матери Терезы могло бы что-то выйти, но она забыла один важный момент: у меня есть существенные льготы в княжестве, и я вполне способен закупить нужное там, не разоряясь на налогах и пошлинах.

– Я понял вас, барон, – вздохнул фон Херварт.

– Я понимаю интересы епископства, ваше преосвященство, и при прочих равных, преимуществом будут пользоваться именно местные баронства. Но я не позволю использовать меня как дойную корову. Если мать Тереза вернёт цены к норме, мы продолжим сотрудничество с ней.

– Я понял ситуацию, барон, – повторил епископ. – У меня нет к вам претензий – ваше объяснение было вполне исчерпывающим. Господь с ней, с матерью Терезой, не судите её строго. Управлять монастырём – дело непростое, и прямо скажем, нервное. Порой она совершает не самые умные поступки, хотя, разумеется, из самых лучших побуждений.

– Ни в коем случае не собираюсь её судить, ваше преосвященство, – вежливо заметил я. – Что бы там ни было в прошлом, я всегда открыт для сотрудничества.

– И это радует, – кивнул он. – Приятно видеть, что вы всегда готовы к разумному компромиссу. Не были бы вы ещё язычником… Но оставим это. У меня есть к вам довольно деликатный вопрос: до меня дошли слухи о возможном вторжении княжества в Ливонию.

– Я тоже слышал о чём-то таком, – сказал я безо всякого интереса.

– И вас это совсем не тревожит? – с любопытством посмотрел на меня фон Херварт. – В гипотетической ситуации аннексии Ливонии княжеством вы вряд ли останетесь бароном – у Яромира владетелей-вассалов нет. И даже если война просто прокатится по нашей территории, убытки будут грандиозными.

– Совсем не тревожит, ваше преосвященство, – подтвердил я с равнодушным видом. – Именно я в виде исключения могу и остаться вассальным владетелем. Но в любом случае я абсолютно уверен, что князь Яромир возместит мне все возможные убытки с лихвой.

– Пожалуй, я могу в это поверить, – с кислым видом согласился он.

– Впрочем, я считаю, что для княжества Ливония представляет ценность весьма невеликую, а учитывая затраты на её приобретение, в итоге княжество окажется скорее в убытке. Эту мысль я и высказал князю Яромиру при обсуждении этого вопроса.

– При обсуждении! – епископ потрясённо посмотрел на меня. – Стало быть, это не пустые слухи! И что на это ответил князь?

– Он полагает, что получить прибыль всё-таки возможно. Однако вопрос прибыли здесь вовсе не главный – подобные планы появились как ответ на совершенно недвусмысленные приготовления императора. Ведь ещё Александр Македонский сказал, что лучшая защита – это нападение, а уж он-то знал толк в нападениях.

Фон Херварт молчал, с мрачным видом что-то прикидывая.

– Мне кажется, ваше преосвященство, – продолжал я, – этот вопрос лучше решать совместно с императором. Именно он может развеять опасения князя Яромира, и именно он обязан защитить Ливонию в случае нападения.

– Да-да, развеет он опасения, – проворчал фон Херварт. – И на всякий случай советую вам помнить, барон, что заступничество императора обычно обходится очень дорого.

«Вряд ли дороже, чем заступничество церкви», – мог бы сказать я, но, разумеется, промолчал.

– Церковь помогла ему взойти на трон, но непохоже, чтобы он чувствовал какую-то благодарность, – осуждающим тоном заметил епископ. – Впрочем, это неподходящее время и место для обсуждения императора. Скажу вам прямо: мы предпочли бы как-то решить этот вопрос без участия Дитриха. Вы можете в этом посодействовать, барон?

– Хм, – промычал я, всеми силами изображая глубокое раздумье. – Без ложной скромности могу сказать, что князь Яромир порой прислушивается к моему мнению, и, возможно, я смог бы найти подходящие аргументы.

– Если бы у вас получилось убедить князя Яромира отказаться от подобных планов, церковь была бы вам весьма благодарна.

Благодарность церкви – понятие довольно абстрактное, которое каждый может понимать по-своему. Во всяком случае, я абсолютно уверен, что мы с церковью понимаем его совершенно по-разному, так что этот вопрос определённо нуждался в уточнении. Поэтому я не стал спешить с проявлениями энтузиазма, а с интересом посмотрел на епископа, и он правильно понял мой взгляд:

– Мы могли бы, например, освободить ваше баронство от выплаты церковной десятины, скажем, на десять лет.

– Доля церкви неприкосновенна, – резко возразил я.

Брови у фон Херварта поползли вверх, и он уставился на меня в изумлении.

– Неуплата церковной пошлины вызовет возмущение у слишком многих, – пояснил я. – А на некоторых – я говорю прежде всего о матери Терезе, – это окажет просто разрушительное воздействие. Когда столь богатое баронство, да ещё и принадлежащее нехристианину, уклоняется от уплаты церковных взносов, это выглядит крайне дурно в глазах общественности.

– Пожалуй, вы правы, барон, – неохотно согласился епископ.

Разумеется, я прав. И мне отчего-то кажется, что сам фон Херварт прекрасно понимал, к какому результату приведёт освобождение от церковных выплат. Вполне возможно, что идея как раз и состояла в том, чтобы впоследствии отобрать у меня эту льготу, мотивируя это общественным возмущением.

– Было бы гораздо разумнее ограничиться мелкими льготами, которые не будут бросаться в глаза, – предложил я. – Например, нас интересует право закупки янтаря в определённом объёме и беспошлинный его вывоз. Я хотел бы получить также право беспрепятственного рыболовства в Чудском озере – сейчас наши суда туда просто не пускают. И, наконец, мне нужен иммунитет от заградительных пошлин, установленных указом архиепископа Рижского от восемь тысяч сто шестьдесят четвёртого года.

– В принципе, всё это возможно, – после некоторого раздумья сказал епископ. – Хорошо, баронство Раппин получит эти права на десять лет.

А ведь кое-что из запрошенного в компетенцию епископа Дерптского совершенно не входит. В частности, торговля янтарём полностью контролируется архиепископом Рижским. Но при этом епископ без раздумий раздаёт обещания за монсеньора, и это наводит на разные мысли. Например, о том, что разговор со мной планировался, и архиепископ выдал фон Херварту серьёзные полномочия для торговли. Похоже, попы здорово всполошились от перспективы войны на ливонских землях.

– Я предпочёл бы немного расширить эту договорённость, ваше преосвященство, – вкрадчиво сказал я. – Например, пусть эти права будут даны на тридцать лет с возможностью продления, а взамен я готов выплачивать церкви двенадцать процентов вместо обычной десятины.

– Четырнадцать, – фон Херварт заинтересованно посмотрел на меня.

– Тринадцать, и мы договорились, – отрезал я.

– Вы умеете убеждать, барон, – с удовлетворением заметил он.

– Лучше всего будет сделать это непубличным указом архиепископа Рижского, – предложил я, и епископ согласно кивнул. – И ещё в дополнение к подписи монсеньора я хотел бы получить и ваше письменное согласие.

– То есть от человека уходящего папы, и от человека будущего папы? – понимающе усмехнулся фон Херварт. – А вы предусмотрительны, барон.

– Мне также кажется, ваше преосвященство, что настало время поговорить и о более глобальных вещах. Не пора ли начать понемногу приводить к норме отношения Ливонии и княжества? Те неприятные события в Пскове случились почти тысячу лет назад. Я понимаю, что сразу убрать всё накопившееся невозможно, но почему бы не начать с малого? Не стоит пока трогать разного рода идеологические ограничения, чтобы не тревожить непримиримых, а вот торговые препоны можно и начинать понемногу убирать. Выгоду от этого все мы получим большую и сразу, а в глаза такие послабления особенно бросаться не будут – разумеется, если снимать ограничения постепенно. Дополнительно замечу, что и князю Яромиру в этом случае гораздо проще будет отказаться от конфронтации.

– Допускаю, что это действительно назрело, – задумчиво сказал епископ. – Разумеется, я не вправе говорить что-то определённое до того, как посоветуюсь с монсеньором.

– Я бы предложил такой вариант, ваше преосвященство: пусть наши специалисты встретятся с вашими – например, у меня, в Раппине, – и наметят несколько вариантов снятия торговых барьеров. С оценкой возможных экономических и политических последствий.

– Неплохое предложение, – кивнул фон Херварт. – Так и сделаем. Но в дополнение мы всё же хотели бы получить от князя Яромира письменное обязательство о ненападении.

– Не вижу препятствий, – улыбнулся ему я.

* * *

Лена кивнула равнодушно взглянувшему на неё охраннику и прошла на территорию. Асфальтированная дорожка вильнула, уходя к Дому собраний, а Лена привычно свернула на тщательно расчищенную тропинку, уводящую влево. Через пять минут ходьбы по тихому зимнему лесу тропинка привела её к особняку Матери – довольно причудливому, но выглядящему в этом заснеженном лесу на удивление гармоничным.

Замка в двери не было, так что стучаться Лена не стала – да особой нужды в этом и не было. Алина её почувствовала уже давно – собственно, в тот самый момент, когда она только подошла к воротам. Даже самое ничтожное событие в поместье не могло произойти незамеченным для Матери рода, а уж посещение поместья чужаком в категорию ничтожных событий никак не попадало.

Алина выглянула из двери гостиной и приветливо ей махнула.

– Лена, здравствуй!

– Привет, Лин, – отозвалась Лена, аккуратно расправляя на вешалке песцовую шубку. – Занята?

– Уже нет, – махнула рукой Алина. – Всё равно день потерян. Ко мне сегодня неожиданно приехал этот ваш кутюрье, полдня меня мучил. А кстати, почему он так быстро приехал?

– Получилось продвинуть тебя вперёд, – объяснила Лена. – Там одна из заказчиц отказалась, вот я и поставила тебя вместо неё.

– А почему отказалась? – с любопытством спросила Алина.

– Не знаю, она не сказала, – пожала плечами Лена. – Скорее всего, не сумела объяснить мужу, что за такое платье это совсем недорого.

– Ну да, ну да, – засмеялась Алина. – Некоторые мужчины настолько тупые, что им невозможно объяснить даже самые элементарные вещи. Знаешь, я всё никак не могу привыкнуть к мысли о том, что ты открыла модный дом. В моей голове это с тобой как-то совсем не вяжется.

– Я что, плохо одеваюсь? – с обидой спросила Лена.

– Нет, одеваешься ты хорошо и со вкусом, но для меня ты всё равно никак не ассоциируешься с модным домом. Вот если бы ты открыла магазин оружия, то я бы совсем не удивилась.

– Почему-то никто, кроме тебя, не находит в этом ничего странного, – недовольно заметила Лена.

– И это тоже удивительно, – согласно кивнула Алина. – Тебя и в самом деле все считают обычной блондинкой, у которой на уме только тряпки. Поразительно, насколько хорошо у тебя получается дурить людей, причём это выходит у тебя само собой, без малейшего усилия. В точности, как у Кеннера, прямо узнаю его стиль. А кстати, куда он исчез?

– Извини, Лина, – развела руками Лена.

– Не хочешь обсуждать мужа?

– Нет, мужа я вполне могу с тобой обсудить. Я не могу обсуждать главу семейства.

Алина кивнула с понимающим видом.

– Мне как-то сложно это принять, – пожаловалась она. – Никак не могу воспринимать мужчину в качестве главы.

– С главами дворянских семейств ты же общаешься, – с удивлением посмотрела на неё Лена.

– Это другое, – махнула рукой Алина. – Если есть полномочия говорить от имени семейства, то мне этого достаточно. И неважно, кто это – да хоть говорящая лошадь. Мне для себя трудно представить мужчину в роли главы.

– И Кеннера не можешь представить? – с любопытством спросила Лена.

– Кеннера? – она задумалась. – Не знаю… Так-то Кеннер всегда мил и обаятелен, но временами в самом деле может сильно надавить. Знаешь, иногда из него прямо лезет Кеннер Ренский, а вот того кем угодно можно было представить.

– Ты просто ограничиваешься одарёнными, а из них действительно сложно выбрать кого-то приличного. У нас на боевом их и нет, нормальных-то мужчин. Разве что Иван уже более-менее, девчонки его здорово пообтесали.

– Ладно, что это мы вдруг взялись сплетничать о мужчинах, – недовольно сказала Алина. – У нас, вообще-то, занятие. Или ты за чем-то другим приехала?

– Нет, у нас занятие, – подтвердила Лена. – Закончили сплетничать, работаем.

– Скажи мне, – проницательно посмотрела на неё Алина, – ты не замечала в последнее время в себе какое-нибудь изменение восприятия мира?

– А знаешь, замечала, – подумав, ответила та. – Но там какая-то дурацкая картина. Довольно неприятная, и я стараюсь так не смотреть.

– Давай, рассказывай, – живо заинтересовалась Алина.

– Ну… – протянула Лена, подбирая слова. – Мы же видим Сияние как множество светящихся нитей, так?

– Очень упрощённо, и в целом не совсем верно, – с сомнением сказала Алина. – Так видят в основном низкоранговые Владеющие. Но если не вдаваться в детали, то можно сказать и так.

– Вот эти нити у меня начали складываться в паутину, по которой мы все перемещаемся. Она прогибается под нами, пружинит, постоянно вибрирует. Она вибрирует вообще от всего – достаточно бросить камешек, чтобы по ней пошли волны. И вот от этого бесконечного колыхания у меня очень быстро начинает кружиться голова.

– Это действительно неприятно, – согласилась Алина.

– Нет, неприятно не поэтому, – покачала головой Лена. – Если присмотреться, то где-то наверху угадывается тень огромной паучихи, которая наблюдает за всем, что копошится в её паутине. Я просто чувствую её холодный взгляд, и это действительно жутко.

– Какой необычный образ Госпожи Рассвета, – восхищённо сказала Алина. – Никогда не слышала о такой интерпретации. И давно у тебя это началось?

– После того как получила эссенцию, – грустно сказала Лена.

– И ты теперь хочешь избавиться от эссенции, – предположила Алина.

– Не думаю, что это поможет, – покачала головой Лена. – Похоже, что этот образ будет всегда со мной. Но избавиться от эссенции я действительно хочу.

– Так это просто сделать, – хмыкнула Алина. – Просто полетай день-другой, вся эссенция на это и уйдёт.

– Нет, это не самый лучший вариант, – усмехнулась Лена. – Если у тебя есть ненужная, но очень ценная вещь, ты же её не выбрасываешь, а меняешь на что-нибудь полезное, верно? Вот и я хочу избавиться от этой эссенции с пользой, а не просто так пустить её на ветер.

Глава 4

Я окинул грустным взглядом роскошно отделанный коридор – в одиночестве вся эта роскошь меня совершенно не радовала. И ведь это, по сути, всего лишь начало путешествия, а что же будет в конце? Наверное, совсем озверею. «Всё-таки надо было лететь вместе, – в очередной раз подумал я. – Открыли бы этот самый модный дом чуть позже, ничего бы не случилось». Немного покрутил эту мысль в голове и со вздохом двинулся к неприметной двери в конце коридора.

За дверью открылся маленький тамбур, а за ним – узкая винтовая лестница из какого-то упругого пластика. С виду этот пластик выглядел почти как металл, и его легко можно было бы с металлом перепутать, если бы лестница не находилась в постоянном движении – изгибалась, снова выпрямлялась, скручивалась, как пружина, и тут же раскручивалась обратно. Здесь сразу становилось понятно, что спокойствие пассажирской гондолы совершенно искусственное, а на самом деле воздушный океан сейчас изрядно штормит.

Я кое-как преодолел лестницу, цепляясь за ледяные перила, которые постоянно норовили вырваться из рук, и, наконец, достиг второго тамбура. В основной гондоле качка тоже была заметной, но по крайней мере, здесь пол не пытался выскочить из-под ног и убежать куда-то в сторону. Несколько коротких коридоров, ещё пара лесенок, и я, наконец, оказался в главном коридоре, по которому и двинулся в сторону рубки, изредка прижимаясь к стене, чтобы пропустить матросов, пробегающих мимо с озабоченным видом. Судя по моему опыту, если работник напускает на себя очень озабоченный вид, то это обычно означает, что он сачкует, но возможно, у воздушников всё иначе.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/andrey-stoev-21789083/za-poslednim-porogom-cena-zhizni-kniga-2-71561089/?lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.