Сергей Александрович Васильев "Эпоха перемен: Curriculum vitae. Эпоха перемен. 1916. Эпоха перемен. 1917"

– Брюссельская бюрократия и общеевропейские фонды – это просто современные сборщики оброка со всего европейского населения для обеспечения потребностей высшего общества, – снисходительно усмехнулся Дальберг. – Так как аристократам принадлежат сотни тысяч гектаров земли, они позиционируют себя как «фермеры», следовательно, претендуют на солидные дотации, выделяемые в ЕС на поддержку сельского хозяйства. Каждый год такие «земледельцы», как герцог Мальборо, герцог Нортумберлендский, герцог Вестминстерский и лорд Ротшильд, получают от Брюсселя десятки и сотни миллионов экю[22 - ЭКЮ – внутриевропейская расчётная единица, предшественница евро.]. Про владения восемнадцатой герцогини Альба говорят, что она может пройти с севера до юга Испании, ни разу не сойдя с принадлежащей ей земли. Всё это, опять же, дотирует ЕС. Но любые сельскохозяйственные хитрости меркнут по сравнению с успешной коммерцией, развёрнутой великими князьями, переформатировавшими свои владения в офшоры. Принцы Монако превратили своё государство в самую знаменитую налоговую гавань для частных лиц. Великие герцоги Люксембурга сделали то же самое для компаний и фирм.

– Ты всё время говоришь «они», «их». А себя самого ты не относишь к этому обществу? Или ты не владеешь земельными наделами, по которым можно пройти с севера до юга, ни разу не сойдя с принадлежащей тебе земли?

– Нет-нет, мы не лендлорды. Дальберги имеют собственную нишу. Если интересно, я как-нибудь расскажу историю нашей семьи…

– Конечно, интересно, – кивнул Григорий. – Думаю, то, что ты уже рассказал, сделано не просто так, ради поддержания беседы…

Взгляд, которым одарил его Петер, Григорий чувствовал на своем лице, как солнечный ожог, почти сутки спустя. Кто же ты, наш щедрый благодетель, и что тебе надобно от скромных легионеров?

* * *

В библиотеке приглушённо горели настенные светильники, ничто не напоминало о бурно проведённом новогоднем вечере. Только на журнальном столике всё осталось нетронутым, как будто разговор должен был продолжиться с минуты на минуту. Записи Григория лежали в том же положении, в каком он их оставил, и даже недопитый бокал коньяка монументально стоял сверху, как своеобразная печать. Нет, бумаги определенно никто не трогал. Григорий с облегчением вздохнул, сложил вчетверо листки со своими заметками и сунул в карман брюк. Взял в руки конспект Дальберга…

Итак, Петер – потомок старинного германского дворянского рода. При каждой коронации императорский герольд должен был провозгласить: «Нет ли здесь Дальберга?» Тут же перед императором являлся один из членов их клана, преклонял колена и посвящался в первые рыцари империи. Так, это не то. Что там дальше? Представители Дальбергов с древних времён были наследственными камерариями соборного капитула в Вормсе. Первый из них, Герберт, в качестве архиепископа Кельнского короновал в 1002 году Генриха II. Так, стоп! Архиепископ, камерарий… Это уже теплее. Где же здесь находятся словари и энциклопедии? Нашёл.

Camerarius – одна из высших придворных должностей при Святом престоле. Обладатель её имеет светские административные функции, среди которых выделяются управление финансами и имуществом папского престола. Генеральный администратор Папского двора и суперинтендант собственности и доходов папского престола.

«Значит, всё-таки иезуит? Или нет? Ничего не понятно! Ну даже если и да, я-то как и чем могу его заинтересовать?»

– Я смотрю, ты настолько увлёкся нашей родословной, что даже не дождался моего рассказа, – раздался откуда-то сверху тихий голос, заставив Григория вздрогнуть от неожиданности.

На втором этаже библиотеки стоял Дальберг и, опершись о перила балкона, с интересом наблюдал за легионером.

– Не скрою, мне это приятно. – В улыбке Петера проскользнуло что-то змеиное. – Надеюсь, мы сможем взаимно удовлетворить наше любопытство…

Глава 15

Opus Dei

– Только один вопрос, Петер. – Григорий залпом влил в себя бокал дорогущего престижного Camus Cuvee. – Вся эта сцена с приступом в кафе разве была театром? Если да, я хотел бы лично выразить восхищение актрисе. Я поверил!

– Ну что ты, Жорж! Уверяю тебя, приступ у Элис был самый настоящий. Она здорово испугалась сначала его, а потом – тебя. Всё остальное, включая мой приезд и приглашение в гости, чистая импровизация. Её задача – наблюдать издалека и сообщать исключительно о ваших внеслужебных контактах.

– И какую организацию представляет юная Элис?

– Жорж! У тебя острый аналитический ум. Не разочаровывай меня! Ну каким организациям взбредёт в голову отправлять девчонку приглядывать за профессиональным военным?! Нет, это моя личная инициатива.

– А смысл?

– Пока не знаю. Всё зависит от дальнейшего хода нашего разговора.

– У меня есть право выбирать варианты?

– О! Не будь так пессимистичен! Даже если тебя съели, всё равно есть два выхода!

– Звучит романтично. И с чего начнём?

– Раз я инициатор, то с моего рассказа. Уверен, что смогу внести некоторые свежие краски в ваши сухие рапорты и боевые донесения из командировки на Балканы.

Распутин опустил голову, поиграв желваками, осторожно, будто боясь разбить, поставил бокал на стол, медленно поднял глаза и неожиданно улыбнулся, приняв для себя какое-то решение.

– Ходи, Петер! – крикнул он снизу вверх, засунув руки в карманы брюк.

– Не понял…

– Это как в шахматах. Играющий белыми ходит первым.

– Спасибо, сразу не сообразил… Итак, боснийский театр военных действий тянулся по ущельям и лесистым горам на сотни километров. У воюющих сторон не хватало сил на сплошную линию фронта, поэтому они создали очаговую оборону с нейтральными полосами до нескольких километров. Ваш легион ввели на такую ничейную территорию, обязав пресекать мародёрство и препятствовать боестолкновениям, уничтожать диверсантов и снайперов конфликтующих сторон. Ваша с Василием антиснайперская пара очень скоро оказалась одной из лучших по выявлению засад, скрытых позиций и пресечению диверсий на линии разграничения. Если не ошибаюсь, больше двадцати успешных операций?

– Двадцать восемь.

Распутин запрокинул голову и прикрыл глаза, вспоминая те дни. Он сделал первый лёгкий, прогулочный шаг к лестнице на второй этаж.

Дальберг кивнул, отсалютовал Григорию бокалом и, сделав глоток, поставил его на перила. Из внутреннего кармана он вытащил увесистый блокнот, откинул закладку и скользнул глазами по странице.

– Тут появляется первая странность, не замеченная вашим командованием. Почти девяносто процентов времени вы работали на мусульманской линии разграничения и наколотили там почти три десятка аборигенов, а в редкие дни патрулирования сербской линии урон оказался почти нулевой… Мне даже интересно: чем же вам не угодил этот единственный сербский снайпер, которого вы ликвидировали?

– Мародёрство, – коротко ответил Распутин, ставя ногу на первую ступеньку изящной дубовой лестницы.

– Допустим, – не стал спорить Петер. – Почти два отделения санджакли, спецназа боснийских мусульман, вы тоже поймали на мародёрстве?

– Именно так!

Ещё шаг, ещё одна ступенька. До второго этажа библиотеки их осталось не больше десятка.

– Но почему их обязательно надо было всех убивать? Может, стоило просто арестовать и доставить в расположение?

– Как ты себе представляешь арест двумя легионерами двух десятков укуренных, обдолбанных и вооружённых до зубов уродов?

Ещё несколько шагов вверх. Удивительная лестница: совсем не новая, а ни одной трещинки в лакированном дереве, ни единого скрипа. Дальберг, увлечённый своими записями, не обращал никакого внимания на перемещения Распутина.

– Не спорю. Но, может, стоило взять в плен хотя бы их командира с адъютантом?..

– Они пытались прорваться, прикрываясь мирными жителями…

– Мирными сербами, ты хотел сказать?

– А какая разница?

– Для меня – никакой. Я вообще не различаю этих балканских туземцев. Но для вас, наверно, разница существует, вы же отказались сопровождать по сербскому анклаву автобус с мирными хорватами.

– Только потому, что у них под сиденьями находились оружие и боеприпасы.

– А так ли важно, что у них было под сиденьями? Там ехали некомбатанты. Женщины, дети. Ты хочешь сказать, если бы в багаже вы нашли оливковые ветви, то согласились бы?

– Безусловно!

Последняя ступенька. До Дальберга осталось метра три, но между ними – письменный стол и кресло. Надо обходить.

– Вы не побоялись нарушить приказ командира американских «морских котиков»?

– Нет, я предложил ему разгрузить транспортное средство от посторонних вещей, и он сам отстранил меня от дальнейшей операции.

– Really? Какой-то прокол у меня с информацией… Ок. Ты не устал?

– Наоборот, только раззадорился, – натянуто улыбнулся Распутин и не спеша двинулся в сторону Дальберга, разглядывая с деланым, наигранным интересом корешки книг и легко касаясь обложек фолиантов.

– У Велебита, там, где сербы оказали упорное сопротивление, по команде американского главнокомандующего Роджера Коэна легион пропустил подкрепления хорватов, и только на твоём блокпосту возникла досадная заминка, едва не приведшая к катастрофе хорватских штурмовых подразделений.

– В тот день с самого утра была отвратительная связь, поэтому я и потребовал письменный приказ…

– Допустим, но когда к сербам шло подкрепление…

– Я его тоже не пропустил…

– Да, всё верно. Но после разговора с тобой тет-а-тет командир сербского отряда провёл своих людей по горам под носом вашего блокпоста, и вы даже не соизволили сообщить об этом по команде.

– Ни я, ни другие легионеры ничего не видели. Зелёнка мешала!..

– Прекрасно!.. А что вы делали на сербской территории, аж в семи километрах от линии разграничения и вашей зоны ответственности?

– Преследовали сербского снайпера, повышали результативность работы…

– И конечно же, совершенно случайно наткнулись на охотников?

– Так ты называешь тех, кто, заплатив три тысячи долларов, приглашался для участия в сафари на людей?[23 - Исторический факт: во время войны в Боснии лондонское турагентство, специализирующееся на VIP-персонах, устраивало «Каникулы-сафари». Подразумевалась настоящая охота на людей. Неделя «сафари» стоила всего 2700 долларов. Любители летели в Мюнхен, оттуда их доставляли в Загреб, а потом – в «мягкую» зону военных действий, где они становились членами Хорватской интербригады. Наёмникам-убийцам выдавалось оружие, им разрешалось беспрепятственно фотографироваться над трупами сербов, убивать, насиловать. В основном в Хорватию приезжали немцы, голландцы, англичане, американцы, датчане, венгры, многие носили форму вермахта и СС.]

– На людей? Ты имеешь в виду сербов?

– А «охотники» насиловали и убивали кого-то ещё? Может, немцев или французов?

– У нас разное представление… Впрочем, это неважно… Итак, вы уничтожили всех охотников до единого, двенадцать человек, не поинтересовавшись, кто перед вами…

– Они не представились – это раз, палить начали первыми – это два, мы защищались – это три…

– Да читал я ваши рапорты… Но осмотр места происшествия говорит о грамотной засаде, а не о случайном боестолкновении… Наконец, контрольные выстрелы…

Дальберг оглянулся через плечо на Распутина, оказавшегося позади, и снисходительно улыбнулся, как делают это взрослые в ответ на оправдание школяра «варенье съел не я, а канарейка».

– Мне добавить нечего, – отвёл глаза Распутин.

– Мне тоже. – Дальберг кивнул, опять повернулся спиной к Григорию и закрыл блокнот, пряча записи во внутренний карман пиджака. – Остался всего один вопрос… Вы действовали самостоятельно или по чьему-то поручению?

Григорий шагнул вперёд, сокращая дистанцию, положил левую кисть на гнутую спинку стула и чуть нагнул его, чтобы удобнее перехватить за ножку правой рукой.

– Это что-то меняет?

– Всё и кардинально! – ответил Дальберг.

Не сделав ни одного движения и лишь втянув голову в плечи, он слегка подался вперёд, будто разглядывая что-то на первом этаже.

– Мне очень хотелось бы спрятаться за чью-то спину, но нет, – отрезал Распутин, наклоняясь, чтобы поухватистее принять ножку стула.

– Вот и мне так показалось, – задумчиво пробормотал Петер не оборачиваясь. – Одна совсем маленькая ремарка. Прежде чем ты огреешь меня этим деревянным раритетом, хочу предупредить… Глупые решения принимаются просто, быстро и без обоснований! А их исправление – это сложно, долго, дорого и требует огромного расхода нервов и энергозатрат! Мёртвый я для тебя буду лишней и вечной головной болью. А тебе не хватает существующих проблем?

Распутин застыл как вкопанный.

– Ты умеешь читать чужие мысли?

– Все твои мысли нарисованы у тебя на лице. И все они входят в перечень рисков, учтённых мной при принятии решения пригласить тебя к себе домой. Ты что, действительно не можешь сложить два и два? Ведь те же вопросы, что я тебе только что задавал, можно было выяснить в жандармерии… Или вообще не выяснять, ведь ответы на них знаем мы оба. Так зачем попусту терять время?

– Кто ты такой и что тебе нужно?

– Вот это правильно, Жорж! И я готов ответить. Только давай освободим руки от лишних предметов, спустимся вниз, сядем к камину, выпьем по тридцать граммов Camus Cuvee и успокоимся, а то у меня уже кисть затекла.

Произнося последние слова, Дальберг медленно повернулся к Распутину, обнажив в правой руке плоский воронёный SIG Sauer P230, а напротив Григорий увидел такого нелепого себя. В огромном тёмном окне библиотеки, как в зеркале, отражались все Гришины манёвры.

* * *

– Сразу хочу расставить все точки над «и», – положив ноги на подставку перед камином и смакуя коньяк, медленно проговорил Дальберг, – и пояснить, как и когда ты оказался в центре моего внимания. Дело в том, что вы ликвидировали не толпу экзотически развлекающихся филистёров, а высокопоставленных сановников ордена Opus Dei во главе с командиром папских гвардейцев Алоизом Эстерманом и его любовником – капралом гвардии Седриком Торнеем. Они под видом «туристов» привезли хорватам очередную партию оружия, которая исчезла бесследно…[24 - На самом деле иезуиты пристрелили Алоиза Эстермана, его жену и Седрика Торнея 4 мая 1998 года.]

– Я не знаю такого ордена, – поморщился Распутин. – Кто это?

– Враги, – коротко и бесстрастно ответил Дальберг, глядя на свет в бокал, – жестокие и беспощадные. Сектанты и убийцы, дорвавшиеся до власти, а потому вдвойне опасные.

– И кого они убили? До какой власти дорвались?

– Тебе, интересующемуся историей России, может быть интересен такой факт. Орден, возникший в Испании в качестве главной опоры генерала Франко, имел несколько своих представителей в правительстве мятежников и охотился за военными специалистами из СССР. Первые русские погибли от рук ордена ещё в тысяча девятьсот тридцать шестом под Мадридом. Позже Opus Dei был главным инициатором и организатором отправки испанской «Голубой дивизии» на Восточный фронт под Ленинград. Ну а последняя советская жертва – это посол Православной церкви в Ватикане митрополит Никодим, выпивший вместо папы Иоанна Павла Первого предназначавшийся для него кофе с ядом.

– Самого папу удалось спасти?..

– Нет! Орден, приняв решение, никогда не меняет его. Иоанн Павел Первый был найден мёртвым в своей постели через месяц… Следующей жертвой стал кардинал Джованни Бенелли, яростный противник возвышения Opus Dei. Он, как и митрополит Никодим, и Иоанн Павел Первый, тоже внезапно скончался от сердечного приступа через месяц после присвоения ордену статуса личной прелатуры…

– Личная прелатура? Это что?

– Особо привилегированное экстерриториальное положение с подчинением лично папе, чего никогда не имели даже иезуиты, – в сердцах бросил Дальберг и осёкся, наткнувшись на насмешливый взгляд Распутина.

– Так вот в чём дело… Один орден отодвинул другой от власти…