Готовность и стремление рапортовать о своих достижениях не надо путать с любовью к себе.
Есть сейчас такой перегиб: «А я не стесняюсь своего успеха! Я им горжусь, и пусть все знают о моих достижениях!» Но зачем такие крайности? Можно уважать свои достижения и быть довольным собой, но при этом оставаться скромным.
Выходит, скромность – это выражение любви к людям. Ты ценишь, любишь и уважаешь себя, но, значит, ты априори чувствуешь это и по отношению к другим, если они не сделали чего-то, исключающего симпатии в их адрес. Ты ощущаешь себя равным им и не тянешь на себя одеяло. Например, если ты хорошо поешь, то в компании можешь блеснуть талантами, но не превращаешь вечеринку в собственный бенефис, навязчиво солируя или забивая своим «дивным волжским басом» голоса других.
Кстати, много уроков человечности можно почерпнуть в старых книгах по этикету. Недавно мне попала в руки такая, изданная в 1961 году. Там-то я и прочитала о правилах блистания талантами в компаниях. На мой взгляд, это именно о здоровой скромности. Не принижая свой талант, ты не «выламываешься», если тебя просят спеть. Ты охотно солируешь в куплетах, если видишь, что окружающим это нравится и они подхватывают только в припевах. Но ты не рвешься «на сцену», если никто не желает прослушать 15-минутное исполнение «Я встретил вас, и все былое…» со всеми повторами строк и распевами.
Итак, ты не принижаешь свой талант, но понимаешь, что и у других он тоже есть. И не перетягиваешь все внимание на себя, не давая другим раскрыться.
Я уже давно скромна не потому, что одергиваю себя, а потому, что мне правда неинтересно рассказывать о себе и своих делах. Мне интереснее послушать про чужие, получить новую пищу для размышлений, узнать новые стороны жизни. Поэтому на вопрос «Как дела?» я отвечаю: «Нормально»/«Неплохо»/«Хорошо». Но не скажу «Хреново» (так у меня не бывает) или «Великолепно»/«Блестяще» (даже если считаю, что это так). Зачем эти превосходные степени? Доволен своей жизнью – ну и здорово.
А вы считаете себя скромным человеком? Помогает ли это вам по жизни или ваша скромность такого толка, что иногда мешает вам?
Нет вдохновения – полей цветы
Первый талант, который я продемонстрировала в жизни, был рисовальный. Это были обычные каля-маля, через которые проходит каждый ребенок, но в семье была установка – примечать склонности и развивать дарования.
И вот в 7 лет меня отдали в изостудию. К тому времени интерес к рисованию у меня начал угасать. Одно дело – рисовать что-то свое фломастерами, и совсем другое – какой-нибудь скучный горшок с натуры простым карандашом. Я начала отлынивать. Но преподаватель, художник Аскольд Павлович Русин, создававший полотна о труде кораблестроителей завода «Красное Сормово», не принуждал рисовать и «преодолевать себя». Этот мягкий и чуткий человек говорил:
– Иногда нет вдохновения. Ну и ладно. Займись чем-то другим. Полей цветы, например.
И я с облегчением шла за лейкой. Пусть не рисовала, но не лоботрясничала же!
Но по инерции я ходила в кружок, а родители продолжали думать, что рисование мне интересно и что в кружке я рисую. А я поливала цветы и приятно проводила время в творческой среде. Шаталась по студии, демонстрировала желающим, как я сажусь на шпагат, глазела на мольберты старших товарищей, работавших уже масляными красками из тюбиков, а не гуашью, как я.
Задумав остросоциальное полотно «Второй «В» дежурит в классе», я скисла еще на этапе планирования композиции. Аскольд Павлович чутко приметил мой творческий кризис и попробовал увлечь новыми идеями. Но предложенная им тема – «Советские полярники встречают северное сияние» – меня не увлекла. Оно было бы и интересно – изобразить небо в разноцветных всполохах, но не мужиков в тулупах.
Охлаждение к рисованию нарастало. Давно позади остался «успех», когда мою картину «Веселый теремок» взяли на областную детскую выставку. Как объяснил Аскольд Павлович – потому что он очень просил за меня. Ему говорили, что полотно – дрянь, сляпано кое-как, что было чистейшей правдой. Но решающим аргументом стал юный возраст художницы – мне было 7 лет. Обо мне даже благосклонно отозвалась критика в областной газете. Эта заметка до сих пор хранится в семейном «архиве».
Увы, добрая журналистка не знала предыстории «Теремка». То, что составляло главное достоинство картины, было заслугой старших товарищей. Именно они набросали в карандаше и сам теремок, и фигурки животных, и гвоздь композиции – веселого лягушонка, растянувшего гармонь на крыльце. Все, что сделал номинальный автор картины, – так это испортил чужие труды, грубо раскрасив эскиз гуашью.
А я начала проваливаться в мир книг и ко второму классу с головой погрузилась в «страну Читалию», как пели мы в школьном хоре. Придя из школы, я прямо в форме садилась на ковер и выпадала из времени, поглощая Жюль Верна, Марка Твена, Диккенса и Сетона-Томпсона. В таком виде меня и заставали родители, вернувшись с работы.
Иногда они брали меня с собой в гости. И вот, пока взрослые сидели за столом, я в соседней комнате листала журналы «Здоровье», «Работница», «Крестьянка». Тогда многие выписывали периодику и буквально в каждой семье было что полистать. В журнале «Здоровье» я с интересом читала ответы на вопросы читателей типа «Можно ли ехать на юг после аборта?» или «Как питаться при демпинг-синдроме?» Или продиралась сквозь статью «Отвести дамоклов меч наследственности». Ничего не понимала, но почему-то было интересно.
Как-то я играла в прятки во дворе и очень удачно спряталась в палисаднике. Рядом валялась порванная газета «Правда». Я потянула ее к себе и… В общем, меня никто не нашел, а мой лексикон пополнился словом «контрас»[1 - Никарагуанское военно-политическое движение, вооруженная оппозиция правящему режиму, действовавшая в 1980-х годах.].
Лет в 8 я пробовала ходить в хореографический кружок. Но меня быстро отсеяли как неперспективную. Когда в нашей школе решили открыть танцевальный кружок, меня, уже пятиклассницу, точно так же отсеяли еще на этапе отбора. Действительно, на меня нападает какой-то идиотизм, когда надо танцевать по команде. Но когда я танцую, как хочу сама, то выделываю те еще кульбиты, и, по моему мнению, делаю это не безобразно.
Отсеяли здесь – зато сочли «перспективной» в бассейне, куда нас водили во втором классе. А все потому, что я умела плавать под водой: научил папа в 6 лет, на Черном море. Но в бассейн меня не отдали. Во-первых, это было далеко от дома, занятия были днем, а родители работали. Во-вторых, я и так уже ходила на рисование, в хор и на художественную гимнастику. При этом отлично училась и читала как не в себя. В то время у меня начались головные боли, и мама повела меня к невропатологу.
– А что вы хотите? – развела руками врач. – У ребенка очень насыщенная жизнь.
Ну и в-третьих, учительница по пению, в чей хор я ходила, нагнала на мою маму страхов про широченные плечи и «ужасные» узкие бедра пловчих.
– Вы же не хотите, чтобы у вашей дочери была такая фигура? – говорила эта миниатюрная, пухленькая, миловидная молодая женщина – ну точно маленькая княгиня Болконская.
Сейчас я рада, что жизнь уберегла меня от «соревновательных» кружков, а дала те, где не требовали высоких достижений и медалей.
В хоре я была третьей в пятом ряду, на художественной гимнастике – вообще первой с конца, на рисовании – примерно на той же позиции. Но жизнь ощущалась насыщенной и интересной. Я была «при деле».
И у меня не было ни тени зависти, когда я смотрела, как Наташа Ш. садится на поперечный шпагат и скручивается в колечко, а солист Александр В. так поет «Я верю в разум человека, в его порыв дружить, любить», что мурашки по коже бегут. При этом я не хотела быть ни как Наташа, ни как Александр. Почему? Наверно, было какое-то бессознательное ощущение своей личной ценности независимо от достижений. В целом я нравилась себе. Не хватало лишь длинных волос и модной заколки «банан».
Моим любимым кружком стала «Эстетика быта», куда мы с подругой записались в седьмом классе, чтобы научиться шить. Там мы впервые прикоснулись к сияющему миру журнала «Бурда Моден». Рассматривали его, затаив дыхание, из рук преподавательницы Ирины Александровны, с благоговением слушая ее комментарии.
Журналы «Бурда Моден» тех и более поздних лет стали для меня якорями добра, своего рода фетишами счастья. И сейчас, спустя много лет, я по крупицам собрала их, «выследив» на «Авито». И пусть я редко шью, но провести вечер, перелистав три-пять журналов за 1989 или 1990 год, – для меня особое удовольствие.
Когда я стала старше, у нас в школе ввели предмет УПК (учебно-производственный комбинат). Там раз в неделю мы осваивали азы разных профессий. Кто-то ходил в медучилище, кто-то – строчил трусы и рукавицы, мальчики слесарничали-столярничали.
Мы с подругой записались на педагогику. Это оказалось тем еще занудством. Под диктовку мы часами писали в тетрадку какие-то трескучие фразы. Однажды мне это надоело, и я пошла на прием к директору УПК.
– Мне не нравятся эти профессии, – сказала я. – А той, которой я хочу заниматься, у вас нет.
– И кем же ты хочешь стать? – поинтересовался директор.
– Журналистом! – с апломбом выпалила я, уверенная, что он разведет руками.
Но не тут-то было.
– Отлично! Определяем тебя на практику в «Красный Сормович»!
И тут же позвонил Ларисе Мухиной, журналистке районной многотиражки. Так в 15 лет вышла моя первая заметка. Особенно этим был доволен дед Сахаров.
А какие у вас были интересы в детстве и юности? В какие кружки и секции вы ходили? Остались ли у вас радостные воспоминания от поиска себя? Сохранили ли вы те интересы, когда повзрослели? В чем они сейчас выражаются и как обогащают вашу жизнь?
При своих интересах
Я часто рассказываю, что еще в 6 лет решила, что буду писателем. Мне так запомнилось. Но, проведя ревизию своих воспоминаний, я поняла, что интерес к писательству возник у меня лет в 9. Да, точно! «Гостья из будущего» вышла в 1984-м, и я впервые уединилась с ручкой и общей тетрадью. У меня тоже была Алиса, такая же умная и продвинутая, как ее тезка Алиса Селезнева. Моя Алиса шагнула в старинное зеркало, а это оказался портал в будущее.
Закончив повесть про Алису, лет в 10–11 под влиянием сериала «Джейн Эйр» я взялась за роман из жизни английской аристократии. Теперь общая тетрадь была уже более крупного формата, а главную героиню звали Джейн Шелл.
Странно, но, когда во втором классе (то есть в те же 9 лет) нам задали на дом сочинение «Кем я хочу стать», я стала писать, что астрономом. Не знаю почему, но маму привел в замешательство мой выбор. Видимо, он казался ей «выпендрежным», оторванным от реальности. Она убеждала меня писать о профессии инженера, но я не согласилась. Позднее она рассказала мне, что говорила об этом с классной:
– Вот, астрономом хочет быть.
– Пусть помечтает, – якобы улыбнулась классная.
И действительно, любовь к астрономии оказалась такой же поверхностной, как к рисованию. Я с азартом изучила Солнечную систему, раздобыв где-то учебник для десятого класса, но едва дошло до звезд, там уже пошла «тяжелая» математика. Парсеки и перигелии были мне не по возрасту и неинтересны. Профессия астронома оказалась не такой романтичной, как мне представлялось. Ведь астрономы не мечтательно любовались на звезды в сильном приближении, а вели сложнейшие расчеты, выдвигали и доказывали гипотезы…
– Почему бы тебе не стать инженером, как мы с папой? – спрашивала мама.
– А чем занимается инженер?
– Вот сейчас мы закрываем научную тему, закончили испытания гальванического аппарата «Микрон»…
– Ой, все.
Этого я не говорила, но лицо у меня наверняка было скучающим.
Когда мне было лет 14, дед Сахаров провел со мной профориентационную беседу. Он достал папку, а из нее – вырезанные и пронумерованные статьи собственного авторства[2 - Кстати, это у меня на автомате: напечатал фото – на обороте поставь дату и место. Вырезал заметку – поставь дату и источник.]. Тогда это называлось рабкор – рабочий корреспондент. Или внешкор – внештатный корреспондент. Человек работал учителем, продавцом или на пристани, как мой дед, а как появлялась тема – писал заметки и отправлял по редакциям. Иногда что-то публиковали и присылали гонорар. Дед с гордостью показывал мне квитки почтовых переводов и всячески агитировал за журналистику. Но не в качестве подработки, как у него, а чтобы сделать ее своей профессией.
Я стала все чаще задумываться, кем стать.
Интерес к литературе и русскому языку явно доминировал среди прочих, но выбор профессий для таких, как я, был невелик. Учитель? Пожалуй, интересно, но не совсем мое. Филолог, то есть тот же преподаватель? Тоже нет. Так я пришла к мысли: любовь к литературе и языку логичнее всего реализовать в журналистике. А в уме я держала, что это станет школой литературного мастерства и работы с материалом, стартом на долгом пути к писательству. Так я пришла к решению поступать на журналистский факультет нашего университета.
Лет в 14–15 был период, когда я колебалась между писательством и моделированием одежды. Я ведь с большим интересом ходила в кружок «Эстетика быта», шила и довольно лихо моделировала.
Камнем преткновения стали экзамены, которые предстояло сдавать при поступлении в Ивановский текстильный институт: рисунок, математику, химию или физику. По всем этим направлениям я не блистала успехами. Но все же попробовала возобновить обучение в художественной школе – чтобы окончательно убедиться, что мне тошно рисовать.
Так само собой вырулилось к тому, что я иду на журфак. Поэтому после девятого класса я перешла в гимназию, где как раз открывали специализированные классы: гуманитарные, математические и естественно-научные. Тех, кто выбрал гуманитарное направление, уже не донимали математикой и физикой. И я с чистой совестью махнула рукой на алгебру, на уроках либо читая, либо делая записи в дневник.
Писательство и создание одежды были и остаются моими самыми большими интересами. Я увлеченно создаю и пересоздаю свой гардероб, вдумчиво составляю образы, а это, я вам доложу, сложная мозговая работа, каждодневная разминка для «серых клеточек», как говорил Эркюль Пуаро.
А кем хотели стать вы и почему? Удалось или жизнь сложилась иначе? Довольны ли вы своей нынешней профессией? Кем вам доводилось работать за жизнь и какие теплые впечатления с этим связаны? Есть ли у вас в планах поменять профессию и чего вы от этого ждете?
Любовь со второго взгляда
Не упускайте случая находить интересное даже там, где вам кажется неинтересно. На земле нет неинтересных мест – есть только неинтересующиеся люди. Люди, не умеющие находить интересное, внутренне скучные.
Дмитрий Лихачев
Мои родители внимательно относились к моим интересам. Присматривались, а чего там захотел ребеночек. «Калякаешь фломастерами? Вот тебе изо», «Восхитился ча-ча-ча? Давай запишемся в танцевальную студию», «Хочешь читать? Вот тебе любые книги». В результате у меня не было трудностей с самоопределением. Скорее, мне пришлось «сузиться», выбирая занятие по жизни.
Но единственный ли это путь к тому, чтобы найти любимое дело и чувствовать себя реализованным? К счастью, нет. Недавно одна знакомая 10-летняя девочка писала в гимназии «научную работу». Вместе с родителями они выдвинули и доказали гипотезу: любимым может стать любое дело, которым ты занимаешься добросовестно и достигаешь в нем успехов.
Это они взяли не с потолка. Исследовали жизнь прадеда этой девочки – Героя Социалистического Труда. Мать воспитывала его одна, жили очень бедно, поэтому пришлось мальчику в 15 лет пойти на авиационный завод. Раньше так часто было. Семье были нужны деньги, и подростки шли работать или учиться после восьмого класса, чтобы приносить в дом хотя бы стипендию. Моя мама, например, мечтала стать экскурсоводом, а стала инженером, потому что пришлось в 15 лет пойти в энергетический техникум. Ну а потом, как говорится, сам Бог велел поступать в политех.
Но вернемся к прадедушке-герою. Он не мечтал работать на заводе. Может, он еще даже не успел понять, в чем его призвание. Но жизнь забросила его туда, и человек втянулся, загорелся. Почему так случилось? Думаю, сошлись несколько счастливых обстоятельств.
Во-первых, отечественное авиастроение в те годы было на подъеме, авиастроителей почитали, о них говорили как о людях, делающих большое дело. Это подогревало в пареньке, а затем мужчине чувство собственной значимости и необходимости.
Во-вторых, заводом руководил выдающийся конструктор Туполев, который сам горел авиастроением и своим примером вдохновлял сотрудников. На предприятии был дан зеленый свет всем, кто хочет трудиться, совершенствоваться в профессии, осваивать новые специальности, получать профильное высшее образование. Когда руководитель – такой человек, как Туполев, то и костяк коллектива складывается ему под стать.
И этот костяк передает свой конструктив другим, а те – дальше, как эстафету. Лентяи и нытики естественным образом отторгаются таким коллективом.
В-третьих, достижения коллектива постоянно отмечались на разных уровнях. Люди слышали похвалу, им давали квартиры, дачи, премии, награды… Вот и этот прадедушка, хоть и не получил высшего образования, и всю жизнь был занят на рабочих специальностях, жил очень хорошо. И деньги были, и награды, и уважение. «Выбился в люди» и мог по праву собой гордиться.
Сложно не полюбить такую работу, согласны?
Да и моя мама, хоть и не мечтала стать инженером, но, став им, отвращения к своей работе не ощущала. Добросовестно работала, ходила в свой НИИ без «оттенка усталой обреченности». Опять же, был отличный коллектив, общественная работа, которая всегда ее привлекала. Так стоит ли считать, что она не реализовалась, если у нее не срослось с профессией экскурсовода?
У многих из нас примерно одинаковые способности, только одним их помогают развивать, а другим – нет. Простой пример. Считается, что у меня нет склонностей к точным наукам. Однако же в шестом классе у меня по физике была пятерка! Почему? Да потому что физику у нас вела Татьяна Николаевна Бочкарева, которая преподносила знания настолько лаконично и артистично, что это просто не могло не впечататься в голову. Ты мог забыть, что написано в параграфе, но перед тобой стоял образ Татьяны Николаевны, которая с выразительной мимикой показывает сначала одну эбонитовую палочку, затем из-за спины выбрасывает руку со второй, трет одну об другую и…
А потом пришла Елена Григорьевна, и по физике скатились многие, кроме парочки человек, у которых был истинный интерес к предмету. И я, естественно, стала якобы не способной к точным наукам.
К чему я? Даже при скромных способностях к какому-либо делу мы можем в нем преуспеть и сделать его неиссякаемым источником радости и благ.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/tanya-tank/neizbezhno-schastlivy-vkus-k-zhizni-obresti-i-priumnozhit-71478919/?lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
