Александр Дюма "Граф Калиостро, или Жозеф Бальзамо. Том 1"

Услышав приказ, придворные с поклоном расступились, давая проход родственнику всемогущего министра, который в ту пору правил Францией.

Г-н де Стенвиль оглянулся вокруг, как бы давая понять, что пришел по секретному делу. Мария-Антуанетта догадалась, что губернатор хочет что-то сообщить наедине, но еще до того, как она сделала знак оставить ее одну, все придворные удалились.

– Ваше высочество, депеша из Версаля, – вполголоса доложил де Стенвиль, протягивая дофине письмо, которое он прятал в своей украшенной вышивкой шляпе.

Дофина взяла его и прочла на конверте: «Господину барону де Стенвилю, губернатору Страсбурга».

– Письмо не мне, а вам, сударь, – сказала она. – Распечатайте и, если там есть нечто, что может быть интересно мне, прочтите.

– Письмо действительно адресовано мне, ваше высочество, но видите, здесь в углу есть значок, о котором мы договорились с моим братом господином де Шуазелем и который означает, что письмо предназначено лично вашему высочеству.

– А, действительно, есть крестик, я его не заметила. Давайте.

Дофина вскрыла письмо и прочла:

Решено представить г-жу Дюбарри ко двору, если она отыщет «крестную»[57 - То есть знатную даму, которая согласится представить новую придворную.]. Мы все-таки надеемся, что таковую ей найти не удастся. Но наивернейшим средством предотвратить оное представление было бы скорейшее прибытие ее королевского высочества дофины. Как только ее королевское высочество окажется в Версале, никто не осмелится предлагать столь чудовищную непристойность.

– Прекрасно, – бросила дофина, не только не выказав ни малейшего волнения, но даже сделав вид, будто прочитанное не вызвало у нее никакого интереса.

– Проводить ваше высочество на отдых? – нерешительно осведомилась Андреа.

– Нет, благодарю вас, мадемуазель, – поблагодарила эрцгерцогиня. – На воздухе мне стало лучше. Видите, ко мне вернулись силы, и я вполне хорошо себя чувствую.

Она отпустила руку графини и пошла уверенным, быстрым шагом, словно с нею ничего не произошло.

– Лошадей! – приказала она. – Я уезжаю.

Г-н де Роган удивленно взглянул на г-на де Стенвиля, словно спрашивая у него объяснения этой внезапной перемены.

– Дофина выражает нетерпение, – шепнул на ухо кардиналу губернатор.

Эту ложь он ввернул с таким искусством, что де Роган отнес ее на счет болтливости губернатора и вполне удовлетворился. Андреа же, приученная отцом уважать любые капризы коронованных особ, тем не менее была поражена странной непоследовательностью Марии-Антуанетты, которая повернулась к ней и, улыбаясь с необыкновенной благосклонностью, промолвила:

– Благодарю вас, мадемуазель. Я безмерно тронута вашим гостеприимством, – и тут же обратилась к барону: – Знайте сударь: выезжая из Вены, я дала обет, что облагодетельствую первого француза, которого встречу после того, как пересеку границу Франции. Этот француз – ваш сын. Но он не сможет сказать, что я ограничилась лишь этим и что мадемуазель… Как зовут вашу дочь, сударь?

– Андреа, ваше высочество.

– И что мадемуазель Андреа была забыта.

– О ваше высочество!.. – пролепетала Андреа.

– Я намерена назначить ее фрейлиной. Не правда ли, сударь, мы вправе надеяться на вас? – спросила дофина у Таверне.

– Ваше высочество, – воскликнул барон, которому при этих словах показалось, что исполняются все его мечты, – на сей счет мы ничуть не беспокоимся: наша родовитость превышает наше богатство… и тем не менее… столь высокое счастье…

– Вы заслужили его… Брат будет, служа в армии, защищать короля, сестра – служить дофине, отец – наставлять сына в верности, а дочь в добродетели. У меня будут достойные слуги, сударь, не так ли? – обратилась Мария-Антуанетта к Филиппу, который только и смог, что преклонить колени; от волнения он был не в силах вымолвить ни слова.

– Но… – пробормотал барон, который первым вновь обрел способность рассуждать.

– Да, я понимаю, вам необходимо собраться, – не дала ему закончить дофина.

– Да, да, ваше высочество, – подтвердил Таверне.

– Что ж, я дам вам время, но только сборы не должны быть слишком долгими.

Андреа и Филипп грустно улыбнулись, улыбка же барона была исполнена горечи, но дофина остановила их на этом слишком тягостном для самолюбия семейства Таверне пути.

– Но я не сомневаюсь в этом, судя по вашему желанию угодить мне. Впрочем, постойте. Я оставлю здесь одну карету, и в ней вы нагоните меня. Господин губернатор, мне нужна ваша помощь.

Подошел губернатор.

– Я оставляю карету господину де Таверне, чтобы он мог вместе с мадемуазель Андреа приехать в Париж, – сказала дофина. – Назначьте кого-нибудь сопровождать эту карету и скажите, чтобы к ней относились так, будто это моя.

– Сию минуту, ваше высочество, – ответствовал барон де Стенвиль. – Господин де Босир, подойдите сюда.

Молодой человек лет двадцати пяти с живым и сметливым взглядом вышел из рядов эскорта и уверенным шагом приблизился к губернатору, держа в руке шляпу.

– Возьмите карету для господина де Таверне, будете ее сопровождать. – приказал г-н де Стенвиль.

– Постарайтесь, чтобы они поскорей присоединились к нам, – сказала дофина. – Разрешаю вам, если это окажется необходимо, в два раза чаще менять лошадей.

Барон и его дети рассыпались в благодарностях.

– Надеюсь, сударь, столь внезапный отъезд не причинит вам больших неудобств? – спросила дофина.

– Мы всегда к услугам вашего высочества, – ответил барон.

– Прощайте! Прощайте! – с улыбкой промолвила дофина. – По каретам, господа! Господин Филипп, в седло!

Филипп поцеловал руку отцу, обнял сестру и вскочил на коня.

Через пятнадцать минут кавалькада унеслась, словно вчерашняя туча, и подъезд, ведущий к дому Таверне, опять стал безлюден, если не считать бледного юноши, который уныло сидел у ворот на тумбе и жадным взглядом следил за последними клубами пыли, что взвили на дороге копыта скачущих коней.

Этим юношей был Жильбер.

А в это время барон и Андреа, оставшись одни, все никак не могли обрести дар речи.

Да, гостиная дома де Таверне являла собой весьма необычную картину.

Андреа, стиснув руки, размышляла о череде странных, неожиданных и небывалых событий, ворвавшихся в ее доселе спокойную жизнь, и, похоже, предавалась мечтам.

Барон стоял, нахмурив седые мохнатые брови, и трепал свое жабо.

Николь, прислонясь к двери, взирала на хозяев.

Ла Бри, держа руки по швам и приоткрыв рот, пялился на Николь.

Барон первым пришел в себя.

– Мерзавец! – закричал он на Ла Бри. – Ты торчишь тут столбом, а дворянин, королевский офицер ждет на улице!

Ла Бри от неожиданности смешно подскочил, зацепился правой ногой за левую и, пошатываясь, исчез. Через несколько секунд он вернулся и доложил:

– Этот дворянин внизу.

– Что он делает?

– Кормит бедренцом коня.

– Ладно, пусть. А карета?

– Стоит на дороге.

– Запряженная?

– Четверней. Какие лошади, сударь! Они объедают гранатовые деревца на цветнике.

– Королевские лошади могут объедать все, что им угодно. Да, кстати, а колдун?

– Колдун исчез, сударь.

– Исчез, оставив драгоценную посуду? – удивился барон. – Нет, этого не может быть. Он или вернется, или кого-нибудь пришлет.

– Вряд ли, – ответил Ла Бри. – Жильбер видел, как он уехал вместе со своей фурой.

– Жильбер видел, как он уехал вместе с фурой? – задумчиво переспросил барон.

– Да, сударь.

– Этот лоботряс Жильбер все видит. Ладно, ступай собери сундук.

– Уже, сударь.

– Как уже?

– Когда я услышал приказ ее королевского высочества, я тут же отправился в комнату господина барона и упаковал одежду и белье.

– Чего ты суешься без приказа, дурак?

– Сударь, я подумал, что правильно сделаю, если предупрежу ваше желание.

– Болван! Ладно, ступай помоги барышне.

– Благодарю, отец. У меня есть Николь.

Барон снова задумался.

– И все-таки, продувная ты бестия, это невозможно, – бросил он Ла Бри.

– Что, сударь?

– А то, о чем ты не подумал, потому что ты никогда не думаешь.

– Да что же, сударь?

– Чтобы ее королевское высочество уехала, ничего не оставив господину де Босиру, или чтобы колдун исчез, не вручив Жильберу записки.

В этот миг со двора донеслось нечто вроде свиста.

– Сударь, – произнес Ла Бри.

– Ну что?

– Зовут.

– Кто?

– Тот господин.

– Офицер?

– Да. А вон и Жильбер прохаживается, словно у него есть что сообщить.

– Ну так ступай к ним, скотина.

Ла Бри исполнил приказание с обычной поспешностью.

– Отец, – подойдя к барону, промолвила Андреа, – я догадываюсь, что сейчас вас мучит. Вы ведь знаете, у меня есть тридцать луидоров и украшенные алмазами часы, которые королева Мария Лещинская пожаловала моей матушке.

– Да, да, дитя мое, очень хорошо, – отвечал барон. – Но ты их сбереги, тебе понадобится красивое платье для представления ко двору… Изыскать нужные средства – это уже мое дело. А, вот и Ла Бри.

– Сударь! – влетев в гостиную, закричал Ла Бри, держа в одной руке письмо, а в другой сжимая несколько золотых монет. – Вы посмотрите, что оставила мне дофина! Десять луидоров! Целых десять луидоров!

– А что это за письмо, олух?

– Это вам, сударь. От колдуна.

– От колдуна? Кто тебе его дал?

– Жильбер.

– Ну, что я тебе говорил, ослиная ты башка? Живо, давай его!

Барон вырвал у Ла Бри письмо, поспешно распечатал и вполголоса прочел:

Господин барон!