Все присутствующие начинают хлопать ему, скандируя «Чемпион!», а я зависаю, рассматривая этого здоровилу. У Наташки хоть и были удачные билеты, но всё же далековато мы сидели, я со своим зрением особо шансов не имела в погоне за деталями.
Выглядит Мирон Дорофеев сейчас иначе. Не так уж он и похож на орангутанга. Между прочим, весьма симпатичен на лицо, если не считать небольшой ссадины над правой бровью.
На нём тёмные джинсы, белые кроссовки и легкий светлый свитер. Груда мышц спрятана под одеждой, но утаить ткани такую мощь не под силу.
Он делает лёгкий поклон, приложив ладонь к груди, благодаря за овации, и ухмыляется.
А потом его взгляд падает на меня и въедается кислотой.
– Эта для меня? – бесцеремонно кивает в мою сторону, глядя на Родиона, а потом снова переводит взгляд на меня. – Пошли детка, отойдём ненадолго. Мне сначала надо пар спустить после боя, а потом уже тусоваться будем.
Я давлюсь воздухом и буквально теряю дар речи.
ЧЕГО-О-О?!
3
Я вскакиваю с дивана и застываю, ощущая, как всё моё лицо начинает пылать. Чувствую, что у меня аж нижняя губа начинает дрожать от возмущения. Несколько раз открываю рот и захлопываю его обратно, потому что и слов внезапно на такую наглость подобрать не могу.
Боковым зрением отмечаю, что Наташка рядом замирает в шоке, она не меньше меня поражена, кажется, но мне сейчас не до неё. Я строго смотрю на этого наглого орангутанга, но он почему-то совсем не тушуется под моим взглядом.
– Ну ты чего так испереживалась, скоро вернёмся, – этот гад хватает меня за локоть своей лапищей и бесцеремонно тянет за собой.
– А ну руки убери, ты! – вскрикиваю гневно, выдёргивая локоть. Сердце в груди ухает так, что пульсом басы клубной музыки глушит в моей голове. Мышцы на ногах и руках дрожат, в животе становится нехорошо.
Дорофеев от неожиданности выпускает мою руку и разворачивается. Смотрит с таким удивлением, как если бы его поверженный противник вдруг резко вскочил во время счёта рефери и начал танцевать тарантеллу или жок.
Я же обхватываю себя руками в попытке перестать так дрожать. Выдерживаю его взгляд, в котором шок сменяется раздражением.
– Родь, я же просил без специфики бабу подогнать. На кой хер мне сейчас эти ролевые игры? Я уже наигрался на сегодня, – потом снова смотрит на меня, проходится с головы до ног и обратно так, будто на мне одежды совсем нет. – Всё, я понял, отлично в роль вжилась, но давай без игры в училку-недотрогу.
Он снова хватает меня за руку, на этот раз за запястье и тянет на себя. А далее мир в момент переворачивается, потому что этот неандерталец просто поднимает меня и забрасывает себе на плечо. А потом ещё по заднице прилетает ощутимый шлепок.
Мои очки сползают, повисают на одной дужке и падают на каменный пол, разбиваясь вдребезги.
Чёрт, мои новые очки за шесть тысяч рублей! Я всю премию за участие в олимпиадах и конкурсах спустила на них!
– А-ну отпусти, медведище ты неотёсанный! – верещу, а потом со всей силы вцепляюсь ему зубами в спину. Точнее в бок. Ну а если быть точнее… то чуть ниже.
Ох и твёрдые у него мышцы, аж зубам больно. Будто камень укусила. Но ему, кажется, больнее.
– Ах ты ёб твою мать! – рычит Дорофеев.
Он практически роняет меня, едва поймав перед самым полом. С такой высоты и расшибиться немудрено, но благодарить его я точно не буду!
– Отпусти, сказала! – выцарапываюсь из его рук. Слышу, как под подошвой ботинок хрустят остатки мои очков. Всё вокруг становится нечётким. – Ни стыда ни совести, блин!
– Эй, Мирон, ты видимо не так понял, – с дивана с запозданием подскакивает Родион, которого Наташка зло сверлит взглядом. – Это… это подруга моей знакомой, она не… Просто девчонка.
– Знакомой?! – на этот раз уже по вип-ложе разносится громогласный голос Наташки, которая подскакивает с дивана как ужаленная. – Ну охренеть! Ты со всеми знакомыми…
Она осекается и густо краснеет. Губы дрожат, глаза мечут молнии. Остальные присутствующие в ложе просто молча хлопают глазами, переводя взгляд то на меня и громилу, то на Наташку и рыжего.
– Знаешь, что… – выплёвывает она рыжему, прищурившись, а потом резко поворачивается ко мне. – Пошли отсюда, Люба!
Подруга хватает меня за руку и решительно тащит к выходу.
– Ой, стоп! А как же подписчики? – останавливается уже у двери, а потом делает несколько шагов к обалдевшему боксёру, вытаскивает телефон, наводит камеру и, мило улыбнувшись, щёлкает селфи. – Вот теперь точно пошли, – кивает удовлетворённо. – А ты, чемпион, торчишь моей подруге очки новые. И смотри, чтобы с защитой от монитора были.
Высоко вскинув подбородок и расправив плечи, Наташка снова берёт меня за руку, и мы покидаем это жуткое место. Пусть сами тут друг с другом пар спускают.
4
Мирон
– И… что это, блядь, было? – смотрю на Родиона, а тот явно конфузится, втягивая тощую шею в плечи. – Чё за дебильный подгон, Родь?
– Слушай, Мирон, ну ты поздно попросил, и как бы… ну я думал, чемпион, победа, все дела – девчонка и растает, – пожимает плечами ржавый.
– Растает? – смотрю на него в полном шоке. Он правда, что ли, дебил? – А если она журналистка или блогерша-хуёгерша какая-нибудь, то скоро мы ждём громкий материал о попытке изнасилования чемпионом по боксу в тяжёлом весе и иски в суд? Ты в своём, мать твою, уме?!
– Не, ну, Мир, ты тоже, блин, нормальный? – ржавый начинает размахивать руками. Бесит придурок, так и хочется заткнуть его пищащую пасть. – Ты зашёл и такой: эй, тёлка, пошли потрахаемся, а то я что-то в напряге после боя. Потом вернёмся и отметим!
– Родя, не беси.
– Ну реально!
– Парни, ну хватит, – одна из баб грациозно встаёт с дивана и улыбается, раздвигая губы-сосиски в подобии улыбки. – Мирон, может, выйдем покурить? Расскажешь, как у тебя дела.
Смотрит по-блядски, кажется, будто хоть тут при всех встать на колени и отсосать готова.
– Нет, спасибо, не курю, – бросаю девке и усаживаюсь на диван. – Наливай, Юра, значит, бухать буду. Что поделать.
Шмара, поджав сосиски, возвращается под бок Авдеева, а Юрец наполняют мою рюмку водкой. Другое бухло я не признаю. Понты то всё – коктейли эти, шампанское и прочая лабуда. Даже коньяк и тот херня. Бухло должно обжигать и пробивать на дрожь, а не оставлять привкус мороженого или конфеты на языке.
Выпиваю рюмку и бросаю в рот оливку. Прикрываю глаза и выдыхаю.
Устал.
Тяжёлые тренировки перед боем, режим, питание строго по калориям. Заебало. Теперь есть время немного расслабиться, нормально пожрать и выпить.
– Родь, ты мне пробей про эту тёлку. Я так понял, подружка её визгливая имела неосторожность с тобой спутаться, значит, найдёшь быстро. Мне адрес там, как зовут.
– Понравилась? – ржёт Юрец, затягиваясь дымом из кальяна.
– Нет, бабла предложу, чтобы не болтала, где не нужно. Ну вышло у нас недопонимание, что поделать. Но мне не надо, чтобы она языком молола.
– А ты не боишься, что она оскорбится на твоё предложение денег и ещё раз за зад тебя укусит? – спрашивает Витёк и начинает ржать, а за ним и остальные.
– Может, она бешеная, и тебе теперь уколы надо, – выдаёт одна из баб, манерно скривившись, но мне почему-то её шутка не заходит. Бросаю на неё недовольный взгляд, и она давится собственным смехом. Все остальные тоже с темы съезжают.
Но надо признать, упорола меня эта девчонка прилично. До сих пор задница болит. По-хорошему, стащить бы с неё джинсы где-то в укромном уголке и в отместку так укусить, чтобы потом три дня сидеть не смогла.
С удивлением понимаю, что при этой мысли у меня… встаёт. Перед глазами возмущённая моська с курносым носом и здоровенными ярко-синими глазищами.
И голос этот звонкий. Странно, но даже не противный, как обычно бывает, когда бабы верещат.
Алкоголь внедряется в кровь, и я, наконец, чувствую, как мышцы расслабляются. Это, конечно, не самый полезный способ расслабиться, но иногда то, что надо.
Настроение выравнивается, Родион уже так не бесит своей тупостью, а губы-сосиски не кажутся столь неповоротливыми, и я даже думаю, что кое для чего могут вполне сгодиться.
Одна, вторая, третья рюмка. Музыка, хохот, блядство.
В вип-кабинке остаюсь только я, Родион, тёлка с длиннющими ресницами и губы-сосиски. И я предлагаю Родиону и ресницам прогуляться, а сам закидываю руки за голову и прикрываю глаза, откидываюсь на диван, чтобы сосиски могли заняться своим делом.
– Только молча, детка, окей? Я совсем не настроен на поболтать.
– Как скажешь, – улыбается и опускается на колени, прикусив губу, а я гадаю, не прыснет ли из той силикон или что там они закачивают, если она прикусит её сильнее?
– Ой, чуть не порезалась, – охает она. – Очки этой дурочки там и валяются.
– А-ну дай сюда, – забираю у неё их рук покорёженную тонкую чёрную оправу, и пока силиконовые губы приступают к делу, крепче сжимаю остатки от очков истерички в руке.
Блядь, смешно это или нет, но в голове всплывает образ… Прямо в моменте, когда силикон скользит по стволу.
Вот бы соединить этот образ и те ощущения, которые сейчас испытывает тело.
Да, девчонку надо обязательно найти.
Завтра отосплюсь и займусь этим.
5
Мирон
Утро после боя добрым не бывает.
И то ли дело в алкоголе, то ли в нервах, то ли в самом бое – уже не разобрать.
Встаю с кровати, а точнее, отскребаю себя от неё. Морда вся болит, ссадина над бровью тянет. Запах от меня пиздец какой – вчера после клуба сразу спать завалился, как домой пришёл.
Иду в душ, горячую даже не включаю, потому что надо в себя прийти. Даже как-то легче становится.
Стоя у зеркала, с удовлетворением отмечаю, что синяков почти и нет, хотя по корпусу пропустил я пару ударов. А вот на заднице… вот мать твою – отпечаток зубов той тёлки. Кому покажи – ржать будут.
Хотя, кому я там собрался зад свой демонстрировать? Только если массажистке или бляди какой. Но их чесать не должно, откуда у меня такая медаль на память.
Сам с себя ржать начинаю. Надо же кошка какая оказалась – сразу зубы в ход пустила. Ну хорошо хоть за задницу, а не…
Курьер привозит жратву минут через сорок. Жареные куриные крылышки и лапша – я такое себе только в первые дни после боя позволить могу, расслабон небольшой поймать, а потом снова тренировки-подготовка-тренировки-пиздливый менеджер.
Ну ладно, работа у него такая, я ему сам за это же и плачу.
Пока жру, на телефоне пиликает сообщение. Ржавый.
Пёс вонючий, вчера меня здорово с девчонкой подосрал. Надо шлюху нанять, чтобы и ему на жопе зубы оставила.
«Мирон, прости, но по бабе той смог только адрес пробить и то только номер дома. И что зовут Любовь Макеева»
«Родя, херовый ты сыщик. Давай что есть уже»
Пока доедаю последнее шестое крылышко, ржавый присылает адрес. Так, улица Ленина, дом семь. Это ж вроде совсем близко, за школой ещё минут пятнадцать ходу. Значит, почти соседи, считай.
Ладно. Надо с этим разобраться.
Но как я найду её без номера квартиры? Придётся сидеть и караулить, пока не появится.
Ну а что ещё делать. Надо, значит, надо. И чем дольше я буду ждать, тем больше буду желать ушатать Родиона. Так что пусть молится, пакля морковная.
На тумбочке в прихожей нахожу оправу от разбитых очков девчонки. Зачем-то кручу в руках, а потом засовываю в карман.
Алкотестер показывает нормальное значение, к моему собственному удивлению. Нифига себе я хороший мальчик. А вообще-то да, лучше бы вообще без бухла, на физическую форму даже одна попойка даёт не лучший результат. И раз тестер разрешил, на Ленина еду на тачке.
Седьмой дом на Ленина – старая пятиэтажка, возле подъездов дурацкий стрит-арт из машинных покрышек в виде лебедей, ваз, пальмы из пластиковых бутылок и прибитые к деревьям, как в фильмах ужасов, мягкие игрушки. И какой-та бабке, видимо, ударила в голову креативная идея прибить детские яркие резиновые сапожки к спинке одной из лавочек.
Пиздец, кунсткамера. В чьей башке это вообще выглядит красиво?
Паркуюсь между деревьями у первого подъезда. Отсюда видно все четыре, так что пропустить не должен. Только вопрос в том, сколько нужно будет ждать.
Ну да ладно. Втыкаю в уши наушники и врубаю музыку. Любимые «Холивуд Андэд» рвут перепонки жёстким битом. Кайф. Люблю под них тренироваться.
Минут через сорок терпение истончается и мне уже не кажется такой пиздатой идеей караулить девчонку. А что если она вообще свалила из города? Выходные как-никак.
Но только представлю всю эту дурно пахнущую вонь в СМИ, то продолжаю сидеть и высматривать, барабаня пальцами по рулю, когда вдруг из третьего подъезда выруливает знакомая фигура.
