А случалось пережить такое же острое счастье, когда в ромашковых лугах вас застал внезапный ливень?
А, может, чувствовали что-то щемящее и торжественное, стоя над могилой того, кого вы никогда не знали?
Или вы 3 недели не могли найти потерявшийся носок, и вдруг вас осенило: «Он там»? И вы открыли это «там» – и он точно оказался там!
А было так: в вас что-то щелкнуло – и пошло, поперло, фартануло? Круто написал! Ровно выпилил! Идеально посолил! Ай да Пушкин, ай да сукин сын!
А бывало, что вы пришли на дискотеку, но все уже разошлись и диджей сматывает удочки, однако специально для вас с подругой он вдруг включает 3 самые зажигательные песни?
А случалось постепенно «соловеть», впадать в какую-то негу, наблюдая за руками тети, рисующей для тебя принцессу и одежку для нее? Это вообще отдельное удовольствие – наблюдение за умелыми движениями чужих рук!
А помните: вам протянули коробку «Птичьего молока», вы загадали вытянуть конфету с шоколадной начинкой и вытянули? Хотя у других оказались белые и лимонные.
А чудеса какие-то с вами случались? Точно-точно случались! Как-то солнечным утром 1 января я лежала в постели в съемной квартире в Ялте. И вдруг с балкона в комнату вбежал кот, громко «разговаривая». Сделал круг, промчался обратно и сиганул с балкона – видать, ошибся дверью. О чем он «говорил»? Думаю, поздравлял меня с Новым годом.
В каждой жизни, даже самой неустроенной и бедной на радость были и есть хорошие моменты. Друзья, стоит их пестовать и лелеять, копить эти «радости скупые телеграммы». Не принимать как должное, а воздавать им все, чего они заслуживают. Радоваться им сейчас, а затем многократно воскрешать, вспоминая, как нам было хорошо и радостно когда-то. От того, как мы обращаемся со своими якорями счастья, во многом зависит благополучие нашей сегодняшней и завтрашней жизни.
У вас может быть много якорей счастья, а может быть мало – например, у вас было не очень счастливое детство. Но независимо от этого можно самим ковать эти якоря и наращивать личный багаж счастья. Сейчас, когда мы стали хозяевами своей жизни или претендуем на это. Если мы не умеем это делать автоматически – значит, стоит этому научиться, чтобы в полной мере обладать сокровищами своего прошлого, а не жить так, словно у вас за спиной – чернота, пустота и забвение.
Кстати, когда я писала эту книгу, в памяти всплыло много якорей счастья, о которых я забыла. Но это не значит, что они канули в никуда. Эти многотысячные труженики, многих из которых я не помню «поименно», и создали каркас моей души.
В этой книге я расскажу, как шла к счастью сама и какие выводы сделала на этом пути. Мне бы хотелось, чтобы книга помогла вам глубже заглянуть в себя, поэтому я буду задавать вам много вопросов. Приготовьте, пожалуйста, блокнот и ручку.
Я не буду вас чему-то «учить». Я и сама ничего не знаю, ведь живу первый раз и познаю жизнь методом проб и ошибок. Поэтому мне будет очень полезно и интересно узнать о вашем опыте – схожем или совсем ином. Свои явки и пароли я дам в конце книги.
Я надеюсь, что, даже если ваша жизнь кажется вам черствой пресной булкой, вы сумеете наковырять в моей книге изюма и потом поделитесь со мной своими наблюдениями.
Итак, кушать подано!
Все имена, фамилии и узнаваемые нюансы в книге изменены.
Глава 1
Это у меня семейное
Мои родители – два сапога пара, хотя очень непохожи друг на друга. Их родительские семьи, пожалуй, еще более выраженные противоположности. И вот на этом стыке единств и противоположностей появилась я, и в моем характере ужились взаимоисключающие, казалось бы, черты:
Я открытая и закрытая.
Разговорчивая и молчаливая.
Любящая работать и отдыхать.
Многопрощающая и взыскательная.
Бесхитростная и умеющая извлечь выгоду даже из своих невзгод.
Осторожная и лихая.
Вежливая и дерзкая.
Щедрая и практичная.
Витающая в облаках и крепко стоящая на земле.
Считающая ворон и собранная.
Так же всеобъемлющи и порой полярны мои вкусы. Я люблю Чайковского, Егора Летова, Depeche Mode и, например, Niletto. Я ношу кроссовки и ботильоны, бейсболки и шляпки с вуалью. Люблю как излишества, так и функциональность.
Откуда все это намешалось во мне? От моих предков – Сахаровых и Кокиных.
Сахаровы – это дисциплина, режим, социальная активность, осторожность, репутация. «Не ошибись, выбирая пути» и «Береги честь смолоду». Достоинство – превыше всего. Опирайся на себя. Трудись. Подстели соломку. Преодолей все и не сломайся. И будешь пить черничный морс со свежей ватрушкой у теплого очага.
Кокины – это «невмешательство», вольница, творческая стихия. Одни Кокины рисовали, другие играли на гармошке, третьи на балалайке. Бабушка Аня слыла частушечницей. Дед Иван сам выстроил дачу и так необычно украсил и раскрасил ее, что двухэтажный домик был хорошо заметен издали и казался нам дворцом. А когда мы укладывались спать, дед рассказывал цветистые сказки собственного сочинения. Но, к сожалению, быстро засыпал и начинал храпеть. И мы толкали его и требовали продолжения. Дар рассказчика унаследовал мой папа – сейчас, затаив дыхание, дети слушают уже его.
Летом я проводила по месяцу у бабушек и дедушек. И мне нравилось и там, и там. У Сахаровых все было по часам. Я точно знала, что на завтрак будет булка с маслом, манная каша с черничным вареньем и чай с сахаром, потом мы с дедом сядем за стол друг против друга и начнем «работать». Он – читать газеты и что-то писать резким, угловатым, почти неразборчивым почерком. Я – рисовать или писать письмо родителям.
Затем пойдем на двухчасовую прогулку по паре излюбленных маршрутов с обязательным выходом на берег Волги. Во время этих неспешных променадов зимой я часто видела снегирей с красной грудкой и синичек. Кульминацией прогулки был костерок, который дед разводил из прихваченных с собой исписанных бумажек. Так он делал только зимой, и мы втроем грели руки у огня. А после прогулки был неизменно вкусный, добротный, но без излишеств, обед: борщ, картофельное пюре с котлетой, домашние солености, чай с домашним вареньем. Мой дед был весьма взыскательным мужем, но про готовку бабушки говорил:
– Тебя, Надя, взяли бы поваром и к Сталину.
Бабушка пекла очень вкусные пироги. Из сладких – щавелевый и ватрушку. Из несладких – с капустой и яйцом и круглые с мясом типа беляшиков. Но ее коронным блюдом был борщ. Есть мнение, что приготовить вкусный борщ – высший кулинарный пилотаж, поскольку его довольно сложно сбалансировать по соли, кислоте и сладости. У бабушки это получалось прекрасно! Чтобы свекла сохранила яркость, в борщ она добавляла уксус и по украинской традиции (она была из-под Киева) – крупную белую фасоль.
Летом деда Коля, пока был в силе, уходил рыбачить за Волгу, на озера. Приносил небольших карасиков, которых бабушка тут же жарила. Для меня самый смак был в хрустящих зажаренных хвостиках.
С этих рыбалок дед приносил и свертки, которые называл «от зайчика». И хотя это были самые обыкновенные бутерброды, которые он не съел, вот это «от зайчика» звучало очень аппетитно. И мы доедали все это со сладким чаем из термоса, если он вдруг тоже оставался.
Утро баба и дед начинали с зарядки прямо в постели. Дед к тому времени перенес инфаркт, поэтому не «надрывался». Сначала сжимал-разжимал кисти рук. Потом так же осторожно делал другие щадящие упражнения. Затем снимал с батареи носки, предусмотрительно положенные в тепло с вечера. И вот из таких мелочей усваивалось и записывалось на подкорку правило: чтобы было хорошо и комфортно завтра, нужно позаботиться об этом сегодня. Положи носки на батарею, собери с вечера сумку в школу. Никакой «жизни одним днем» и «куда кривая вывезет».
Потому и возделывался огород и еще один усад с картошкой на берегу Волги. Потому и ездили за реку собирать шиповник. Потому и солились грибы, варились варенья, закручивались банки с огурцами. Потому и откладывалась копеечка с невеликих доходов. А в итоге у бабушки получалось и новую кофту себе позволить, и сделать подарки близким, и поехать в турпоездку, и дать дочери с зятем пару тысяч в долг на машину, а потом половину – «простить».
Бабу Надю все любили и называли Сахарной. Она была очень общительной, но не «трындычихой». В меру разговорчивая, она обладала даром эмпатичного слушания, как бы сейчас это назвали. У нее было 2–3 подруги и множество приятельниц и хороших знакомых. А вот недоброжелателей не припомню, хотя в ее молодые годы были люди, которые пользовались ее сиротством, одиночеством и нуждой.
Дом Сахаровых держался на режиме и дисциплине. Завтрак, обед и ужин подавались в строго определенное время. Свои часы были для дневного и ночного сна, прослушивания передач по радио и избранных – по телевизору. В остальное время телевизор выключался. Если это были будни, то обязательной для просмотра была программа «Время», а в воскресенье – «Международная панорама». Дед и на автобусную остановку выходил строго по расписанию, рассчитав, когда примерно автобус будет у нас. И точно, он приезжал через 2–3 минуты.
Баба Надя не умела шить, зато вязала крючком. Вся семья, включая деда, ходила в ее вязаных летних беретах. Бабушка учила меня, как надевать его женственно и пикантно: создав асимметрию и творчески замяв мягкую тулью легкими прикосновениями пальцев. А носовые платки у меня были обвязаны бабушкиным кружевом. Ее нет уже 12 лет, а этим платочкам сносу нет. Берегу их…
Зимой в спальне зацветали декабристы, и, провожая нас, бабушка и дедушка махали нам из окна. Эта семейная традиция передалась и моей маме, а затем и мне.
Иногда мне показывали медали и ордена – бабушка и дедушка прошли Великую Отечественную войну. День Победы был священным праздником. Обязательно надевали нарядные костюмы, вешали на грудь награды, ходили к Вечному огню и смотрели по телевизору парад на Красной площади. С тех прошло 40 лет – а парад я смотрю каждый год.
А у бабушки и дедушки Кокиных, тоже выходцев из деревни, был совсем иной уклад жизни. И едва я переступала порог их дома, режим и дисциплина ставились на стоп. Кокины были умиротворенные и ни разу не тревожные. У бабушки Ани, по-моему, был негласный девиз: в любой непонятной ситуации ложись спать. И прекрасно ведь засыпала!
«Во сколько завтрак?» – «Да как захотите, тогда и завтрак. Дорогу на кухню знаете. А не будет аппетита – так можно и без завтрака». «До скольких можно не спать?» – «Да хоть всю ночь не спите. Хотите – гуляйте весь день, хотите – рисуйте». Я пишу во множественном числе, потому что ко мне присоединялась двоюродная сестра Оля, на год меня младше.
Однажды мы проснулись, а дома – никого. И завтрака нет. Бабушка появилась ближе к полудню и принесла нам по пирожку с рынка. Ну а мы и без того не дали себе засохнуть. В банке на подоконнике всегда зрел ядреный квас на хлебных корках, а в холодильнике мы нашли банку соуса «Краснодарский», им и намазали по куску хлеба. Дед Сахаров, наверно, дар речи бы потерял, увидев, что ест его внучка. Ведь на завтрак ребенку полагалась молочная каша, булка с маслом и сладкий чай.
У Кокиных я могла делать, что хотела. Могла, поддавшись влиянию Оли, намазаться бабушкиным тональным кремом «Балет» оттенка «персик», накрасить губы помадой и подвязать трусы сбоку ленточками – на манер западных звезд. Но чаще все же рисовала, писала письма и лазила по книжному шкафу. Там были интересные книги – например, про современный зарубежный кинематограф. И я читала про неведомых мне Робера Оссейна, Анну Маньяни и молодую звезду тех лет – Стефанию Сандрелли. Она там позировала в платье с узким декольте до талии – это было как-то очень смело, но элегантно. А еще в те годы я прочитала про страшную болезнь – ностальгию, которая настигает каждого, кто покидает родину. Зачем ее кто-то покидает и обрекает себя на неминуемые страдания, я не понимала. Я вообще считала, что такое случается крайне редко. Возможно, в те годы так оно и было.
Вот так во мне и слились противоположные, казалось бы, черты: любовь к дисциплине и «вольнице», серьезность и веселость, умение работать и умение отдыхать.
Вот почему я и экстраверт, и интроверт. И стрекоза, и муравей. Были бы одни Сахаровы – я бы, возможно, выросла менее гибкой. Были бы одни Кокины – я бы, наверно, была более стрекозой, чем сейчас.
Это не значит, что сегодня я одна, а завтра – другая. Все эти черты не представлены во мне полюсами, между которыми идет вечная борьба, а расстилаются спектром от «антарктиды» до «антарктики». Таким образом, ни одна черта не противоречит другой. Я чувствую себя «широкой» (богато укомплектованной) и целостной.
А теперь запишите характерные качества каждого родителя, бабушки и дедушки. Можно и других людей, значимых в детстве. Затем выделите зеленым цветом те свойства, которые вам нравятся и которыми вы гордитесь, и красным те, от которых вы предпочли бы избавиться. Если остались черты, с оценкой которых вы затруднились, подумайте, какие положительные стороны вы можете в них выделить.
Например, сдержанность. Это качество, которое, как медаль, имеет две стороны. С одной, сдержанность ценна в работе, где нужно уметь сохранять хладнокровие и самоконтроль. Но с другой, сдержанность может препятствовать выражению эмоций и развитию близких отношений.
Таких «неприкаянных» качеств может быть много. И у нас нет цели выкинуть их из списка и своей личности. Цель – перевести эти качества в нужное русло. Сберечь в себе ценное семейное, но при необходимости «подправив» его.
Трудись. Будь гордой. Опирайся на себя
Сначала нас формируют наша семья и семьи наших родных. А потом – все встреченные нами люди. Вот 3 опоры, которые с помощью близких стали расти во мне с раннего детства, а потом к их «культивированию» подключилась и я сама.
Первая опора – быть занятой. Такой человек никогда не скучает и имеет то, за что себя уважать. Занимая себя то тем, то другим, он управляет своей скукой. Вернее, не допускает ее в свою жизнь.
В любом возрасте, хоть в 4 года, у человека должны быть дела: свои и помощь близким. Пока мала, твои дела – почитать, нарисовать что-то, написать письмо родителям, сходить за хлебом по поручению старших, помочь бабушке накрыть к обеду, на огороде детским ведерком наносить воды с колонки, прополоть грядку.
Но быть занятой – это не значит, что надо постоянно как заведенная что-то делать.
Как и труд, в нашей семье был регламентирован и отдых: тот же послеобеденный сон. Или свободный час, когда можно сесть порисовать и тебя никто не будет дергать.
С детства усвоилось: делу – время, потехе – час. У меня не будет охоты к гулянке, если до этого я не поработаю хорошенько. Отдыхать, развлекаться – это именно «с устатку», «с чувством выполненного долга». И два дня подряд я не пойду на развлекательные мероприятия. Люблю редкие, но меткие праздники души и тела с близкими, а на другой день гулять уже не хочу. С седьмого неба надо мягко спускаться на землю. И не будет «депрессий отдохнувшего».
Вторая опора, выращенная с детства, – полагаться на себя. Чтобы вырасти таким, первоначально ребенок учится трудиться и быть занятым. Впоследствии его детские дела станут взрослыми, принесут доход и устойчивость. То есть формула примерно такая: имей дела, трудись, зарабатывай и делай свою жизнь стабильной и благополучной.
Я нередко слышу, как девочкам (или про девочек) говорят: «Зачем их настраивать на работу? Пусть выходят замуж за богатых и не знают бед». Родители, которые так воспитывают своих дочерей, несут им большой вред. Ведь лишь опора на себя и способность самостоятельно устраивать свою жизнь способны максимально защитить от жизненных невзгод. В жизни, где большинством рычагов управляешь ты, а не условный богатый муж, меньше иксов, больше определенности, стабильности. Пусть муж будет богатым, но ты тоже что-то собой представляй и умей себя обеспечить.
Третья опора – помни о достоинстве, будь гордой. Умей выстроить жизнь так, чтобы быть независимой, никому не кланяться, не терпеть плохого обращения, потому что нет выхода. Не навязывайся. Не старайся понравиться. Не хотят с тобой дружить – и тебе этого не надо. И самое-самое важное и страшное – не бегай за мальчиками!!!
Нельзя унижать и достоинство другого. Как и все дети, мы называли друг друга Ленками, Юльками, Алешками. Как-то я рассказывала деду Сахарову:
– И вот мы с Маринкой…
– С какой еще Маринкой? – строго остановил меня дед.
– Ну, с моей подругой Маринкой с четвертого этажа.
– Нет никаких Маринок, Танек и Васек. Есть Марины, Тани и Васи.
Может показаться, что это было чересчур, и нет ничего страшного в том, чтобы назвать Марину Маринкой, особенно если это близкая подруга и она не против такого обращения. И все же замечание деда стало одним из многочисленных уроков уважения к людям и их достоинству, нетерпимости к оскорблениям. Они у нас в семье не допускались. Нельзя было обозвать кого-то дурой, дубиной стоеросовой или гоблином пучеглазым. Можно было спустить пар иначе.
– Царица небесная! – иногда восклицала бабушка.
Это чувство собственного достоинства – наверно, самая крепкая моя опора. Сколько раз я благодарила жизнь за то, что она у меня есть! Она уберегла меня от многих унизительных ситуаций.
Чувство собственного достоинства логично привело меня к умению не любить безответно, не терпеть плохого отношения. Не идти на компромиссы в ущерб себе. Заботиться о своей репутации, обходить соблазны, рискующие увести с главной дороги.
Я знаю, что пережить можно все. А вот потерю достоинства – сложно или невозможно.
Друзья, а какие опоры начали формироваться в детстве у вас? За что вы им благодарны? Ваши нынешние опоры – те самые, из тех лет, или с течением жизни вы приобрели новые?
Прививка от хвастовства
– Если тебя спросят, как ты учишься, что ответишь? – как-то поинтересовался дед Коля.
– Я отличница.
– Нет, это нескромно.
– Но если я правда отличница?
– Надо отвечать: «Спасибо, хорошо».
– А как люди узнают, что не просто хорошо, а отлично?
– Кому интересно, уточнит: «Сколько четверок?» И вот тут можно ответить: «Ни одной».
Став взрослее, я поняла, как же прав был дед. Задавая школьнику вопрос «Как ты учишься?», а взрослому – «Как дела?», люди обычно не ждут подробного отчета. Это ритуальные фразы, на которые и отвечать стоит лаконично и нейтрально. Неправильно говорить «Все ужасно», но неправильно и заявлять что-нибудь вроде «Лучше всех!», «Блестяще!», «Сам себе завидую!» Первые люди неприятны как токсичные нытики, а то и продуманные разводчики на жалость. Вторые отталкивают самовлюбленностью, могут показаться неискренними, стремящимися возвыситься над другими любой ценой.
