Руссо отшатнулся, словно увидел ядовитую змею.
– Госпожа Дюбарри? – воскликнул он.
– Она самая, сударь, – крайне любезным тоном подтвердила молодая женщина, – бесконечно счастливая, что имеет удовольствие принимать у себя и видеть воочию одного из самых прославленных мыслителей нашего времени.
– Госпожа Дюбарри! – повторил Руссо, видимо не догадываясь, что его изумление становится уже оскорбительным. – Значит, этот домик принадлежит ей и это она угощает меня завтраком?
– Вы угадали, дорогой мой философ. Это она и ее сестра, – подтвердил г-н де Жюсьё, который чувствовал себя явно скверно, видя признаки надвигающейся бури.
– Ее сестра, которая знает Жильбера?
– И весьма близко, сударь, – отвечала Шон с обычной дерзостью, не принимавшей в расчет ни королевские настроения, ни причуды философов.
Жильбер, видевший, как грозно сверкают глаза Руссо, мечтал только о том, чтобы тут же на месте провалиться.
– Близко… – повторил Руссо. – Жильбер близко знаком с вами, а я ничего об этом не знаю. Выходит, меня предали, мною играли?
Шон и сестра ее с усмешкой переглянулись.
Г-н де Жюсьё рвал мехельнские кружева, стоившие добрых сорок луидоров.
Жильбер сложил руки, то ли умоляя Шон молчать, то ли убеждая Руссо говорить любезнее.
Однако все вышло наоборот: Руссо замолчал, а заговорила Шон.
– Да, – заявила она, – мы с Жильбером давние знакомые, он был моим гостем. Верно, малыш? Неужто теперь тебе не нравятся сладости Люсьенны и Версаля?
То была стрела, нанесшая смертельный удар: руки Руссо взметнулись, как на пружинах, и тут же упали.
– Так вот оно что, – промолвил он, враждебно глядя на молодого человека. – Вот, значит, как, несчастный.
– Господин Руссо… – пролепетал Жильбер.
– Перестань, – сказала Шон. – Могут подумать, что ты плачешь, а ведь я тебя так холила. Вот уж не думала, что ты такой неблагодарный.
– Мадемуазель… – взмолился Жильбер.
– Возвращайся, малыш, в Люсьенну, – вступила г-жа Дюбарри, – варенья и Самор ждут тебя. И хоть ты ушел от нас довольно необычным способом, встретят тебя там ласково.
– Благодарю, сударыня, – сухо отвечал Жильбер. – Но если я откуда-то ушел, значит мне там не нравится.
– Стоит ли отказываться от благ, если вам их предлагают? – язвительно поинтересовался Руссо. – Вы, дорогой Жильбер, уже вкусили богатой жизни, и вам следует вернуться к ней.
– Но я клянусь вам, сударь…
– Довольно! Довольно! Я не люблю тех, кто служит и вашим и нашим.
– Но, господин Руссо, вы даже не выслушали меня!
– И не желаю.
– Я ведь бежал из Люсьенны, где меня держали взаперти.
– Все подстроено! Уж я-то знаю людское коварство.
– Но ведь я же предпочел вас! Я вас выбрал себе в хозяева, в покровители, в учителя!
– Лицемерие.
– Господин Руссо, но ведь, если бы я стремился к богатству, я принял бы предложение этих дам.
– Господин Жильбер, меня можно обмануть, и это нередко случалось, но только один раз, не дважды. Вы свободны. Ступайте, куда угодно.
– Боже мой, но куда? – воскликнул Жильбер в полном отчаянии, так как понял, что чердачное окно, соседство с Андреа, его любовь потеряны для него, так как гордость его была уязвлена подозрением в предательстве, так как неверно было воспринято его самоотречение, его долгая борьба с собственной ленью, с аппетитом, свойственным возрасту, с которыми он столь мужественно сражался.
– Куда? – переспросил Руссо. – Да к этой даме, к этой очаровательной и милейшей особе.
– Господи! Господи! – восклицал Жильбер, схватившись за голову.
– Не бойтесь, – утешил его г-н де Жюсьё, глубоко уязвленный как светский человек неприличным выпадом Руссо против дам. – Не бойтесь, о вас позаботятся. Ежели вы что-то утратите, вам постараются это возместить.
– Видите, – язвительно промолвил Руссо, – господин де Жюсьё, ученый, друг природы, ваш сообщник, – не преминул добавить он, пытаясь изобразить улыбку, – обещает вам содействие и успехи. Учтите, господин де Жюсьё – человек крайне влиятельный.
Произнеся это и не в силах больше сдерживаться, Руссо с видом, заставляющим вспомнить Оросмана, отвесил поклон дамам, затем впавшему в совершеннейшее уныние г-ну де Жюсьё и, даже не взглянув на Жильбера, вышел, словно трагический герой, из домика.
– Экая дурацкая уродина этот философ, – невозмутимо заметила Шон, наблюдая, как женевец спускается или, верней сказать, несется вниз по тропинке.
– Просите же, что вам угодно, – предложил г-н де Жюсьё Жильберу, который стоял, все так же закрыв лицо руками.
– Да, да, господин Жильбер, просите, – подтвердила графиня, улыбаясь отвергнутому ученику.
Жильбер поднял бледное лицо, убрал со лба волосы, влажные от слез и пота, и решительно сказал:
– Раз уж мне решено предложить место, я хочу быть помощником садовника в Трианоне.
Г-жа Дюбарри переглянулась с сестрой; при этом Шон, в чьих глазах светилось торжество, подтолкнула графиню ногой, и та кивнула, давая понять, что все поняла.
– Это возможно, господин де Жюсьё? – спросила г-жа Дюбарри. – Я желаю, чтобы он получил это место.
– Раз вы желаете, считайте, что он уже получил его, – заверил г-н де Жюсьё.
Жильбер поклонился и прижал руку к груди: его сердце, только что переполненное унынием, теперь готово было выскочить из груди от радости.
77. Притча
В маленьком кабинете замка Люсьенна, в том самом, где виконт Жан Дюбарри на наших глазах поглощал, к большому неудовольствию графини, несусветное количество шоколада, сидели за легким завтраком маршал де Ришелье и г-жа Дюбарри; теребя уши Самора, графиня все более томно и безмятежно раскидывалась на атласной, затканной цветами софе, и с каждой новой позой обольстительного создания старый придворный испускал восхищенные ахи и охи.
– О, графиня, – по-старушечьи жеманясь, говорил он, – вы попортите себе прическу; графиня, у вас сейчас разовьется локон на лбу. Ах! У вас падает туфля, графиня.
– Не обращайте внимания, любезный герцог, – в рассеянности вырывая несколько волосков из головы Самора и совсем уж ложась на софу, отвечала графиня, красотой и сладострастностью позы сравнимая разве что с Венерой на морской раковине.
Самор, не слишком чувствительный к грации своей хозяйки, взвыл от ярости. Графиня попыталась его умиротворить: она взяла со стола пригоршню конфет и сунула ему в карман.
Но Самор надул губы, вывернул карман, и конфеты просыпались на паркет.
– Ах ты маленький негодник! – рассердилась графиня и, вытянув изящную ножку, поддела ее носком фантастические штаны негритенка.
– О, смилуйтесь! – воскликнул старый маршал. – Честью клянусь, вы его убьете.
– Почему я не могу нынче же убить всех, кто мне не по нутру? – отозвалась графиня. – Во мне нет ни капли жалости.
– Вот как! – заметил герцог. – Значит, и я вам не по нутру?
– Ну нет, к вам это не относится, напротив: вы мой старый друг и я вас обожаю; но я, право же, не в своем уме.
– Уж не заразились ли вы этой хворью у тех, кого свели с ума?
– Берегитесь! Вы меня страшно раздражаете вашими любезностями, в которые сами ничуть не верите.
– Графиня, графиня! Поневоле поверишь если не в безумие ваше, то в неблагодарность.
– Нет, я в своем уме и не разучилась быть благодарной, просто я…
– Ну-ка, что же с вами такое?
– Я в ярости, господин герцог.
– В самом деле?
– А вы удивлены?
– Ничуть, графиня, слово дворянина, у вас есть на то причины.
– Вот это меня в вас и возмущает, маршал.
– Неужели что-либо во мне вас возмущает, графиня?
– Да.
– Но что, скажите на милость? Я уже стар, но готов угождать вам всеми силами!
– Меня возмущает, что вы понятия не имеете, о чем идет речь, маршал.
– Как знать.
– Вам известно, почему я сержусь?
– Разумеется: Самор разбил китайскую вазу.
По губам молодой женщины скользнула неуловимая улыбка; но Самор, чувствовавший за собой вину, смиренно понурил голову, словно готов был к тому, что сейчас на него обрушится град оплеух и щелчков.
– Да, – со вздохом сказала графиня, – да, герцог, вы правы, все дело в этом, и вы в самом деле тонкий политик.
– Я не раз об этом слышал, сударыня, – с преувеличенно скромным видом согласился герцог де Ришелье.
– Ах, что мне до чужих мнений, когда я и сама это вижу! Поразительно, герцог, вы тут же, на месте, не глядя ни направо, ни налево, нашли причину моего расстройства!
– Превосходно, но это не все.
– В самом деле?
– Не все. Я еще кое о чем догадываюсь.
– В самом деле?
– Да.
– И о чем же вы догадываетесь?
– Я догадываюсь, что вчера вечером вы ждали его величество.
– Где?
– Здесь.
– Так! Что дальше?
– А его величество не пожаловал.
Графиня покраснела и немного приподнялась на локте.
– Так-так, – проронила она.
– А я ведь приехал из Парижа, – заметил герцог.
– О чем это говорит?
– О том, что я не мог знать, что произошло в Версале, черт побери! И тем не менее…
